Читать книгу "Итан Фром - Эдит Уортон"

Обогнув дом и осторожно ступая между залубеневшими от мороза кустами крыжовника, они подошли к кухонной двери. Если Зена знала, что они вернутся поздно, она запиралась на ночь и подсовывала ключ под половик с наружной стороны. Но Итан не торопился открывать дверь: он был еще во власти своих грез, и рука его все еще обнимала Мэтти.

— Мэтт… — начал он, сам толком не зная, что хочет сказать.

Девушка молча высвободилась; тогда он наклонился, чтобы нашарить ключ, и тут же в испуге выпрямился: ключа не было.

Они застыли у порога, растерянно вглядываясь друг в друга сквозь морозную тьму. Раньше ничего подобного не случалось.

— Может, она просто забыла? — произнесла Мэтти дрожащим шепотом, хотя оба знали, что Зена никогда ничего не забывает.

— А может, он в снег провалился, — продолжала Мэтти, после того как они с минуту постояли, напрягая слух.

— Сам по себе? Навряд ли, — так же шепотом возразил Итан. Еще одна безумная мысль пронеслась у него в голове. А вдруг на дом напали грабители? А вдруг…

Он вновь прислушался, и на этот раз ему померещилось, что изнутри донесся какой-то отдаленный звук. Тогда он нашарил в кармане спичечный коробок и, припав на колено, чиркнул спичкой, чтобы посмотреть, нет ли на снегу у дома чужих следов.

Пригнувшись к самому порогу, он краешком глаза заметил, что из-под двери пробивается слабый свет. Кто мог расхаживать ночью в доме? Потом на лестнице послышались шаги, и снова мысль о грабителях мелькнула в его мозгу. Но тут дверь отворилась, и он увидел свою жену.

Она стояла на пороге, одной рукой придерживая на плоской груди стеганое одеяло — в другой у нее была лампа, и ее высокая, угловатая фигура резко обрисовывалась е черном дверном проеме. Лампа бросала безжалостный свет на ее дряблую шею и костлявые пальцы, сжимавшие край одеяла; на голове у нее красовался венчик из папильоток, и все выступы и впадины ее остроскулого лица приобрели вдруг пугающую рельефность. Итан, который после прогулки с Мэтти еще пребывал в краю безоблачных грез, воспринял это зрелище как необыкновенно отчетливый сон, обычно предшествующий пробуждению. Он с трудом возвратился к действительности и понял, что только сейчас впервые по-настоящему увидел свою жену.

Не говоря ни слова, она посторонилась, и Мэтти с Итаном прошли в кухню; после бодрящего морозного воздуха на них дохнуло могильным холодом.

— Ты, наверно, про нас забыла, Зена, — пошутил Итан, стряхивая с сапог снег.

— Нет. Я себя погано чувствовала, не могла уснуть.

Мэтти подошла к ней, разматывая на ходу свои платки и накидки; снова мелькнула ее малиновая шаль, отсвечиваясь в ярких губах и пылавших румянцем щеках.

— Ах, Зена, бедненькая! Может, что-нибудь нужно сделать?

— Ничего мне не нужно. — Зена демонстративно отвернулась. — Снег-то мог бы и на крыльце стряхнуть, — попрекнула она мужа.

Она вышла из кухни и, задержавшись в прихожей, подняла лампу повыше, как бы освещая им обоим путь вверх по лестнице.

Итан тоже замешкался, делая вид, что никак не может найти колок, на который он вешал свою куртку и шапку. Супружеская спальня и комната Мэтти выходили на узкую лестничную площадку дверь в дверь, и сегодня ему было особенно непереносимо на глазах у Мэтти подниматься по ступенькам вслед за женой.

— Я, пожалуй, не пойду еще спать, — сказал Итан, шагнув в сторону кухни.

Зена остановилась и смерила его взглядом.

— Побойся бога — что сейчас внизу делать?

— Надо к завтрему кой-какие счета проверить.

Она еще постояла, глядя на него в упор, и не затененная щитком лампа продолжала высвечивать в мельчайших подробностях ее брюзгливое лицо, со всеми его складками и морщинами.

— В этакую-то поздноту? Да ты прозябнешь до смерти. Печка давно прогорела.

Не отвечая, он двинулся к кухонной двери — и тут ему почудилось, что Мэтти сквозь полуопущенные ресницы кинула на него быстрый предостерегающий взгляд. Еще мгновенье — и ресницы скова опустились; девушка прошла вперед и стала подниматься по лестнице.

— Что верно, то верно. Холод тут зверский, — согласился Итан. Понурив голову, он последовал за женой и наверху молча затворил за собою дверь супружеской спальни.

ГЛАВА III

На другой день Итан рано вышел из дому: на лесопилке его ждала срочная погрузка. Стояло ясное морозное утро. В безоблачном небе пламенела заря; на заснеженной опушке ближней рощицы лежали густо-синие тени. Кругом, насколько хватал глаз, тянулись сверкающие белизной поля, а на горизонте дымком стлались далекие, еле различимые полоски леса.

