Читать книгу "Жизнь после жизни - Кейт Аткинсон"

Солнце давно начало свой крутой подъем на небо, а они еще только выходили из дому, отягощенные ношей: малыш, корзины для пикника, пляжные шляпы, зонтики от солнца. Боцман, как уменьшенный пони, рысцой бежал рядом.

— Господи, мы как беженцы, — сказала Сильви. — Прямо Исход евреев из Египта.

— Евреев? — переспросила Бриджет, скривив свою невзрачную физиономию.

Тедди всю дорогу спал в импровизированной перевязи, пока они карабкались по ступенькам, перебираясь через каменные ограждения, и спотыкались на разбитой, иссушенной солнцем колее. Бриджет где-то зацепилась подолом за гвоздь и порвала платье, а потом стала жаловаться, что в кровь сбила ноги. Сильви подумывала снять корсет и бросить его на обочине — интересно, что подумал бы прохожий, завидев такой предмет. На нее внезапно нахлынули неуместные при ярком свете дня воспоминания о том, как Хью во время их медового месяца в Довиле высвобождал ее из шнуровки под доносившиеся из открытого окна крики чаек и быструю перебранку на французском между мужчиной и женщиной. Возвращаясь домой на пароходе, отходившем из Шербура, Сильви уже носила в себе крошечного гомункулуса, из которого впоследствии получился Морис, хотя в ту пору она еще пребывала в блаженном неведении.

— Мэм? — вывел ее из задумчивости голос Бриджет. — Миссис Тодд? Это ведь не коровы.

Они сделали остановку, чтобы полюбоваться тягловыми лошадьми Джорджа Гловера, Самсоном и Нельсоном, которые захрапели и стали трясти головами при виде незваной компании. Урсула перепугалась, но Сильви протянула каждому по яблоку, и мощные шайры бархатно-розовыми губами осторожно взяли угощение с ее ладони. Сильви сказала, что их масть называется «серая в яблоках» и что они куда красивее людей, а Памела спросила: «И детей?» — на что Сильви ответила: «Это уж точно» — и засмеялась.

Джордж был занят на уборке урожая. Заметив гостей, он широким шагом направился в их сторону.

— Мэм, — приветствовал он Сильви, сдернув с головы кепку и вытирая лоб носовым платком, красным в белый горошек.

Руки его до локтей облепили точки мякины. Волосы на руках выгорели на солнце и стали такого же цвета, как мякина.

— Жара, — сказал Джордж, хотя никто в этом не сомневался.

Он посмотрел на Сильви сквозь длинную прядь, которая вечно спадала на его прекрасные голубые глаза. Сильви вроде как зарделась.

Вдобавок к своей собственной провизии, которую составляли сэндвичи с селедочным паштетом, сэндвичи с лимонным джемом, имбирная шипучка и печенье с тмином, они положили в корзину остатки вчерашнего пирога со свининой, которые миссис Гловер послала сыну вместе с баночкой своего знаменитого овощного маринада. Печенье с тмином зачерствело, потому что Бриджет забыла убрать его в жестяную банку и на всю ночь оставила в душной кухне. «Не удивлюсь, если муравьи уже отложили в него яйца», — сказала миссис Гловер. Когда в дороге очередь дошла до этого печенья, Урсула принялась выковыривать и разглядывать бесчисленные зернышки тмина — хотела убедиться, не муравьиные ли это яйца.

Работавшие в поле крестьяне устроили перерыв на обед, подкрепляясь преимущественно хлебом, сыром и пивом. Протягивая Джорджу пирог со свининой, Бриджет вспыхнула и захихикала. Памела шепнула Урсуле, что Морис говорит, будто Бриджет втюрилась в Джорджа, хотя обе они считали, что Морис — невеликий знаток сердечных дел. Пикник решили устроить прямо у кромки жнивья. Джордж непринужденно развалился на земле, откусывая гигантские куски пирога; Бриджет не сводила с него восхищенного взгляда, словно перед ней возлежал греческий бог; Сильви занималась малышом.

