Читать книгу "Смотритель - Дмитрий Вересов"

* * *

Однако, несмотря на все Марусины усилия, Вырин так и не превратился в ухоженную домашнюю собаку, словно колтуны и страдающий вид были его породными признаками, избавиться от которых и не представлялось возможным. Да и удержать его дома не было никакой возможности: он бродил, где придется, как подозревала Маруся, душил где-то кур и порой пропадал на несколько дней. Однако остальное время преданнее его не было в мире существа, и после тесно проведенных с ним двух-трех дней Марусе казалось, что провела она их не с животным, а с человеком. А когда он радостно заваливался рядом с ней на диван, пристроив лобастую голову на плече, ей и вовсе, порой, становилось не по себе.

С появлением Вырина как-то неожиданно закончились старинные журналы, хотя Маруся была уверена, что ей хватит этого развлечения еще на пару лет. «Перетаскал он их куда-то, что ли? – уже не раз думала она. – Но он ведь не сука, мастерящая гнездо!» Однако, как ни старалась, никакой разгадки Маруся не нашла, а лето оказалось вдруг пустым и ничем не заполненным, ибо ведь нельзя же было в самом деле считать настоящим заполнением жизни бесконечные приключения сэра Эндрю и поездки то в Рождествено, то в Мшинскую за едой. Марусе стало скучно, и как-то ночью, чувствуя под боком костистую спину Вырина, от которой почему-то пахло пряным болотным ароматом ночной красавицы, она решила в следующий же раз последовать за ним в его таинственных путешествиях.

Отказав себе в банке растворимого кофе, которого обычно хватало на неделю, и выкроив таким образом сто рублей, она купила длиннющий брезентовый поводок и стала ждать. Разумеется, Вырин тут же начал вести архипримерную жизнь, никуда не отлучался и даже пару раз принес ей полузадушенных кротов. Но Маруся не собиралась уступать так просто и тоже стала играть в равнодушие. Наконец, одним ранним утром она каким-то нутряным женским чутьем почувствовала, как пес неслышно спрыгнул с дивана.

– Нет уж, голубчик, я с тобой! – рассмеялась Маруся, примкнула поводок и понеслась за Выриным по пустынному Бекову, напоминая себе Маргариту в злосчастную ночь.[24]

Вероятно почувствовав непреклонную Марусину волю, пес скоро как-то сбавил прыть, и за околицей они побежали уже легкой трусцой. Поле сменилось пролесками, пролески молодым борком, борок – старой мшагой; справа и слева мелькали безымянные речушки, но Вырин трусил так спокойно и уверенно, что Маруся даже не волновалась. В своих скитаниях по малым градкам Полужья она, бывало, проходила гораздо больше и по намного более худшим дорогам.

И потому сейчас, ведомая туго натянутым поводком, она могла расслабиться и просто впитывать скромную, но странно берущую за сердце красоту этих мест. Ей уже давно казалось, что именно здесь, в этих невзрачных, не имеющих четкой формы и границ пространствах лучше всего выражается русская душа – аморфная, растекающаяся, зыбкая. И это соответствие пейзажа души и пейзажа окружающего как-то успокаивало, если не сказать – завораживало. На душе ее стало легко и безмятежно, ибо уходил вечный грех, так или иначе мучающий тонкие души: грех захвата человеком природы – по праву силы. Марусе совсем не хотелось разнообразия природы только для себя, как это происходило и происходит во всех окружающих Петербург ансамблях, ей хотелось естественного слияния с природой, растворения в ней, гармонии.

И вот здесь, в забытом Богом поселке и окружающих его пустошах, она неожиданно нашла желанное. Или почти нашла. Там, за оредежскими холмами, царила над природой власть, подлинное имперское насилие, скрывающееся под личиной блеска мыслей и слов, а здесь, в бедности, еще жили созерцание и пространство, завещанные Стоглавом[25]и радонежским старцем.[26]И сейчас Маруся вдруг, как никогда, ощутила свое растворение в предрассветных туманах и серых гризайлях[27]утреннего леса.

Вырин тоже перестал тянуть, утробно вздохнул, будто с облегчением, и, миновав густой черничник с зеленым бисером будущих ягод, вывел свою полузачарованную хозяйку на высокий берег очередной речки. Склон был густо заплетен упавшими деревьями, перевитыми кустами, внизу голубели озерца незабудок, а посередине на маленьком островке мерцал огонь в окнах почти игрушечного домика, словно перенесенного сюда с гравюр двухсотлетней давности. Вокруг стояла неправдоподобная для лесного утра тишина, но в ней не было покоя, а только какой-то перехватывавший горло спазм. Маруся невольно протерла глаза и ущипнула себя за руку, но пес, быстро обернувшись, уже нырнул в гущу. Маруся, едва не упав от неожиданного рывка, тоже окунулась в зелень, еще хранившую вчерашнее тепло, и по невидимой сверху тропинке спустилась на берег.

Вырин уже брезгливо трогал лапой воду.

– Ты уверен, что… это необходимо?

Но собака вместо ответа спокойно вошла в прозрачный коричневатый поток, и вслед за ним Маруся тоже оттолкнулась от плотного прибрежного песка. Вода на удивление оказалась парной и плотной, как в море.

Глава 3

С появлением Сирина Павлов неожиданно оказался в центре внимания гораздо большего числа народу, чем ему того хотелось бы. Откуда ни возьмись появились всевозможные знатоки, стали агитировать его вступить в члены всевозможных собачьих клубов, въедливые собачники приставали прямо на улицах, и даже продавщицы собственных шуб теперь буквально повисали на нем с бесконечными расспросами о «прелестной собачке» и таскали для передачи всякую ерунду, вроде псевдокостей. Не восторгалась одна только Ольга, встреченная Павловым почти случайно в парке неподалеку от ее дома. Она оценивающе оглядела пса и, пробурчав про сомнительный постав и еще что-то маловразумительное, вдруг хмыкнула:

– Слишком много… виртуозности, скажем так. И эта надменная насмешечка над клыками. Но главное… – Ольга посмотрела прямо в глаза растерявшемуся Павлову, – души в нем нет.

– Но это же собака! – промямлил он.

– Вот именно, – уже равнодушно подтвердила Ольга. – Смотри, будь поосторожней с ним. Ночью тебя же, благодетеля, придушит и красиво уйдет.

«Нет, она все-таки немного сумасшедшая, несмотря на все свои таланты!» – вздохнул про себя Павлов и ревниво погладил мраморную, воистину античную, голову пса.

А через день после этого идиотского разговора Сирин исчез. Причем исчез совершенно необъяснимо. Быстро привыкнув, что собака не отстает от него ни на шаг, Павлов спокойно ходил с Сириным без поводка – и всегда пес ровно бежал чуть впереди него. В тот же раз Павлов едва успел свернуть с улицы Социалистической на улицу Правды, как через пять секунд, едва только обогнул полуподвальный магазинчик, Павлов вдруг заметил, что собаки нигде не видно.