Читать книгу "33 счастья - Ольга Хмельницкая"

Слюнько тут же стало обидно, что он не голубоглаз и что у него такая обыденная, ничем не примечательная фамилия.

«Ну, ничего, – мстительно размышлял Игорь Георгиевич, наматывая круги вокруг своего багажа, – ничего! Зато я – профессор, и именно я буду курировать высиживание барионикса, а не этот выскочка без ученой степени!»

Он еще раз подумал о Валерии Шварце и ухмыльнулся при воспоминании о том, что на край земли на биостанцию красавчика орнитолога занесло после драматичного развода.

«Красавчики тоже плачут», – мстительно подумал Слюнько, который никогда не отличался особой привлекательностью.

Профессор обошел свой внушительный багаж еще раз и бросил взгляд на других ожидающих пассажиров, которые находились справа и слева от него. К своему глубокому изумлению, Слюнько заметил в толпе знакомое лицо, а потом еще одно, и еще. Присмотревшись, Игорь Георгиевич понял, что стоявшая неподалеку группка с большими сумками – это сотрудники НИИ криомедицины во главе с директором. Лица у них были решительными.

– Конкуренты, – прошипел Слюнько, – я так и знал!

Специалисты, которые провели полжизни то замораживая живых существ, то их размораживая, увидели профессора и тут же набычились.

– Вы куда собрались, коллеги? – спросил Игорь Георгиевич. – На горнолыжный курорт?

– Туда же, куда и вы! – отрезал глава группы академик Защокин. – И не надо делать круглые глаза! Нам позволил лететь с вами сам министр здравоохранения.

– Какая прелесть, – всплеснул руками Слюнько, который и не думал сдаваться, – сам министр здравоохранения! А санитарный врач вам ничего такого не позволял?

– Не надо ерничать, – мрачно ответил Защокин, и его щеки надулись в полном соответствии с фамилией, – у нас даже бумага соответствующая есть! Вы – кабинетные ученые, теоретики, черви книжные, вот и оставайтесь там, у своих кафедр, глотайте пыль науки и протирайте тряпочкой древние кости, в которых давно не осталось жизни. А мы, суровые практики, будем высиживать яйцо. За свои жизни мы высидели в тысячу раз больше яиц, чем вы! И замороженных, и размороженных.

И Защокин слегка топнул ногой. Глаза Игоря Георгиевича налились кровью. Уже очень давно никто не отзывался о его работе столь уничижительно. Да, он был палеонтологом, он раскапывал кости динозавров, любовно полировал их, сдувал с них пыль, описывал и систематизировал. Он знал об этих костях все! Много лет профессор Слюнько провел, пытаясь воссоздать по скудным данным образ жизни и повадки динозавров, в том числе и бариониксов. Теперь у него появился шанс проверить, прав ли он. И вот на его пути появляются эти выскочки, эти криомедики, которые всю свою научную карьеру только то и делали, что замораживали – размораживали – замораживали – и опять размораживали, словно их задача состояла в продаже мясных и рыбных полуфабрикатов в супермаркете, а не в решении научных задач!

Не помня себя от ярости, Слюнько ринулся вперед и изо всех сил врезал Защокину по физиономии. Академик пошатнулся. В его глазах вспыхнуло изумление. Последний раз его били по лицу еще в детском саду.

– Вы хам! – завопил академик.

Его коллеги вытаращили глаза. Они не ожидали, что схватка за научный приоритет окажется столь жаркой. Тем временем оправившийся от первого шока Защокин выхватил из папки сложенную вчетверо газетку и принялся остервенело колошматить Слюнько по физиономии. Игорь Георгиевич, который не привык оставаться в долгу, подхватил портфель, плотно набитый ксерокопиями собственных статей, и с удовольствием обрушил его на голову Защокина, тщетно пытавшегося парировать удар газеткой. Академик, закатив глаза, рухнул на руки коллег. Слюнько собрался уже было праздновать победу, но вдруг почувствовал, что кто-то крепко взял его за рукав.

