Читать книгу "Знакомство категории X - Дидье ван Ковелер"

Мы «гребем» еще минут пятнадцать, потом переходим к серьезным вещам: от тренажера к тренажеру он подробно объясняет, какие мышцы и на каком снаряде мне стоит подкачать, чтобы выдерживать дистанцию, почти не уставая. Я все записываю на листок. После тренировки мы отправляемся в сауну и, приподняв себе яйца, он мне объясняет секрет порнопрофессионалов: все дело в лобково-копчиковой мышце.

— Это и есть тот самый сервотормоз. Так ты сдерживаешь выброс семени. Когда ты уже готов вот-вот выстрелить, тебе нужно всего лишь напрячь эту мышцу, чтобы остановить семяизвержение: вена пережимается, член остается твердым, а сперма отливает. Короче, техника волчка. Хорошо натренировавшись, ты можешь делать так, чтобы он поднимался и опускался без устали шесть часов подряд, ты при этом не устаешь, а в качестве премии получаешь всякий раз сухой мини-оргазм в тот момент, когда ты в очередной раз посылаешь лифт вниз. Еще один плюс: когда ты наконец разряжаешься, твой мочевой канал меньше устает, потому что ты его уже давно подготовил к приему спермы: это позволяет тебе быстрей восстановиться. Смотри.

Он показывает мне нужное движение, чтобы я научился напрягать ту самую мышцу. Подогнув ноги, втянув шею и скрючившись, он каждые три секунды одновременно сжимает ягодицы и поднимает плечи, словно чистит забившийся слив раковины.

— Можешь смеяться надо мной, но ты мне еще спасибо скажешь. Присоединишься к нам сегодня вечером? У Мелоди будет групповушка, девочки со съемок: сможешь потренироваться…

Как бы ненароком я спрашиваю, придет ли Талья.

— Талья там не бывает. На площадке ее могут отпользовать с десяток мужиков, но, если в баре какой-нибудь парень начнет к ней клеиться, предлагая за ночь в три раза больше, чем она зарабатывает за эпизод, она ему скажет, что она не шлюха. Девушка со странностями.

Под задницей, где-то в полотенце, у него начинает звонить мобильник. Он наклоняется, ищет телефон и ругается, что и пяти минут не могут его оставить в покое, отвечает и сразу же смягчается, похоже, это снова какой-то кастинг.

Я встаю, сделав вид, что не хочу его беспокоить, одеваюсь и выхожу на вечернюю улицу с чувством легкого беспокойства, причину которого понимаю, пройдя метров пятьсот-шестьсот и оказавшись под часами. Команда только что вышла на стадион в Мадриде. Если не удастся сыграть вничью, окажемся в подвале таблицы. Обычно в этот самый момент в день игры я все бросаю и собираюсь с мыслями. Впервые за последние девять месяцев мне на это наплевать.

* * *

Ее дом — единственное в этом закоулке здание с нормальными окнами и дверью. Остальные — бетонные блоки, окна которых скорее похожи на пробитые кувалдой и завешенные брезентом дыры.

В подъезде старые облупленные стены; на полу под почтовыми ящиками с портфелем под головой лежит мальчишка. Он оторвался от комикса и смотрит на меня, дотягивается ногой до кнопки выключателя и, не сводя с меня глаз, нажимает ее пяткой. Это очень толстый подросток лет десяти-двенадцати, в ярком тренировочном костюме в обтяжку. Я поблагодарил его за свет и спрашиваю, не знает ли он, на каком этаже живет мадемуазель Стов. Он быстро, как может, встает и, по-прежнему глядя на меня, отвечает: пятый этаж налево, они приятели, а его зовут Руди. Протягивает мне руку, я пожимаю ее и называю свое имя. Он с важным видом качает головой, добавляет, что рад знакомству. Этот короткий диалог порядком его утомил. Он медленно заваливается на прежнее место, чтобы отдышаться.

Я поднимаюсь по просевшей лестнице, стены разрисованы граффити, где-то играет рэп, слышны крики младенцев и ругань взрослых. Лестничные площадки служат мусоркой, складом для игрушек, детских колясок и велосипедов, пристегнутых к перилам. Между третьим и четвертым этажами какой-то старик в морском бушлате уступает мне дорогу. Я прислоняюсь к стене, из уважения к возрасту предлагаю ему пройти первым, однако тот не соглашается и пропускает меня, потому что я иду вверх, а он спускается. На следующем пролете я замечаю, что он, опершись на перила, продолжает смотреть мне вслед.

Я жму на кнопку звонка, который держится на скотче. Дверь открывает какая-то девушка с оголенным пупком и бычком в зубах, подозрительно косится на мой букет. Я извиняюсь перед ней, говорю, что, наверное, ошибся: я думал, что позвонил к Талье Стов.

К Талье Стов… и Аннук Риба, — отвечает она с вызовом. — Она что теперь, на дом работу берет? Достала. Ладно, заходи.

Поворачивается спиной и нетвердой походкой идет по коридору. Я закрываю дверь. Прихожая забита коробками. Болтается голая лампочка, из-за грязи рисунок на обоях уже невозможно разобрать, но пахнет свежим паркетным воском.

— Сюда, — говорит она, не оборачиваясь и шатаясь из стороны в сторону.

Я в нерешительности кладу букет на коробки.

— Тальи дома нет?

— Проходи, тебе говорю. Мы живем вместе.

Входит в комнату, затягивается косячком, предлагает его мне. Я говорю «Спасибо, не надо». Тогда она задирает кофту, почти полностью обнажая свою огромную грудь, и стоит руки в боки.

— Что ты об этом думаешь?

Я повторяю «Спасибо, не надо».

— Да ты за кого себя принимаешь? Какое мне дело до тебя, я о них спрашиваю.

Она подбородком указывает на десятки постеров с изображением грудей, развешанных рядами на стенах, на которых фломастером проставлены даты. Все плакаты похожи друг на друга, только размер грудей разный.

— На какие больше похожи? — не унимается она.

Я наугад тыкаю в тот, что над кроватью.

— Ну уж нет, блин, это же до рождения ребенка! Они у нее сейчас меньше, как у меня! У меня вот какие! — орет она, неожиданно топнув ногой, и начинает колотить по фотографии слева от зеркала. — Скажи же, черт!

— Ладно. Да, правда, если присмотреться… есть что-то.

Она хватает меня за воротник рубашки и тянет к себе.

— Правда! Врубаешься? Мне нужна правда!

Я отстраняюсь, прошу ее отпустить меня: мы незнакомы, разницы я не вижу, и вообще мне наплевать. С криком «Шлюха» она бросается на стену, дубасит кулаками по плакату прошлого месяца, а потом и вовсе принимается срывать картинки со стен. В ужасе я пячусь в коридор. Мне доводилось видеть подобные приступы ярости в детстве, когда мы ездили за город играть около аэропорта против зулусов из Гугулету[6], которые нюхали краску с содержанием свинца. Иногда мы специально мазали по воротам, чтобы избежать драки. Еще минуту назад человек вел себя нормально и приветливо и вдруг в одно мгновение совершенно терял рассудок из-за какого-нибудь пустяка. Чаще всего нам удавалось вовремя смыться, и все удары ножом доставались мячу.

В замке поворачивается ключ, дверь открывается, ударяясь о стену. Входит Талья с пакетом, из которого торчат пучки сельдерея, обнаруживает мои цветы, ногой захлопывает дверь, нервно вздыхая. Я иду ей навстречу, извиняясь за то, что пришел раньше. Она сует мне в руки сумку с овощами и устремляется в комнату, откуда все еще доносятся ругательства и рыдания.