Читать книгу "Девятая рота. Дембельский альбом - Олег Вихлянцев"

Но Олег отказался, потому что главное в жизни — свобода, а для того, чтобы стать и быть свободным, нужно совсем немного — не зависеть от окружающих, от государства, от коммунистической партии, от богатых, от бедных, даже от родных и близких.

Свобода заключается в одиночестве, только оно никогда не подведет и не обманет. И еще один секрет был у Олега. Он никогда не обманывал себя пустыми надеждами. Надеяться — только самому себе врать. Не надейся, и все само собой встанет на свои места.

— Олега! Лютаев! — отчаянно-радостный крик вырвал Лютого из раздумий о дальнейшем житье-бытье. — Олега!

Лютаев вздрогнул и остановился на краю лужи. Дурдом какой-то! Ну кто мог ему кричать, звать его ранним утром в этом ставшем чужим родном городе Красноярске? Но крик повторился. Лютаев поискал глазами и увидел троллейбус, уже проехавший мимо, медленно удалявшийся. Обыкновенный такой бело-голубой троллейбус, ничего особенного — сундук на колесах, да еще с рогами.

Ничего особенного? Как бы не так. Из троллейбуса на ходу — прямо через окно вылезал человек! Точно — сумасшедший!

— Клепа! — заорал в ответ Лютаев, узнав однокашника по детскому дому.

— Лютый! — радостно кричал Клепа, уже выбравшись из окна через форточку и бесстрашно спрыгивая прямо на проезжую часть.

Да, это был Клепа — Васька Клепиков, детдомовский товарищ Лютаева. Они не то чтобы дружили, друзей у Олега никогда не было, но их койки в спальном помещении, похожем на казарму, стояли рядом. И тумбочка прикроватная была одна на двоих.

— Дружбан! Здорово! — радостный Клепиков подлетел к Олегу и крепко обнял. — Какая встреча! Какая встреча! — как заведенный, повторял он.

Вот это номер! Прямо картина Репина «Не ждали». По всем расчетам Васька Клепиков, прозванный детдомовскими пацанами Клепой, должен был еще сидеть, то есть отбывать срок в колонии общего режима где-то под Ижевском, в Удмуртии. Посадили Клепикова за месяц до того, как Олега Лютаева призвали в армию, дали три с половиной года за квартирную кражу. Высокий и тонкий, как жердина, Клепа стал вором-домушником.

В квартиры обеспеченных красноярцев он забирался без особых затей — через форточки, открывал дверь подельникам, а потом они спокойно, как белые люди, выходили из подъезда с добычей. Брали только деньги и сберегательные книжки на предъявителя. И не попался бы он никогда, если бы однажды не очистил от бриллиантов и золота квартиру директора центрального гастронома. На этих побрякушках Клепа и погорел при сбыте.

И вот теперь он вылезает — по давней привычке — через окно троллейбуса.

— Ты как здесь? — удивился Лютый, отстраняясь и рассматривая Клепу. — Ты же на зоне должен срок мотать!

— Отмотал уже! — рассмеялся в ответ Клепиков. — Про УДО слыхал? Условно-досрочно освобожден за примерное поведение! Ну ты красавец! — Он с искренним восторгом окинул дембеля взглядом с головы до ног. — И загорелый какой. Ты откуда?

— От верблюда, — хмыкнул Лютаев. — Из Афгана я…

— Так это же классно! Живой, здоровый… Руки целы, ноги целы, что еще? Это надо отметить. Айда, выпьем за встречу!

— Надо меньше пить, — неуверенно возразил утомленный алкоголем Лютаев.

— Ладно тебе. Я как раз с ночной смены, пойдем ко мне в общагу, — предложил Клепиков. — Там у Ритки самогону — залейся. А закусон у меня найдется.

— А ты что, в общаге живешь?

— Ага, в ней, родимой. Я же не по воровской теперь. Завязал навсегда. На заводе пашу, как Папа Карло, на КрАЗе, черт бы его побрал.