– Пройдемте, гражданин, – сухо сказал высокий майор, строго глядя на разбушевавшегося профессора, – вы нарушаете общественный порядок.

Мрачный как туча, Слюнько пошел вслед за майором, стараясь не обращать внимания на эпитеты, которыми его награждали научные оппоненты.

Виктория стояла у окна и смотрела на одинокую фигуру Бадмаева, который спускался по серпантину с высокой скалы. Некогда на этой скале стояла старинная крепость, а теперь была построена биостанция, тоже оплот, но научный. Ботаник был крепок, коренаст и двигался легко и уверенно. Он казался сыном гор и полей, этот мужчина с обветренной и загорелой кожей, и любой человек, встретивший его на горной тропе, решил бы, что перед ним егерь, охотник или пастух. В то же время достижения Юрия Рашидовича на поприще науки были весьма впечатляющими. Он обнаружил в труднодоступных скалах Главного Кавказского хребта два новых хвойных растения, которые были отнесены к отделу Pinophyta класса Gymnospermae, а также описал особенности развития цветковых подкласса Caryophyllidae класса Magnoliopsida. Обе эти работы были замечены в кругах ботаников и вызвали заметное уважение к их автору, собравшему огромный фактический материал.

– Пока, – тихо сказала Виктория, помахав рукой вслед Бадмаеву, хотя он и не мог ее видеть.

Сушко считала его своим другом и хорошим человеком, но избегала показывать Юрию хотя бы намек на симпатию, чтобы не внушать ему ложных надежд.

– Я тоже желаю ему удачи, – прозвучал сзади тихий голос.

Викторию пробила дрожь. Ладони ее вспотели. Она обернулась. Прямо возле ее плеча стоял орнитолог Валерий Шварц. Он всегда был красив – невероятной, какой-то нечеловеческой красотой, но сегодня это было особенно заметно. Прямой греческий нос, яркие голубые глаза, широкие скулы, твердый подбородок. Он был похож на ковбоя с рекламы «Мальборо», но только был намного красивее. Его лицо, освещенное последним лучом солнца, которое должно было вот-вот скрыться за наползающей тучей, казалось отлитым из бронзы.

– Кхм… кхм! – откашлялась Сушко, дабы скрыть тот факт, что от волнения она не может выдавить ни слова.

Сердце девушки стучало, как молот по наковальне. Шварц еще раз посмотрел на тучу, повернулся и ушел, ничего более не сказав. Виктория, пытавшаяся ничем не выдать своей страсти, продолжала смотреть на солнце, которое туча медленно пожирала своей черной пастью.

«Если бы я была хоть немного худее, – в отчаянии думала она, – если бы только у меня были более красивые волосы и более правильные черты лица, грудь и глаза побольше, а рот и попа поменьше, он бы меня обязательно полюбил!»

Страсть пожирала Викторию, не давая ей думать ни о чем, кроме объекта своей любви. Она просыпалась с именем Шварца на устах и с ним же засыпала. Она рисовала в тетради его портреты. Проходя по коридорам биостанции, Виктория пыталась уловить его запах. Он же, казалось, избегал общества девушки и вел себя с ней подчеркнуто вежливо и холодно.

Фигурка Бадмаева становилась все меньше и меньше. Сушко снова посмотрела на тучу. В ее душе, как поросль ядовитых волчьих ягод, появились нехорошие предчувствия.

«Останется ли Юрий в живых, – думала Виктория, и сама ужасалась собственным мыслям, – и что будет, если Бадмаев не вернется? Тогда на его поиски отправятся Иванов и Шварц, и на станции останемся только я, Колбасова и энтомолог Курочкин, который редко выходит из своей комнаты, буквально помешавшись на насекомых, которых он изучает день и ночь. А для защиты яйца этого явно недостаточно!»