Читать книгу "Вест-Индия - Михаил Ахманов"

– Не-а. – Петрович сел на пенек, вытащил сигареты, закурил. – Ночевать я тут не буду, а ежели чаем угостишь, не откажусь. Тут ручеек под холмиком… Сбегай за водой, а я костерок разложу.

Когда Серов вернулся, костер уже пылал. Они заварили чай, открыли банку сгущенки и еще две, с мясными консервами, поели, глядя, как солнце медленно плывет вниз над горным хребтом. Прилегли на теплой земле у костра.

– Что ночевать-то не хочешь? – спросил Серов. – Палатка у меня большая.

– Зато место хреновое. Дело твое, Андрюха, кто деньги платит, тот и барин, но шкандыбать сюды на прогулки я бы не стал.

– Почему?

– А ты послухай… послухай, говорю… Птиц слышишь? Или каких жуков?

Серов прислушался и покачал головой. Тишина и правда царила мертвая, только шелестели время от времени на ветру деревья.

– Во! – сказал Миньков, многозначительно поднимая палец. – Ни птиц тут, ни зверья, ни пчелки завалящей… Карабинчик ты зря с собой прихватил, не бродят тут мишки. Во всей округе пустота.

Они помолчали, потом Серов, сунув в огонь пару сухих ветвей, спросил снова:

– Водил сюда многих, Петрович?

– Нынешний год ты второй. Приезжал из ваших краев, из Москвы, мужик, богатый, важный… Одно слово – бис-мес-мент! Меня подрядил да Кольку Лохмача. Колька с ним тут остался, прислужником – костер жечь, воду таскать, жратву готовить… Видишь, вон проплешина? Так это их кострище. А палатку ставили под той ольхой, где земля помягше.

Серов встрепенулся:

– А где этот Колька теперь? Ничего с ним не случилось? Такого, знаешь ли, странного?

– Что с ним будет!.. Пьянь и рвань! Насосется, влезет в драку, морду разобьют, вот и все тебе странное. Страньше этого с ним не бывает.

– Того москвича богатого не Константином Николаевичем звали? Добужинский по фамилии?

– Он, – кивнул Петрович. – Знакомец твой?

– Да. – В подробности Серов не пожелал вдаваться. – Но ты ведь не только с ним сюда ездил? Были и другие любопытные?

– Были, как не быть! Лет шесть али семь назад целая команда, парни и бабенка с ними… И до них были, и после них, но по одному, как ты, либо по двое. В девяносто девятом… – Петрович задумчиво потер небритую щеку, – нет, в девяносто восьмом еще команда подвалила, четверо, с Нижнего Новгорода, кажись. Но этих не я возил, эти вертушку нанимали. Сурьезные мужики! Всякой радиотехники навезли – двадцать ящиков! Васька-вертолетчик говорил, мерить тут что-то собирались.

Серов приподнялся, сел, скрестив ноги.

– Вот что, Петрович… Ты заработать хочешь? Вздрогнув, Миньков подозрительно уставился на него:

– Кто ж не хочет… Я не пьянчужка Лохмач, у меня семейство есть, и всякая деньга не лишняя… Только я тут не останусь, хоть озолоти! Не останусь, паря!

– Да я не о том, – сказал Серов, с досадой махнув рукой. – Ты мне список составь, кого сюда водил. Имя, фамилия, из какого города… в общем, все, что припомнишь. С Васькой-вертолетчиком потолкуй о тех четверых из Нижнего… Десять баксов за голову плачу. Согласен?

– Ну! – Петрович расслабился. – Список – это можно. Это, брат, другое дело. Сам я не мастак писать, однако продиктую, а Ксюшка, дочка моя, запишет. Память-то у меня хорошая… И с Василием потолкую. А делиться с ним надо?

– Не надо. Хочешь, так пива ему поставь. Пиши список, только по-честному, лишнего не сочиняй.

