Читать книгу "Лилит - Джордж Макдональд"

– Ты же знаешь, муж мой, – ответила она, – мы можем что-то дать ему, только если он попросит.

Она повернула ко мне свое восковое лицо с сияющими глазами.

– Будьте добры, дайте мне что-нибудь поесть, миссис Рэйвен, – сказал я, – и что-нибудь, на ваш выбор, утолить жажду.

– Стократ возрастет ваша жажда, прежде чем вы получите то, что сможет ее утолить, – ответила она. – Но я с радостью предложу вам что могу.

Она подошла к буфету у стены, достала из него хлеб и вино и поставила их на стол.

Мы приступили к роскошному пиршеству, и мне показалось, что хлеб и вино утоляют больше, чем голод и жажду. Тревога и стеснение прошли, и их место заняло ожидание.

На меня напала сонливость, и я впервые почувствовал усталость.

– Я не заслужил ни пищи, ни отдыха, мистер Рэйвен, – сказал я. – Но вы щедро одарили меня одним, и я надеюсь, не откажете мне и во втором, ибо я чрезвычайно в этом нуждаюсь.

– Сон слишком прекрасен для того, чтобы его когда-нибудь можно было заслужить, – сказал могильщик, – он должен быть дан и принят по мере необходимости. Но было бы опасно использовать этот дом, как постоялый двор на полпути, то есть всего лишь для ночного отдыха.

Пока он говорил это, дикого вида черная кошечка вскочила ему на колени. Он пошлепал ее так, как шлепают маленьких детей, когда хотят отправить их спать: мне показалось, будто бы он прихлопывал свежую землю на могиле, нежно, словно мурлыкая колыбельную.

– Вот одна из котят Мары, – сказал он жене. – Не дашь ли ей что-нибудь? И гони ее, Мара, верно, ее ищет!

Женщина осторожно взяла кошечку, дала ей маленький кусочек хлеба и вместе с ним вынесла ее наружу, прикрыв за собой дверь.

– Чем я могу ответить на ваше гостеприимство? – спросил я.

– Принять его полностью, – ответил он.

– Я не понимаю.

– В этом доме никто сам не просыпается.

– Почему?

– Потому что никто и нигде не может разбудить сам себя. Вы не можете разбудить себя, так же, как вы не можете сами себя создать.

– Тогда, может быть, вы или миссис Рэйвен, разбудите меня? – сказал я, по-прежнему ничего не понимая, но снова предчувствуя что-то неладное.

– Мы не можем.

– Но как же я решусь заснуть?. – воскликнул я.

– Если вы примете сон от этого дома, вы не должны волноваться о пробуждении. Вы должны отправиться спать охотно, основательно и навсегда.

Мое сердце ушло в пятки.

Могильщик сел и внимательно посмотрел на меня. Его глаза будто бы говорили: «Вы не доверяете мне?» Я выдержал его взгляд и ответил:

– Я вам верю.

– Тогда идемте, – сказал он, – я покажу вам ваше ложе.

Когда мы поднялись, вошла женщина. Она взяла свечу, повернулась к внутренней двери и повела нас. Я пошел за ней, а могильщик – за нами.

Глава 7КЛАДБИЩЕ

Холодный воздух (будто дом был ледяным) встретил нас на пороге. Дверь захлопнулась за нами. Могильщик сказал жене что-то, что заставило ее повернуться к нам. Какая перемена произошла с ней! Будто великолепие ее глаз выросло настолько, что взгляду было не удержать его в себе. Упоенные ее спокойствием, они лучились очарованием, как глаза Беатриче над белой розой искупления. Они были живым источником бесконечного света самой жизни, вечной, бессмертной. Даже ее руки светились белым сиянием, каждый ноготок мерцал, как лунный камень. Ее красота была всепоглощающей, и я даже был рад, когда она наконец от меня отвернулась.

