Читать книгу "2012. Хроники смутного времени - Евгений Зубарев"

Кошке стало скучно таращиться на меня, и она сделала круг по комнате, принюхиваясь к новым запахам, которые я принес в ее жилище.

Потом она мягко запрыгнула на мою постель и нагло улеглась там в складках портьер, включив урчательный механизм на полную мощность.

Впрочем, уже через минуту она подпрыгнула едва ли не до полотка и унеслась в спасительную темноту коридора, а я стал озираться по сторонам, пытаясь понять, откуда доносится этот грозный механический голос:

— Сюда быстро вышли!.. Я сказал, сюда быстро вышли!

— Что непонятного я сказал?.. Сюда!! Быстро!! Вышли!!

Я подошел к окну и разглядел две фары милицейского «козелка», направленные прямо на окна регистратуры. Принесло защитничков на мою задницу!

Все страхи в момент улетучились, и я выскочил в коридор, по-прежнему залитый сиреневым сиянием, быстро пробежал по вестибюлю к выходу и наконец открыл двери парадного подъезда, замерев на пороге.

— Ты кто? — снова раздался механический голос из мегафона «козелка».

— Конь в пальто! — нагло ответил я. А чего их бояться? Я трезвый, ничего не нарушаю, а они мне тут хамят среди ночи.

Невидимый в свете фар патрульный скомандовал:

— Сюда иди!

— Сам сюда иди… — Я помахал ему рукой.

— Я не понял, мужик, ты чего, охренел?! — все так же через мегафон, на всю спящую улицу, поинтересовался мент.

— Да, охренел! — согласился я и еще раз ему помахал.

Я понял или, скорее, почувствовал в голосе своего механического собеседника нотки страха перед непонятным светом в пустом доме темного сквера. Обитатель такого непонятного места не может быть не страшным. То есть я — страшный. У-у-у!

А ментов всего двое, причем один, водила, сидит за рулем и ни за что не выйдет подстраховать коллегу, потому что патрульные менты нынче пошли трусливые и хилые. Это мне и Васильев с Палычем рассказывали, да и сам я в этом убеждался не раз и не два.

— Сюда иди, мужик! — грохотал мегафон, но это было так неубедительно, что я рассмеялся во весь голос.

— Пошли на хрен, придурки! — прокричал я навстречу слепящим фарам и ушел, тщательно запирая за собой двери.

Потом я прибежал в регистратуру и выключил там свет, чтобы можно было без помех наблюдать за ментами.

Менты растерянно молчали минуты две, а потом от «козелка» отделилась невысокая тощая фигурка и осторожно направилась к парадным дверям, замирая после каждой пары шагов.

Я прыснул и вприпрыжку помчался в вестибюль. Там я затаился в сумраке двойных дверей и попробовал бесшумно отпереть замок. Это удалось, и, когда мент, отлично видимый в свете фар и сиреневом мареве УФ-ламп, подкрался к самому входу, я присел за дверью и начал тихонько отворять ее менту навстречу.

Раздался ужасающий скрип, от которого я сам зачесался во всех местах — от таких противных высоких звуков лично меня всегда начинает как-то нервно знобить.

На мента это подействовало еще круче — он вдруг замер, выудил из кобуры пистолет и сдавленным голосом спросил:

— Стой, кто идет?

— За-а-а-че-е-ем ты-ы-ы про-о-о-они-и-и-ик в мо-о-ю-ю мо-о-гилу-у-у? ? — гнусавым голосом пропел я, стараясь не высовываться — с этого мудака станется, может ведь и стрельнуть на звук…

Мент выслушал мою арию с таким выражением лица, что я сразу понял — проняло кретина до печенок. Поэтому, когда я почувствовал возле своих ног мягкое шевеление, сам чуть не помер, только уже от смеха. Я цепко схватил излишне любопытную красавицу за теплое пузо, положил себе на ладонь и тут же швырнул ее из-за распахнутых дверей навстречу менту, как в кино партизаны швыряют последнюю гранату в надвигающийся фашистский танк.

Кошка полетела в молчаливом изумлении, зато мент громко и гулко икнул в ночной тишине, после чего тут же побежал к «козелку», истерично скользя разъезжающимися ногами по влажному от росы газону.

Я услышал стук захлопывающейся двери и хриплый рев движка отъезжающей машины.

Тогда я выглянул во двор и увидел задние габариты удаляющегося на сумасшедшей скорости «козла». Я пошло загоготал, как телезритель «Аншлага», потом встал во весь рост и начал бить себя в грудь, теперь уже грозно рыча на всю улицу, как Кинг-Конг перед завтраком.

Возвращаясь к себе в регистратуру, я сожалел только об одном — ни Палыч, ни Валера в мой рассказ ни за что не поверят. Я дословно знал, что они скажут: «Вечно ты, Тошка, придумываешь всякую фигню…»

Глава четвертая

Пробуждение было нелегким. Во-первых, разлепить глаза удалось далеко не с первой попытки. Когда я наконец открыл их, мерный шум за окном подсказал мне причину повышенной сонливости — шел дождь. Не майский ливень, не порывистый шторм, а типичный скучный питерский дождик.

Во-вторых, было холодно, хотя на мне оказалось намотано сразу две портьеры, а рядом щурилась и урчала спросонок горячая, как грелка, местная ночная красавица.

Вот ведь какая терпеливая мадам — простила и пришла. Мне даже стало немного неловко за свою недавнюю выходку.

Я с трудом уговорил себя вылезти из теплого кокона и, шагая неверными ногами к раковине, с недоумением смотрел на бледно горящие лампочки так и не выключенной люстры. Сейчас в дневном, пусть и облачном, свете мои ночные страхи казались постыдной и невероятной глупостью.

Совершив утренний моцион, я отправился на экскурсию по дому. Он представлял собой типовое здание поликлиники, однако неожиданные перепланировки внутри и смелые пристройки снаружи сделали этот дом настоящим лабиринтом. Пробравшись странными фанерными коридорчиками к маршевой лестнице первого этажа, я поразился монументальности этого архитектурного изыска — лестница, длиной не менее двадцати метров, была сооружена из цельных кусков мрамора и больше подошла бы княжескому палаццо, чем обычной районной поликлинике.

Эта лестница, как и все вокруг, тоже была завалена фантастическим хламом — кипами документов, пустыми упаковками из-под лекарств, приборами неясного назначения. Штаб отступающей армии — вот какое сравнение приходило на ум в первую очередь, но для цельности этого впечатления требовался гул артиллерийской канонады, а ее не было. Поэтому казалось, что армия бежала совершенно напрасно, от вздорной, придуманной жалкими паникерами опасности.

Я поднялся на второй этаж и пошел по широкому коридору, с любопытством заглядывая в каждую дверь. Все помещения выглядели одинаково — обшарпанные голые стены, окна без штор и пол, заваленный по колено разнообразным хламом.

Там, где коридор раздваивался, разбегаясь в южное и северное крыло, я увидел то самое оборудование, за которое так переживали в Комитете здравоохранения. Это были четыре столитровых автоклава с выбитыми на дверцах датами изготовления («ЗИЛ 1975 г.») и совсем уже пожилой рентгеновский аппарат, современник Хрущева (если не Сталина). Все оборудование было сложено в отдельном углу и даже отгорожено цепочкой стульев.