Она отошла в сторону, ища укромное место, чтобы покормить Тедди. Выросшим в Мэйфере девушкам из приличных семей не к лицу присаживаться у живой изгороди, обнажая грудь. В отличие от ирландских крестьянок. Сильви добрым словом поминала пляжный домик в Корнуолле. К тому времени, когда она зашла за кусты, Тедди уже надрывался от крика и воинственно сжимал кулачки, возмущенный несправедливостью этого мира. Не успел он прильнуть к материнской груди, как Сильви, случайно подняв взгляд, заметила Джорджа Гловера, идущего прямо к ней из рощицы. А тот, завидев ее, остановился, как встревоженный олень. Вначале он застыл, а потом, приподняв кепку, выговорил:

— Жара-то не спадает, мэм.

— Да, это так, — резко бросила Сильви, а затем проводила глазами Джорджа, который поспешил в сторону запертой калитки, разрывавшей живую изгородь, что делила поле пополам, и легко перемахнул на другую сторону, как бывалый охотник через низкий плетень.

С безопасного расстояния они смотрели, как огромная жнейка с шумом пожирает пшеницу.

— Гипнотическое зрелище, правда? — сказала Бриджет, совсем недавно выучившая такие слова.

Сильви достала изящные золотые часики, предмет зависти Памелы, и ужаснулась:

— Боже, вы только посмотрите, который час, — хотя никто и не думал смотреть на циферблат. — Нужно возвращаться.

Когда они уходили, Джордж Гловер закричал: «Эй, постойте!» — и с легкостью догнал их, пробежав через поле. Он бережно нес что-то в кепке. Как оказалось, пару крольчат.

— Ой! — воскликнула Памела, едва не заплакав от восторга.

— Брошенные, — уточнил Джордж Гловер. — Посреди поля мыкались. Мать от них сбежала. Возьмите, а? Каждой по одному.

Всю дорогу Памела несла обоих крольчат в подоле фартучка, гордо выставив их перед собой, как Бриджет — чайный поднос.

— Вас не узнать, — сказал Хью, когда они устало входили в садовую калитку. — С огоньком в глазах, обласканные солнцем. Прямо как настоящие селянки.

— Не обласканные, а обожженные, — посетовала Сильви.

Садовник занимался своей работой. Звали его Старый Том («Котов так называют, — сказала Сильви. — Неужели его когда-то звали Молодой Том?»). Трудился он шесть дней в неделю, попеременно на их участке и на соседском. Соседи, семейство Коул, обращались к нему «мистер Риджли». Какое именование он предпочитал, оставалось загадкой. Дом Коулов мало чем отличался от дома Тоддов, а мистер Коул, как и Хью, служил в банке.

— Иудеи, — говорила Сильви тем же тоном, каким произносила «католики»: будто была заинтригована, но слегка сбита с толку этой экзотикой.

— По-моему, они этим не занимаются, — отвечал Хью.

Урсула только удивлялась: чем «этим»? Вот Памела, например, занималась на рояле — каждый вечер, перед ужином, бренчала гаммы, которые били по ушам.

От рождения мистер Коул носил другую фамилию, совершенно неудобоваримую — по словам его старшего сына Саймона — для английского слуха. Средний сын, Дэниел, был приятелем Мориса. Хотя их родители не дружили семьями, детям это нисколько не мешало. Саймон, «зубрила» (как отзывался о нем Морис), по понедельникам, вечерами, помогал Морису по математике. Сильви не представляла, как отблагодарить его за этот каторжный труд, — видимо, ее озадачивал еврейский вопрос.

— А вдруг они воспримут мою благодарность как оскорбление? — рассуждала она. — Если предложить ему деньги, родители, чего доброго, решат, что это намек на их пресловутую скупость. Сласти могут оказаться несовместимыми с их пищевыми ограничениями.