Но свет свечи был так слаб, что поначалу я не мог ничего увидеть там, куда мы попали. Чуть погодя, однако, свет упал на нечто мерцающее и слегка приподнятое над полом. Что это, ложе? Неужели что-то живое может спать в этом мертвенном холоде? Тогда понятно, почему оно не может себя разбудить! Неподалеку забрезжил слабый свет, и я наконец-то рассмотрел неясные контуры тех, что были вокруг нас.

Несколько шагов отделяли нас от первого – под простыней просматривались человеческие очертания. Он был спокоен и недвижим, но кто это был, мужчина или женщина, я не могу сказать: свет будто избегал попадать на его лицо, когда мы проходили мимо.

Вскоре я понял, что мы проходим мимо рядов возвышений, на каждом из которых, головой в проход, лежал кто-то спящий или мертвый, одетый белоснежным покровом. Мою онемевшую душу обуял благоговейный страх. Мы проходили нескончаемые возвышения ряд за рядом. Одновременно я мог видеть лишь несколько из них, но они были повсюду, терялись в дали, похоже, бескрайней. Здесь ли таится моя надежда на отдых? Должен ли я заснуть среди беспробудных, без надежды на то, что кто-то когда-то меня разбудит? Это она и есть – библиотека могильщика? А это – его книги? Честно говоря, не очень-то похожа эта спальня для мертвецов на «полдороги домой»!

– Мы навестили один из подвалов, – заметил мистер Рэйвен тихим голосом, словно опасаясь побеспокоить своих постояльцев. – Много вина здесь созревает! Но путнику здесь мрачновато! – добавил он.

– Луна восходит. Скоро она будет здесь, – сказала его жена, и в ее голосе, тихом и приятном, звучала древняя тоска долгих прощаний.

Пока она говорила, лунный свет заглянул в стенные проемы, и тысячи бликов отозвались ему белым мерцанием. Но я так и не смог разглядеть, где начало или конец возвышений. Ряды их тянулись вдаль, будто весь разъединенный прежде мир здесь решил сообща отойти ко сну. Вдоль уходящих вдаль узких проходов каждое ложе стояло особняком, и на каждом их них кто-то спал. Сначала мне показалось, что этот их сон – смерть, но вскоре я почувствовал в них что-то… Очень глубоко, но что именно – я не знаю.

Луна поднялась выше и проникла в другие проемы в стенах, но я никак не мог рассмотреть за один раз достаточное пространство, чтобы составить себе впечатление о его очертаниях; теперь оно было похоже не то на длинный церковный неф, не то на огромный сарай, построенный нарочно для этих могил. Луна казалась холоднее любой из лун, которые можно увидеть на земле в самую ледяную из ночей, и, когда ее свет попадал прямо на спящих, их белоснежные покрывала и мертвенно-бледные лица мерцали ледяным, голубоватым сиянием. Но, возможно, эти лица сами заставляли луну мерзнуть!

То, что я успел увидеть, навело меня на мысль о том, что все равны и похожи в этом братстве смерти, хотя так разнятся и характеры, и истории, запечатленные на лицах спящих. Я видел человека, умершего (хотя это и нельзя назвать смертью, но мне трудно назвать это по-другому) в расцвете сил, казалось, его темная борода течет свободным потоком от мертвенно застывшего лица, его высокий лоб был гладким, как полированный мрамор; тень боли застыла на губах, но только тень. На следующем ложе лежала девушка, весьма приятная на вид. Еще не вполне поглощенная абсолютным покоем, на ее лице была грусть разлуки, но в ее безмятежности была почти абсолютная покорность. Не было ни следов изнуряющей болезни, ни «убийственной тяготы сердечной муки», если вообще это была боль, она была зачарована сном и не собиралась просыпаться. Многие были прекрасны лишь оттого, что были исполнены покоя, некоторые из них были детьми, но я не видел ни одного подростка. Самой прекрасной была леди, чьи белые волосы (но только это) свидетельствовали о ее преклонном возрасте, когда ее застал сон. На ее лице было величавое выражение покоя, но не покорности, скорее великодушной уступки, и прочная, как устои вселенной, уверенность в том, что все произошло так, как и должно было произойти.