Читать книгу "Гусарские страсти - Николай Прокудин"

Ну да не суди, и не судим будешь.

Он подсел за столик к взводному Шмеру, почти уже приятелю:

— Мишка! Вот как тебе тут служится? Не томишься? — задал риторический вопрос, ковыряя вилкой яичницу. — Почему все мучаются и ненавидят этот гарнизон? Казалось бы, тепло, фрукты-овощи. Не Крайний Север или Забайкалье! А народ так отсюда рвется — куда глаза глядят!

— А тоскливо тут! Чужая страна, ноль цивилизации. Вот я — попал в Педжен два года назад, живу бирюком, ни бабы, ни угла. Торчу в этой занюханой общаге один одинешенек, чтоб ей сгореть! Тьфу-тьфу-тьфу!!! Не дай бог, конечно, а то в казарме поселят. А где тут жену найдешь? Туркменку? За нее калым нужен. Выкупить невесту — зарплаты за пять лет не хватит. В России или в Бульбении я б давно девку нашел, и не одну! Но сюда-то кто добровольно поедет? Не дуры все-таки. То есть дуры, конечно, но насчет сюда — не дуры. Скажешь, нет? Вот и от тебя женка сбежала…

— Она… на время.

— Ага. «Время — вещь необычайно длинная…» — продемонстрировал Шмер знакомство с Маяковским. Так что, старичок, остается одно: онанизм до мозолей на руках.

— Ну, ты сказа-ал!

— А что такого? Что еще остается?.. Эх, старичок… Знаешь такое понятие — «незаменяемый район»? Есть в Туркво «заменяемые районы» — в обязательном порядке где через пять, а где и через десять лет, но замена будет! Все зависит от дикости и трудности службы. А наш Педжен — «незаменяемый район». У нас не высокогорье, и не совсем пустыня, глушь, конечно, но вполне пригодная для службы. Ну, комары «пиндинка», от которых по телу — трофические язвы, это мелочи… как комарик укусит… Ай, дадно! Ты доел? Допил? Пошли? Хочешь, в гости?

— К кому?

— Да ко мне ж! К кому еще!

Они доели завтрак, они допили чаю. Они пошли. В общагу, к Шмеру в гости. До построения — целый час, а в казарму если войдешь, так до отбоя не выберешься.

По дороге Мишка говорил, говорил и говорил, безумолчно, не останавливаясь. Словно прорвало:

— Сам скоро почувствуешь на своей шкуре, до чего тут хреново. Вот задует ветер, «афганец», — неделю, а то и две пылью метет в городке. Ни зги не видно, и дышишь воздухом пополам с песком. Электрические провода обрывает — и без воды и света.

— Что ж, будем мало пить и мало писать, — усмехнулся Никита. — Какие еще предстоят трудности?

— Жратвы в магазинах нет, только консервы. На весь гарнизон один магазинчик, «военторг» с пустыми полками. Привоз продуктов раз в неделю. Тетки занимают очередь на себя и подруг с часу ночи, а открытие в девять. Стоят до утра, сменяя друг друга, делят ночь поровну. У молодых девчат еще есть оптимизм, а кто постарше — уже в безнадёге. Вообще тут, на Востоке, бабоньки быстро стареют. Жара, солнце, не знаю… Пока молодые-симпотные, заводят любовников побогаче — из местных аборигенов. Называется «друг семьи». Этот «друг» подпаивает мужа, кормит семью, а супругу регулярно имеет. Муж, капитан или майор, напьется, слюни распустит и спит на лавочке в палисаднике. А этот, скот черный, развлекается.

— Не любишь местных?

— А за что их?! Грязные сволочи! Воняют, коз-злы! Наглые, злобные, нападают в городе на офицеров толпой и избивают! Запомни лейтенант: после захода солнца из городка в Педжен ни ногой! Ограбят или искалечат. В прошлом году молоденького прапора забили до смерти. В арыке тело нашли — не тело, а кровавое месиво!.. Они ж не соображают, что творят, обкуренные поголовно!.. Так что, старичок, тебе предстоит веселенькая служба.

Шмер снял со стены в своей комнате гитару, перебрал струны… Не гавайская, да и сам не виртуоз. И черт с ним! Сгодится!.. Зафальшивил и гитарой и фальцетом:

— Если не попал в Московский округ,

Собирай походный чемодан,

Обними папашу, поцелуй мамашу

И бери билет на Туркестан!

Лет через пятнадцать

Едешь ты обратно,

А в руках все тот же «мочедан»,

И с погон мамаше грустно улыбнется

Новенькое званье — «капитан»!

— И верно ангельский, должно быть, голосок… — пробубнил Никита с намереньем мягко пошутить дедушкой Крыловым.

Но, судя про реакции Шмера, шутка не к месту. Задела за живое.

— Голосок?! Ну, и пожалуйста! Всё! Поговорили, попели! Шуруй в казарму! Проваливай! Поднимай зад и выметайся!

— А ты?

— Ну, и я…

* * *

— Стоп! — стопанул «душегуб» Большеногин. — Прервемся на минуточку! Технологический перерыв! Тост! Выпьем за наш славный мотострелковый полк!

— А при чем тут?

— Как?!! Ты не хочешь выпить за наш славный мотострелковый полк?!

— Нет, почему бы не…

— То-то! Кто еще не хочет выпить за наш славный мотострелковый полк?!

Никто. В смысле, дураков нет. В смысле, все хотят.

Встали, «вздрогнули» — за наш славный мотострелковый полк

— Ври дальше, Ромашкин!

— Я вру?! Я вру?!

— Ну, извини. Ну, фигура речи, ну. Говори. Правду, одну только правду и ничего, кроме правды!

Глава 3.Знакомство с «гусарами»

Никита день за днем просиживал в канцелярии за обшарпанным столом и пытался восстановить документацию к итоговой проверке за год. Зряшно «Шмайсер»-Штранмассер похвалялся, уезжая к новому месту службы, — мол, оставляет «бесценное богатство». Вникнув в содержание конспектов, «счастливый наследник» обнаружил, что лекции по материалам съездов — просто галиматья! Двадцать третий съезд партии стал двадцать шестым. Хрущев отовсюду вымаран, и другим почерком вписан Брежнев. А мудрые изречения «кукурузника» в одной из лекций, выдавались за мысли Андропова. И нехитрая манипуляция с заменой двух листов — титульного и последнего. Видимо, это мнимое богатство досталось самому Штранмассеру от предыдущего «сидельца» в этой пустыне. Вырезки и картинки выцвели, вытерлись и не годились для наглядной агитации.

Тягостно вздыхая, Никита очистил шкаф, сгрузил «несметные сокровища» в расстеленную на полу плащ-палатку. Мусор!

Что мы имеем в итоге? Имеет пару кусков ватмана. Десяток чистых листов бумаги. Банки туши и гуаши. Стопку не до конца заполненных тетрадей. В них — протоколы прошлых собраний. В будущем их, эти собрания, вести ему — общие, партийные, комсомольские, сержантские, офицерские… Ой-ё!

Зато в шкафу — разнообразная посуда: грязные стаканы, рюмки, вилки, ложки и пирамида пустых коньячных и водочных бутылок. И если макулатуру выносили дневальные, то посуду Ромашкин снес на помойку самостоятельно. Не хотелось дискредитировать предшественника. Да и самому негоже выглядеть алкашом в глазах бойцов. Вдруг решат, что это он всё это заглотил-поглотил!

М-да. А перед ним разбитое корыто… Телевизор для солдат под самым потолком не работал. Приемник, который тоже числился за ротой, только нечленораздельно хрипел-шипел.