Читать книгу "Псевдоним(б). В поисках Шекспира - Даниэль де Труа"

Он вообще долго верил, что дама самая сильная карта, не понимая, как это дама может терпеть хоть кого-то сильнее себя. Уилл и правда не мог допустить такой возможности, хотя, разумеется, с самого начала (как только ему объяснили правила игры) знал, что дама слабее короля. Слабость дамы не мешает ей быть самой сильной, рассуждал он мечтательно. Но его мечты противоречили общепринятым правилам. А правила гласили, что самым сильным всегда является туз и какую-то особую власть в игре имеет таинственный джокер, под маской которого могла прятаться любая карта…

Так они играли в карты в повозке у дороги и ходили вместе в театр целый год, а возможно, и два года: время в провинции течет своеобразно, за ним не уследишь. Как река Эйвон, попробуй, разберись, стоит она или движется. И вообще, это река или озеро или, может быть, пруд? Везде, со всех сторон, видны берега: дело в том, что у этой реки много поворотов и не сразу понимаешь, в каком направлении она течет. Так и время в Стратфорде…

И пока так текло время, Уильям ждал. Анна ему кое-что пообещала. Правда, сказала, что потребует кое-что взамен, но это пустяки. За обещанное Анной вообще ничего было не жалко отдать. А то, что обещала Анна, всегда было у него перед глазами. Теперь он видел ее, хотя бы мельком, практически каждый день, но вот беда – не мог до нее дотронуться!

Еще, слава богу, что он не только учился до второго обеда, но и работал до глубокой ночи. Уиллу вообще больше нравилось работать, чем ходить в школу. В работе, по крайней мере, он не чувствовал себя переростком-идиотом. К тому же здесь его окружали знакомые с детства изделия из свиной кожи. Кроме перчаток в мастерских Шакспера изготавливали, например, кожаные плетки, играть с которыми Уильям особенно любил. Он так ловко научился с ними управляться, что к двенадцати годам мог плетью сбить бабочку с цветка.

Работал Уилл в кожаном фартуке – такие фартуки тоже делались в этих же мастерских из забракованных для производства перчаток шкур. Ему всегда приятно было чувствовать прикосновения свиной кожи к своей обнаженной груди. А думать, как в этом фартуке выглядела бы Анна, было еще приятней…

Так что дома Уилл тоже не занимался, все время честно помогая отцу. Да отец и не очень-то верил в эти пресловутые домашние задания, которые ученику якобы нужно делать.

Джон Шакспер считал, что учителя просто пытаются отлынивать от своих прямых обязанностей, заставляя детей что-то читать дома. На что они тогда нужны, если дети сами будут учиться, рассуждал он, ведь, несмотря на свою почти полную безграмотность, был неглупым человеком.

Да и безграмотность его была все-таки не совсем полной. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, в него влюбилась дочь местного священника. Джон воспользовался ее любовью и не отвечал ей взаимностью до тех пор, пока девушка не научила его не только считать, но и воспроизводить на бумаге все четыре главных арифметических действия. Собственно говоря, это и было залогом его буржуазного роста!

Саму девушку, правда, потом пришлось отдать в монастырь, потому что для замужества она уже не годилась. Ну не жениться же было на ней Джону! Отец-то ее больше читал книжки, чем собирал церковную десятину и продавал индульгенции. Нет, Шакспер-старший не зря научился считать: все возможные перспективы со своей учительницей по арифметике он тщательно просчитал. А что касается ее девственности, то что поделаешь: с его стороны было бы свинством недобросовестно выполнить свои обязательства! Теперь же они были в полном расчете. Долг платежом красен!

Так что отец Уильяма, хотя толком так и не научился читать и писать, умел считать во всех смыслах этого слова. И используя это умение, он считал, что полдня для учебы – вполне достаточно, нужно и поработать его старшему сыну. Не нанимать же лишнего человека! А если из-за дармовой школы начислять зарплату постороннему лицу, то что ж за выгода в бесплатном образовании? Короче говоря, свободного времени для страданий, свойственных переходному возрасту, у Шакспера-младшего почти не оставалось. Уильям научился ждать, не рассуждая, и думать, не страдая. Главное, что у него теперь была цель и возможность ее достигнуть. Ради этого стоило жить. И ничто не могло сбить его с пути.

