Читать книгу "Посох царя Московии - Виталий Гладкий"

— Сэр… — как попугай, повторил Бомелиус, полумертвый от страха.

Следующий документ заставил Френсиса Уолсингема мгновенно вспотеть. Перед ним лежало письмо, написанное его непосредственным начальником сэром Сесилом! Это было прошение от имени жены Бомелиуса, направленное в медицинскую Коллегию. Сэр Сесил просил освободить доктора из тюрьмы, мотивируя тем, что Бомелиус уже возместил ущерб королеве за нарушение закона. Однако Коллегия присудила Бомелиусу штраф и запретила дальнейшую медицинскую практику. Штраф не был выплачен, и Бомелиус остался за решеткой.

Что все это значит? Каким боком жена лекаря-шарлатана, недоучки, соотносится с королевским секретарем? Неужто родственница? Но тогда возникает вопрос, почему сэр Сесил не дал ей денег взаймы, чтобы заплатить штраф. Впрочем, 35 фунтов — это огромная сумма. А сэр Сесил почти всегда пребывает в стесненных обстоятельствах.

Интересно, чем это Бомелиус так досадил главе Коллегии, что тот наложил на него такие серьезные санкции? Чтобы долго не мудрствовать, Уолсингем так прямо и спросил Бомелиуса.

— Видите ли… э-э… сэр, я составил для главы Коллегии персональный гороскоп…

— Так вы еще и астролог?

— Да, сэр… балуюсь иногда.

— Ну и что там с этим гороскопом? Похоже, «факир был пьян и фокус не удался». Вам не удалось обмануть своего коллегу. Не так ли?

— Совершенно наоборот, сэр. Все вышло, как я и предсказывал. Это меня и сгубило.

— То есть?..

— Расположение звезд указывало на то, что у главы Коллегии будут какие-то неприятности в семье. Он не поверил мне… Увы, к несчастью, я оказался прав.

— По-моему, глава Лондонской медицинской коллегии до сих пор живет и здравствует…

— Да, сэр, все верно. Но проблема заключалась в том, что с некоторых пор у него выросли рога.

— Рога?.. — Уолсингем сначала с недоумением уставился на хитрую физиономию пройдохи Бомелиуса, который постепенно обретал душевное равновесие, а затем, запрокинув голову назад, громко и безудержно расхохотался.

Смеялись все: Уолсингем, надзиратель, Бомелиус (он лишь робко хихикал) и даже глухонемой палач — за компанию, чтобы потрафить начальству. Наконец Уолсингем сделал над собой усилие, достал кружевной платок, смахнул набежавшую слезу-смешинку и сразу сделался очень серьезным.

— Оставьте нас, — приказал он тюремному надзирателю; тот послушно вышел, плотно притворив за собой тяжелую дубовую дверь пыточной. — А скажите, любезный, кем приходится вам или вашей жене сэр Уильям Сесил, государственный секретарь?

Этот вопрос для Уолсингема неожиданно стал самым главным. Если сэр Сесил и этот лекарь-шарлатан родственники, тогда весь его великолепный план по внедрению агента тайной королевской службы в ближайшее окружение царя московитов можно считать безвременно усопшим. Ведь Уолсингем не получил санкцию своего начальника на вовлечение в смертельно опасную интригу Бомелиуса. Но откуда он мог знать?!

«Дьявол!..» — Уолсингем выругался в мыслях длинно, виртуозно и грубо, как настоящий пират. Несмотря на всю свою ученость и приличное воспитание, помощник начальника тайной службы мог вращаться практически в любых слоях английского общества. Он с детства обладал даром мимикрии. Иногда Уолсингем, переодевшись моряком или кокни[25]прогуливался по Лондону, заходя в пабы[26], чтобы из первых уст узнать новости и тайны, от которых нередко зависели судьбы и даже жизни многих людей.

— Простите, сэр, но ни я, ни моя жена не имели чести…

— Тогда как объяснить, что сэр Сесил хлопочет за вас перед Коллегией? Или вы тоже составили ему гороскоп? — В последней фразе Уолсингема явственно прозвучала насмешка.

— Что вы, сэр! Как можно. Где я, а где секретарь ее королевского высочества… — Тут Бомелиус поднял свои бегающие глазки к закопченному потолку пыточной.

— И все-таки. Говорите правду, черт вас дери! — Слова Уолсингема прозвучали как удар хлыстом по обнаженной спине узника.

Палач был глухим и немым, но не слепым. Заметив, как грозно нахмурился Уолсингем, он начал деловито ворошить тлеющие угли, чем снова довел бедного лекаря до состояния панического ужаса.

— Да-да, конечно… только правду… и ничего более… — заторопился Бомелиус. — Я точно не знаю, — ведь мы с женой не виделись со дня моего ареста, — но мне кажется, что нам помогла госпожа Бертье, урожденная баронесса Виллоуби де Эресби. Это она находится в родстве с государственным секретарем.

— Что вас связывает с госпожой Бертье?

— Это старая история… Дело в том, что мой отец, преподобный Генри Бомелиус, крестил Перегрина, сына супружеской четы Бертье. Это когда мы жили в Вестфалии. Мальчик был очень слаб, и все думали, что он не выживет. Положение было безвыходным, безнадежным, и тогда я рискнул применить свои, тогда еще совсем скромные, познания в медицине… Наверное, Господь сжалился над Перегрином… Нынче он жив и вполне здоров.

«Оказывается, этот лекарь-недоучка не такой уж и шарлатан… — с удивлением подумал Уолсингем. — Судя по всему, он говорит правду насчет младенца Перегрина и четы Бертье. Что касается сэра Сесила, то с его стороны, похоже, никаких препятствий не предвидится. Он всего лишь оказал любезность баронессе. Выходит, не так уж я был и неправ в своих умозаключениях… Посол московитов должен вернуться домой с новым лейб-медикусом для царя Иоанна Васильевича! Дело остается за малым: сначала лишить Бомелиуса всех надежд на медицинскую практику в просвещенной Европе, а затем принудить его уехать в холодную варварскую Московию. Но и это еще полдела. Нужно каким-то образом представить Бомелиуса русскому посланнику, расписав его медицинские таланты в превосходных степенях. Думаю, что уговорить, а тем более обвести вокруг пальца подозрительного и недоверчивого московита будет непросто…»

Уолсингему было известно, что как раз в это время в Лондоне находится посольство московитов во главе с Андреем Совиным. Посланник имел поручение заключить русско-английский союзнический договор, одним из главных пунктов которого была гарантия убежища в случае необходимости для царя в Англии и для королевы в России.

Однако, судя по некоторым фразам, нечаянно (или как бы нечаянно) оброненным сэром Сесилом в разговорах с Уолсингемом, королева Елизавета не хотела связывать себя союзническими обязательствами, хотя и не прочь была подсобить Московии в некоторых вопросах военного характера. (Например, поставить огнестрельное оружие.) Это значило, что миссия Совина должна закончиться полным фиаско.