В этой утренней тишине, когда его мышцы были заняты привычным делом, а легкие вдыхали полной мерой целительный горный воздух, мысль Итана работала с особенной ясностью. Вчера за закрытой дверью спальни он и Зена не обменялись ни словом. Она только взяла со стула у кровати пузырек, накапала себе каких-то капель, выпила, замотала голову лоскутом желтой фланели и улеглась лицом к стене. Итан торопливо разделся и задул лампу — ему не хотелось видеть жену, ложась в постель с ней рядом. Какое-то время он еще слышал, как Мэтти ходит по комнате напротив; горевшая у нее свеча бросала слабый отблеск на площадку, и под дверью спальни виднелась узенькая полоска света. Итан не отрывал от нее глаз, пока она не погасла. Наступила полная темнота, и слышно было только свистящее дыхание Зены. Итан смутно сознавал, что ему следует о многом поразмыслить, но в его усталом мозгу и напряженных нервах сейчас жило только одно ощущение: теплое плечо Мэтти у его плеча. Почему он не поцеловал ее, когда она была так близко? Несколько часов назад такой вопрос и в голову бы ему не пришел. Да что там часов — даже несколько минут назад, когда они вдвоем стояли перед домом, он и подумать не посмел бы о том, чтобы поцеловать ее. Но чуть позже, увидев ее лицо в луче лампы, он внезапно почувствовал, что ее губы принадлежат ему.

И теперь, в прозрачном утреннем воздухе, ее лицо все еще стояло перед ним. Оно мерещилось ему и в алых отсветах зари, и в блеске нетронутого снега. Как изменилась девушка с тех пор как приехала в Старкфилд! В тот памятный день год назад, на станции, она показалась ему тщедушной и бесцветной. А как она дрожала от холода в первую зиму, когда северный ветер грозился разнести в щепки дощатые стены дома, а снежный град яростно барабанил по стеклам неплотно пригнанных окон!

Поначалу он опасался, что девушка возненавидит здешнюю тяжелую жизнь, холода и уединенность; но за все это время она ни разу не проявила недовольства. Зена объясняла это просто: поскольку Мэтти все равно деваться некуда, она волей-неволей должна делать вид, что ей тут нравится. Но Итан не удовлетворялся таким объяснением, тем более что сама Зена отнюдь не следовала этому разумному принципу.

Он испытывал к Мэтти сочувствие и жалость еще и потому, что по печальному стечению обстоятельств он как бы сделался ее опекуном. Отец Мэтти Силвер, состоявший с женой Фрома в родстве, совершил в свое время поступок небывалой решимости — он променял родные горы на Коннектикут, женился там на уроженке Стамфорда и унаследовал от своего тестя процветающее предприятие по производству медикаментов. Многочисленная родня завидовала и восторгалась, но, к несчастью, Орин Силвер, человек незаурядного размаха, умер, не успев продемонстрировать на собственном примере, что цель оправдывает средства. Ревизия его финансовой отчетности обнаружила только характер самих средств — и хорошо еще, что это произошло не до, а после пышных похорон, которые устроили главе семьи жена и дочь. Когда махинации покойного Силвера выплыли наружу, вдова не вынесла позора и скончалась, а Мэтти в двадцать лет осталась брошенной на произвол судьбы, имея за душой пятьдесят долларов, вырученных от продажи фортепьяно. Оказалось, однако, что при всех ее разнообразных дарованиях к жизни она была подготовлена недостаточно. Она умела отделать цветами шляпку, сварить из патоки карамель, прочесть с выражением «Не раздастся звон вечерний»[6]и сыграть на фортепьяно «Молитву девы»[7]или попурри из оперы «Кармен». Когда она попыталась расширить сферу своей деятельности за счет изучения стенографии и основ бухгалтерии, ее здоровье стало сдавать, а шесть месяцев, проведенные на ногах за прилавком большого магазина, окончательно его подорвали. Ближайшие родственники Мэтти, поддавшись в последние годы на уговоры ее покойного отца, доверили ему свои сбережения; и хотя после его смерти они безропотно исполняли свой христианский долг и за зло воздавали добром, давая дочери Силвера все имевшиеся у них в запасе добрые советы, ожидать от них вдобавок и материальной поддержки, разумеется, не приходилось. Но когда доктор, лечивший Зенобию Фром, порекомендовал ей подыскать кого-нибудь для помощи по хозяйству, вся родня моментально сообразила, что тут из Мэтти удастся извлечь хоть какую-то выгоду. Сама же Зена, не возлагая особых надежд на расторопность своей будущей помощницы, соблазнилась тем, что к ней можно будет вволю придираться без опасения, что та возьмет расчет. Так Мэтти попала в Старкфилд.