Декабрь 2010

Звонок Мигеля совсем сбил Александра с толку. Что он имел в виду? Какой-то он все-таки ненормальный: сперва уехал, не простившись, и даже не позвонил. Теперь звонит, и ни здравствуй, ни извини: давай прекращай свои исследования – и все тут! Нет, он просто псих. Александр свернул с третьего кольца на Ленинградское шоссе. Он решил про ехать через «Войковскую», чтобы не толкаться в вечной пробке.

Когда жена в очередной раз уехала к теще, Александр этого поначалу даже не заметил. Она и раньше с сыном подолгу жила у матери на другом конце Москвы, чтобы не мешать ему работать. Всерьез Александр осознал отсутствие жены только тогда, когда родители окончательно покинули свою старую университетскую квартиру. Теперь она не казалась им достаточно просторной, да и вообще, зачем жить в городе и дышать невесть чем, если можно построить себе особняк в лесу? Дмитрий Николаевич и Наталья Григорьевна так и сделали.

Сначала купили что-то в Испании, но туда больше четырех-пяти раз в год не съездишь – в Москве же дела не бросишь. Вот и построили себе трехэтажный домик в ближнем Подмосковье, ну и попутно еще четыре комнаты с холлом и террасой в Москве купили, но это так, защититься от инфляции и вложить деньги. Откуда деньги, Александр у отца никогда не спрашивал – зачем грубить или нарываться на грубость?

Так или иначе, Александр как-то раз проснулся, и – ау! – нет никого: ни жены, ни сына, ни родителей. (Ну и тещи тоже нет, но это ладно.) Одни только тома Шекспира вокруг разбросаны. И именно последнее в тот момент поразило его сильнее всего. Неужели он дошел до того, что перед сном не навел идеального порядка?

До тещиного дома на Большой Академической Александр доехал довольно быстро. Была уже половина десятого, все москвичи дружно отправились на работу, и поэтому основной поток машин стоял в сторону центра, а он, по счастью, двигался в сторону области. Хоть и расстояние от Академической до Большой Академической не так уж велико, но Александр всегда преодолевал этот путь с большим трудом, даже если на дорогах было пусто!

Он, конечно, был совсем не против пожить с тещей под одной крышей в малогабаритной, пусть и трехкомнатной, квартире, где комнаты слишком узкие, а коридор – просто не разойдешься. В темноте вообще лбами можно стукнуться – не иначе. Короче говоря, с тещей жить здесь было можно, с женой – трудновато. Теща спит хоть и громко, но чутко: чуть услышит малейший шорох и – ах! «Таня! Таня! Да Таня, что ж ты не слышишь?!» – «Что, мама?» – «Ты не спишь? Да вот, не хотела будить. Принеси, дочка, воды. Таблетки запить. А то так скрутило, не поднимусь…»

Работать тоже как-то не очень получалось. Там теща спит, там сын, там Таня. Александр устраивался обычно по ночам на кухне, когда все в доме затихали. Но рядом с кухней туалет, дверь в дверь. Теща туалет посетит и, делая вид, будто так просто, мимо шла, к нему заглядывает. «Сашенька, опять ты ночью мозги сушишь, глаза портишь, электричество жжешь. Да мне не жалко электричества этого, всего три с полтиной киловатт-то стоит, гоняй-гоняй, разве в этом дело, всего на пятьсот рублей стала больше платить, мне не жалко. Вот глаза твои жалко, и так в очках уже в таком возрасте. Ты бы днем сидел, глаза бы берег. Вот возьмут привычку по ночам сидеть! И чего только не спится!» – раздавалось уже из глубины коридора. И почему Александру после этого не работалось, непонятно.