— Ну, пойдем, раз приглашаешь. Веди в свою каморку, Папа Карло!

«Вот и вывезла кривая…» — подумал Олег. Главное, не делать лишних движений. Есть такая афганская поговорка: умей ждать, и мимо пронесут труп твоего врага.

Общага как общага. Кирпичный дом-казарма в два этажа на окраине Красноярска. Длинный коридор и обшарпанные двери по обе стороны. В конце коридора — туалет и душевые. Здесь же — комната-бытовка, в которой можно погладить одежду или зашить-заштопать что-нибудь в случае необходимости. Да еще на первом этаже ленинская комната с красным уголком. По мысли администрации, здесь рабочая молодежь должна самозабвенно изучать нетленные труды классиков марксизма-ленинизма.

— Куда прешься, Клепиков? — зарычал пузатый старик-вахтер, увидев Клепу и Лютого на проходной. — Ты где сей момент должен быть? На заводе? Вот и топай туда прямым ходом, пока коменданту на тебя не настучал.

— Ну чего ты разоряешься, Степаныч? — добродушно посмеиваясь, спросил Клепиков. — Я же кореша своего из детдома встретил! Ты посмотри, какой герой, в орденах весь, в медалях упакованный! И вообще, я сегодня в ночную смену отпахал…

— Отпахал он! — пренебрежительно махнул рукой вахтер. — Тоже мне, пахарь нашелся, не пахарь ты, а пустопляс. А ну, стоять! — Степаныч решительно перекрыл им дорогу. — Сержанта не пущу — не положено.

— Заколебал, — обиделся Клепиков. — Что же ты за человек такой? У тебя сердце есть?

— Было, но рассосалось, — вахтер многозначительно подмигнул и добавил: — Под действием винных паров.

— А если пузырь?

— Литровый, — озвучил комендант таксу. — Литр «Столичной» с винтом.

Клепа и Степаныч ударили по рукам.

— Добро пожаловать! — пропуская парней в общежитие, вахтер расплылся в улыбке…

Устрялов стоял перед начальником отделения мрачнее тучи.

— Ты у меня, капитан, как прыщ на заднице! — полковник Гапонюк нервно расхаживал по своему кабинету из угла в угол, от стены к стене. — Все люди, как люди — делом занимаются, план по раскрываемости преступлений выдают на гора, палки им в зачет идут. А ты говно в ступе толчешь. И толку — ни в голове, ни в жопе. Когда с Быкаловым разберешься, капитан?

— Разбираемся, Трофим Захарович, разбираемся, — виновато потупился Устрялов.

— Да как ты разбираешься? Не морочь мне голову, — отмахнулся полковник. — Ему твои кавалерийские наскоки с обысками и задержаниями что слону дробина.

Устрялов счел необходимым возразить, уж больно несправедливыми были обвинения начальника:

— Дробина не дробина, а по городу он уже с опаской ездит.

— Ты мне это прекрати! — одернул его Гапонюк. — Кончай тут демагогию разводить! Ты хоть знаешь, что последовало за твоим последним свиданием с Быкаловым?

— А что последовало, товарищ полковник? — насторожился Устрялов.

— Заявление от него прокурору города последовало, вот что! А в заявлении — жалоба на противозаконные действия сотрудников уголовного розыска. Как тебе это нравится?

— Я же у людей Быкалова стволы паленые изъял, Трофим Захарович, — возразил Устрялов. — Они со стрелки ехали.

— Так, погоди. Ты, как говорят наши клиенты, совсем фишку не сечешь. Во-первых, стволы у них все зарегистрированные, потому как числятся эти уроды сотрудниками охранного предприятия. Кроме того, оружие, обозначенное тобою как пистолеты Макарова, на самом деле имеют маркировку ИЖ, так что к использованию частной охраной разрешены. А те, которые ты обозначил как ТТ — вообще газовые! Ты мне тут зачем фальсификацией занимаешься? Совсем охренел, капитан? Да я тебя завтра же в участковые переведу! И, наконец, второе: люди Быкалова — не простые люди, заруби себе на носу.