Читать книгу "Аут - Наталья Иртенина"

– Что, действует? – ехидно спросил Кубик.

– Проверено.

Раф положил блюдо на стул, стул придвинул к роботу, достал из куртки карманный нож.

– Давай.

Он осторожно взял мышь за мордочку и аккуратно перерезал ей шею. Кровь закапала на блюдо. Туда же Раф положил белое тельце. Снова полез в карман, вытащил настоящий лист бумаги и поджег его. Потом накрыл им мышиный труп.

– Нужно, чтобы топливо было натуральным. Масло или бумага. Горючка не годится. Запомнил? Потом сам будешь все это делать.

– Не буду, – покачал головой Кубик. Ему было жалко мышь. Живое существо.

По комнате поползла вонь горелой шерсти и плоти. Кубик закрыл нос ладонью и спешно вышел в коридор.

Пять минут он слонялся под дверью, прислушиваясь и изнывая от непонятных, но отвратительных ощущений. Наконец Раф позвал его.

– Готово. Принимай, – с гордостью показал он на оглядывающегося по сторонам робота. Вид у ожившей железки был не очень-то бравый, зато действия вполне осмысленные. Робот-уборщик запахнул свой панцирь и вежливо прогундосил:

– Благодарю вас.

Затем засосал в свои внутренние емкости для мусора обгорелую тушку и бумажный пепел. Впрыснул в воздух нейтрализатор задымления и запаха и укатил, забрав с собой воскурительное блюдо.

Кубик впечатлился. Воскрешение робота происходило по всем канонам чудосотворения и не могло не вызвать трепета. Нервического трепета, близкого к истерике или даже буйному припадку. К счастью, Кубик умел сдерживать свои бессознательные порывы.

Раф внимательно смотрел на него.

– Ничего, привыкнешь, – успокоил он Кубика. – Все привыкают. С первого раза тяжело, конечно. Тебе еще повезло, что ты здесь уже год обживаешься. А мне это показали почти сразу, как сюда попал. Меня потом по всем этажам разыскивали. Представляешь, иду с закрытыми глазами, аккуратно все углы обхожу. Без сознания! Это мне потом рассказывали. В себя пришел только в медблоке. Вот тебе и чудеса.

Кубик рассеянно покивал.

– Между прочим, – продолжал Раф. – Я чего к тебе пришел-то. Ты текущий процент по своему сектору получил?

– Сегодня не успел еще. С чучелом этим куковал. А вчерашний – восемьдесят пять. А что?

– А то. У меня сегодня девяносто четыре. У Тадика – девяносто пять. У Серого – девяносто три и восемь. Ну и так далее.

Кубик мрачнел на глазах.

– А чего ты хочешь. Высокая пластичность с самого начала в сценарии была задана. Думать же надо было.

– Надо было, – согласился Раф. – Только чего теперь жевать про это – надо было, не надо. Если до ста дойдет, мы все можем вылететь в задницу.

– А что… будет? – осторожно осведомился Кубик.

– Точно никто на знает. Потому что никогда раньше не доходило. Но предположения имеются. После сотни пойдет ускорение. Процент будет нарастать со скоростью единица в час. Это по прикидкам. Начнутся необратимые изменения. Если заснять разложение трупа в течение года, а потом прокрутить за две минуты – вот так это примерно будет со всем реалом. Он просто сбесится. Будет… как его… первобытный… первородный… хаос.

– А Конкурс? Он останется?

– Ничего не останется, – мрачно пророчествовал Раф. – Ни Конкурса, ни нас с тобой. Хорошо, если планета Земля не…тся совсем.

Кубик уселся на стол и скукожился.

– Страшно, – сказал он сипло.

– Поджилки трясутся, – поддакнул Раф.

– И это все устроили мы? В смысле – Центр?

– Ну уж нет. Лично я заламывать руки и ползать на коленях не собираюсь. Не мы же их всех лысыми неграми сделали. Народ хочет справедливости. Он ее получил. Так? Объективная самопроизвольная трансформации реала в соответствии с заданными параметрами. Ты вспомни, с чего это все началось.

– С чего?

– С зависти. Желание справедливости растет четырьмя ногами из зависти. И только одной ногой из чего-то еще.

– Да это понятно. – Кубик махнул рукой, словно муху отогнал. – Но почему же это все так… тупо? Как будто живем среди дебилов. Высшая школа сразу исчезла, ты помнишь? Как языком слизнуло… это… животное такое было… не помню название.

– Корова.

– Вот-вот. А ты заметил, что люди на улицах одеты… как страшилки на Хэллоуине?

– Одежда украшает человека. Справедливость требует, чтобы она украшала всех одинаково… или одинаково уродовала.

– Вот-вот, – повторил Кубик. – Почему же всегда выбирается минус, а не плюс? Уродство, а не наоборот? Вычитание, а не прибавление?

– Закон природы? – в шутку предположил Раф.

– Или великий принцип демократии, – серьезно ответил Кубик. – Считай: самоликвидировались – белые, молодые, красивые, слишком умные, кошки, собаки, цветущие деревья, третьего дня, кстати, не видел в воздухе ни одной «тарелки», все стали какие-то облезлые, несчастные, скучные. Глядят друг на дружку с опаской и злобой. Помнишь, две недели назад в Риме – история с инвалидами?

– Чуть весь город не стал инвалидом, – ухмыльнулся Раф.

– Хорошо хоть, локализация ареала произошла. Хоть у кого-то там мозги не протухли. А то сейчас все пересели бы на инвалидные м обили… Слушай, десять процентов за сутки – это как-то уж слишком. Или я пропустил что-то радикальное?

– Да уж. Радикальнее вряд ли бывает, – засмеялся Раф. – Я уже раскрутил эту историю до самого начала. Одна шибко ленивая беременная баба заявила, что донашивать ее пузо должен папаша ребенка, поскольку она-де свою часть отработала, пять месяцев оттаскала, теперь пусть мужик потрудится. А то, опять же, несправедливо получается.

Кубик громко и возмущенно фыркнул.

– Вот стерва. И что?

– Что, что. К сегодняшнему утру уже два десятка беременных мужиков. Тут, в Городе. Рвут и мечут. Грозятся начать убивать всех брюхатых баб. А то и не брюхатых.

– Дела-а. – Кубик качал одновременно головой и ногой. – Может, локализуется ареал как-нибудь?

– Может, и локализуется, – с сомнением сказал Раф.

– И вообще, три дня же только осталось до конца месяца. Может, не успеет до ста дойти? – Кубик умоляюще смотрел на Рафа, словно хотел, чтобы тот предоставил твердые гарантии: нет, не успеет, точно, зуб даю.

Но у Рафа гарантий не было.

– Ладно, – сказал он, пряча глаза. – Пошел я. Работать еще.

Глава 3

Дом был небольшой и расцветкой, всей своей неровной, изломанной архитектурой напоминал скорее неаккуратно наваленную гору камней, необработанных бревен, выкорчеванный пней, заросших мхом, и тому подобного лесоповального декора середины века. Построили его лет шестьдесят назад, когда в моду вошло цивилизованное отшельничество, когда в необжитых, пустынных местах вырастали мизантропические гнездышки, в которых хозяева постепенно дичали, предаваясь добродетельному пороку аут-лайфа.[1]Стилизованная маскировка и лес вокруг защищали дом от досужего любопытства, а размеры вводили в заблуждение не только местное зверье, но и пролетавшие в небе над домом глазастые «тарелки». На поверхности земли это была едва ли не хижина. Основное скрывалось под землей. Три этажа, подвал, лифт, просторные помещения, ангар, прочные стены и перекрытия из термобетона.