Читать книгу "Время золотое - Александр Проханов"

Улица, по которой шел Бекетов, называлась улицей Мира. А когда-то она звалась улицей Сталина. А до этого – улицей Троцкого. А изначально – Воздвиженской, потому что вела к городскому кладбищу, где стояла церковь Воздвижения. А вот огромный собор с колоннами, в строительных лесах, но уже с золотым крестом, сооруженный в честь победы России над Наполеоном. Колокольня у собора обшарпана и полуразрушена. На ней высокие часы с черным циферблатом и золотыми стрелками, пущенные в конце XIX века и с тех пор продолжающие ходить. Среди горожан живет часовщик, который многие годы на свой страх и риск раз в неделю лезет на колокольню и заводит часы.

Если в городе случается несчастье, загорится чей-нибудь дом, на пожар сбегается множество людей. Передают из рук в руки ведра, заливают огонь, выносят остатки скарба. А потом погорельцу собирают деньги, ищут рабочих, строят новый дом, как водилось в доброе русское время.

В старом парке, посаженном купцами, проходят концерты и увеселения. А над обрывом стоят два гипсовых оленя, в память тех жителей, которых расстреляли чекисты. Местные краеведы расскажут истории, от которых сладостно захватывает дух и начинает колотиться сердце. Ты вдруг чувствуешь, что в голых осенних деревьях веют не просто ветры, а духи русской истории и синеет в небесах восхитительная русская тайна. И тебя в этот город привел сам Бог. Ты благодаришь Его за то, что Он поставил тебя перед этой выбеленной монастырской стеной, перед этим деревом, полным вороньего крика. Здесь, в этом городе, построенном до нашествия Батыя, русская история начертала свои волшебные письмена.

М. – город русских цариц, откуда повелась романовская династия. Отсюда разоренная Смутным временем Русь получила чудотворную женственность. Отсюда первый Романов, царь Михаил Федорович, взял в жены красавицу Евдокию Стрешневу, которая родила ему сына Алексея Михайловича, отца будущего Петра Алексеевича. А Петр из этих же мест взял жену Евдокию Лопухину. И этот клочок голубого неба в голых вершинах, домашний цветок на окне, золотые стрелки часов на черном циферблате – все дышит мистикой русской жизни, началом и завершением царств, расцветом и гибелью династий, великим торжеством и ужасной трагедией.

В этих неясных раздумьях Бекетов вышел к белым стенам Свято-Георгиевского монастыря, где его принял в архиерейских палатах настоятель отец Филипп, который являлся для Бекетова единственным собеседником в его добровольной ссылке.

Они сидели под образами и пили чай с медом, вкушая горячие булочки монастырской выпечки, которые на фарфоровом блюде поставила на стол безмолвная келейница.

– Я вот думаю, отец Филипп, не случайно из этого городка явились две царицы. Что-то особенное, таинственное дышит здесь, какой-то дух витает, если русские цари искали здесь своих суженых. Что это, отец Филипп? – Бекетов отпивал чай из нарядной фарфоровой чашки, глядя на белобородое, крестьянское лицо настоятеля, на котором труды и заботы положили тяжелые морщины. Среди этих утомленных морщин, из-под седых бровей, радостно сияли немеркнущие синие глаза. – Как это объяснить, отец Филипп?

– Это место, Андрей Алексеевич, благословенно. Над этим местом длань Божья. Я замечал, что в августе, когда ночи темны, здесь, над холмами, воздух светится, и кажется, что в полях идет прозрачная женщина. Быть может, душа царицы. Здесь, в народе, такие женские лица встречаются, что хоть иконы пиши. К нам в монастырский храм девочка приходит, у которой дар. Она ручку к погасшей свече протянет, и свеча загорается. У нас женский хор бесподобный, с ангельскими голосами. Слушаешь, и слезы текут от такой красоты.

– Быть может, отец Филипп, отсюда снова будет явлена дивная женщина? Почему же три века она не являлась?

– Значит, ждет своего часа. Чудо, оно дремлет в народе, ждет своего часа. Будет явлено по воле Божьей. В народе много что дремлет и ждет часа, чтобы явиться. Иной раз кажется, что в народе поселился зверь, того и гляди, сам себя разорвет. А иной раз кажется, что только Россия со своей святостью – миру спасение. – Отец Филипп не старался объяснить Бекетову тайну жизни, а только свидетельствовал, что тайна существует.

– Похоже, сейчас, отец Филипп, в народе и впрямь явился зверь. Дремал, дремал да и проснулся, как косматый медведь, встал на задние лапы. Что говорят люди на папертях? О чем шепчутся богомольцы? Что ждет?

– Один батюшка побывал на Афоне, беседовал с афонскими старцами. Те говорят, на Россию опять нападут бесы и станут мучить, губить русских людей. И опять пойдет брат на брата. И станут храмы рушить. А священников и монахов станут живьем в кипятке варить. И мука эта будет до тех пор, пока в России не воссияет православный царь. Тогда всем смутам и мукам конец, и Россия станет могучей и будет всему миру – спасение.

– Похоже, бесы уже напали, отец Филипп. В Москве опять революция. Опять шатается Государство Российское.

– Вы, Андрей Алексеевич, большой русский государственник. По моему разумению, быть может, самый большой. И позвольте вам высказать мое скромное мнение, Андрей Алексеевич, и пусть оно вас не обидит. Мне кажется, вы напрасно в такое тревожное время оставили без поддержки Федора Федоровича Чегоданова. Вы так ему помогали и так трудились на благо Отечества. И мне кажется, сейчас он нуждается в ваших советах. Если не он станет президентом, а этот безумный смутьян, случится большая беда, и вы за это в ответе. Простите скромного монаха за это высказывание.

– Отец Филипп, я на покое. Я как Меньшиков в Березове. Я опальный придворный. Я устал от интриг, от человеческой ненависти, от человеческой неблагодарности. Здесь у меня есть время подумать, есть время помолиться. Здесь мне открываются смыслы русской истории.

Монах кивнул, пропустив седую льющуюся бороду сквозь коричневые стариковские пальцы. А у Бекетова засияли глаза, и он устремил их поверх головы настоятеля, словно видел вдалеке синие леса и озера, благословенную райскую даль с чудесной негасимой зарей.

– Государство качается, Андрей Алексеевич. Если упадет, море русской крови прольется. У Федора Федоровича мало добрых советников. Вам бы, Андрей Алексеевич, вернуться и поддержать президента.

– Да он меня сам в опалу отправил. Я вернусь, поддержу, а он меня снова в ссылку.

– Это гордыня в вас говорит, Андрей Алексеевич. Вы гордыню смирите и возвращайтесь в Москву. Вы сказали, вам открываются смыслы русской истории. А смыслы ее в том, что русский человек забывал все обиды, когда государство начинало качаться, и шел его спасать. Надо России еще шесть лет продержаться. Выиграть у бесов шесть лет, а потом они сами отступят.

– Почему шесть лет, отец Филипп?

– Как раз тот срок, какой наш президент будет править. Он, Федор Федорович, будет последним президентом. Через шесть лет, говорят на Афоне, явится в России молодой и могучий царь, и Россия будет неодолима.

– Да откуда же взяться царю? Династическая линия прервана, законных наследников не осталось.

Монах умолк, устремив на Бекетова синие, под седыми бровями, глаза.

– Есть такое пророчество, что будущий царь будет взят из династии по женской линии.