Кивнув, Миньков поднялся и направился к вездеходу. Чихнул двигатель, потом взревел, машина развернулась и, набирая скорость, покатилась с пригорка. Серов, повернувшись к ней спиной, неторопливо распаковал палатку, вытащил спальник и занялся обустройством лагеря. К тому времени, когда солнце скрылось за горами, палатка уже стояла, имущество было разложено по карманам, у костра громоздилась куча хвороста, а в котелке булькало варево, тушенка с пшенной кашей. Осмотрев карабин, Серов пальнул в воздух, убедился, что оружие в порядке, и сунул его под рюкзак, рядом со спальником. Место, может, и безлюдное, ни зверей, ни птиц, но береженого Бог бережет…

Он поужинал, залез в палатку и уснул.

* * *

Утром, при ярком свете, Серов больше часа осматривал вершину пригорка. Место тут было слегка возвышенное, около воды и ольшаника с сухостоем, по всем параметрам пригодное для лагеря, конечная точка автомобильного маршрута, дальше которой проехать нельзя. Тут, вероятно, все и останавливались, не исключая прибывших вертолетом нижегородцев, от которых остались в кустах обрезки проводов, разбитый амперметр и кучка старых батареек. Еще Серов обнаружил десяток ржавых консервных банок, бутылку из-под водки «Сибирская», дюралевый колышек от палатки и полусгнившие газетные обрывки. Все это, как и темные проплешины кострищ и вырубленный кое-где ольшаник, было явным доказательством того, что сопку Крутую посещали, посещают и, вероятно, будут посещать.

Природа людская полна противоречий, думал Серов, шаря под кустами и в жухлой траве. Кто в Бога верует, кто в пришельцев, кто в Атлантиду или Шамбалу, а расскажи им про эти исчезновения – засмеют! Где это видано, чтоб человек растаял без следа! И почему? Лишь потому, что побывал в определенном месте, здесь, у этой сопки, или, положим, в Перми, в норвежских горах и прочей глухомани, куда не всякий забредет! Может, одни идиоты и забредают? Генетический дефект у них такой, а аномальная зона с ним резонирует, и в результате – пафф! – и нет придурка. Вот Колька Лохмач, нормальный парень, пьянь да рвань, и с ним ничего плохого не случилось, кроме битой морды… Хотя не факт; сейчас не случилось, но может случиться в будущем.

Серов пожал плечами, прихватил карабин и флягу с водой и начал спускаться с пригорка. Местность между ним и сопкой поросла корявыми деревьями и для любого транспорта была совершенно недоступной. Имелись тут овраги и большие камни, торчавшие из земли, скользкие предательские откосы, покрытые гниющей листвой, ямы и упавшие деревья, но в общем и целом для человека молодого и в хорошей форме неодолимых препятствий не было. Пробираясь этой чащобой, Серов то и дело узнавал ориентиры, описанные Елисеевым, – приметный валун, похожий на моржа, ручей в глубоком овраге, холм с расщепленным стволом сосны, плоскую каменную плиту, похожую на надгробье могилы почившего великана. Чувствовал он себя отлично, никаких вредоносных вирусов или иных феноменов не замечал и одолел нелегкий путь за два часа. Если что тут и казалось странным, так это тишина, какой не бывает в лесу, а тем более в дикой местности, свободной от дорог, заводов и домов. Тишина Серову была неприятна; повоевав в Чечне, он относился к ней с подозрением.

Ничего плохого, однако, не произошло, и, выбравшись из чащи, он поднялся по крутому косогору прямо к скалам. Две из них выдавались вперед, точно пара столбов, подпирающих сопку; над ними нависал карниз, склон горы между скалами был гладким и отвесным, так что все образование в самом деле напоминало гигантские врата. Ровная площадка под ними носила следы человеческого присутствия: тут валялись раздавленная пластиковая бутыль, рваная подметка и две пустые банки из-под краски. На темной каменной поверхности виднелась надпись: «Понедельник, Кадинов, Штильмарк, Ковальская, Таншара, Елисеев, 1995 год». Взглянув на нее, Серов с неодобрением покачал головой и буркнул: