Читать книгу "Тибетский лабиринт - Константин Жемер"

- Не о той ли статье вы говорите, которую потом опубликовали в Германии?

Герман кивнул, хотел пуститься в объяснения, что разрешения на публикацию не давал, следовательно, никак к появлению статьи за границей не причастен, но осекся, осененный простой и здравой мыслью: очевидно, эти двое - настоящие гении своего дела. Непостижимо, как легко им удалось подобрать ключик к нему. Без всяких пыток, криков и давления на психику, задавая самые обычные, к слову сказать, весьма умные и точные вопросы, тактично уходя от неприятных для собеседника тем, следователи волшебным образом сумели подвести подоплеку под любое, самое немыслимое, обвинение. Тут тебе, пожалуйста, и отец - махровая контра, и дядя - враг народа, то же самое - Востриков. Добавляем троцкиста Блюмкина, тайное Братство Башни, немецкую разведку и получаем такой «букет», что можно «пришить» организацию Вселенского заговора. А ведь Герман, черт возьми, никакой не враг, а обычный гражданин, лояльный к Советской власти и убежденный патриот своей страны. Более того - предвидя арест, он даже готовился отвечать на вопросы, многие из которых предугадал. Нет, определенно, кавказцы гениальны. Понятно, у них большой опыт работы да и общая удручающая обстановка допроса поспособствовала откровенности арестованного, но только опытом и обстановкой подобный результат не объяснишь - тут нужен великий талант, такой, что, будь эта парочка, к примеру, художниками, наверняка стоила бы в одном ряду с Рафаэлем и Леонардо…

- Хорошо, дорогой профессор, спасибо, что удовлетворили наше любопытство, - вежливо сказал щеголь. - Теперь мы с коллегой можем представиться. Я - Берия, Лаврентий Павлович, а это - товарищ Богдан Кобулов.

Глава 3

Крючок и червячок

12 апреля 1939 года.

Москва.

На побелевшего Германа внимательно смотрели две пары глаз: одна - весьма доброжелательно, вторая - с легким недоверием. В свою очередь, профессор не отрывал взгляда от лица товарища Берия.

«Совершенно не похож на фото, что появлялось в газетах. Наверно, из-за сильной ретуши. Но почему же он замолчал? Неужели ждет, когда я не выдержу напряжения момента и начну истерично каяться в несуществующих преступлениях? Не дождется! Одно дело - согласиться с надуманными обвинениями под давлением, совсем другое - оболгать себя по собственной воле». С нарастающим раздражением, Герман почувствовал как у него начинает дрожать правое колено.

- Герман Иванович, у вас весьма растерянный вид! - ухмыльнулся Лаврентий Берия. - Но не стану больше напускать туману. Как вы, наверное, догадались, это - никакой не арест, хотя мы постарались обставить дело так, чтобы все выглядело как арест. Поверьте, причины на то имелись весьма серьезные.

Нарком сделал небольшую паузу, но ее с лихвой хватило, чтобы в сердце Крыжановского, подобно фениксу из пепла, начала возрождаться надежда. Однако он совершенно не разумел сути происходящего. Но, видимо, Берия действительно не намеревался дальше изводить профессора неизвестностью, потому что пустился в объяснения:

- Как вы справедливо заметили, времена меняются. И сейчас действительно настало новое время: Коммунистическая партия, ведомая великим Сталиным, решительно осудила «перегибы» и незаконные методы, практикуемые бывшим руководством НКВД. Повинных в этих преступлениях ждет суровая кара. Надеюсь, вы узнали человека в коридоре? Мы специально организовали эту встречу, чтобы у вас, Герман Иванович, не осталось сомнений относительно нашей решимости восстановить справедливость и призвать к ответу тех, кто попирает социалистическую законность, какие бы высокие посты они прежде не занимали. Что же касается вашего дяди - выдающегося советского ученого Александра Васильевича Харченко… Да-да, я не оговорился - выдающегося советского ученого, то его светлое имя в скором времени будет реабилитировано, равно как имена тысяч безвинно пострадавших…

- Зачем вы мне все это говорите? - вырвалось у Германа.

- …Новые времена, профессор, - будто не замечая реплики, продолжал нарком, - затронули не только внутреннюю жизнь советского общества, но и нашу внешнюю политику. В первую очередь, это касается отношений с гитлеровской Германией. Выступая с отчетным докладом на восемнадцатом съезде партии, товарищ Сталин полностью развенчал коварные замыслы англо-французских и североамериканских недоброжелателей, намеревающихся стравить нас с Гитлером и заставить советских и немецких рабочих воевать друг против друга. Более того, товарищ Сталин поставил вопрос о построении добрососедских отношений со всеми странами, в том числе и с Германией…

- …И в руководстве Германии нашлись здравомыслящие люди, которые прислушались к словам товарища Сталина, - с гортанным смешком ввернул словечко Кобулов.

- Совершенно верно, прислушались, - в свою очередь усмехнулся Берия, - и вышло с инициативой о налаживании делового, культурного, научного и прочего обмена между нашими странами. В рамках последовавших за тем договоренностей, вчера из Берлина в Москву вышел «Поезд дружбы», в котором находятся деятели культуры, видные ученые, молодежь и другие представители немецкого народа. В свою очередь, аналогичный поезд, но уже с нашими гражданами, завтра отправляется из Москвы в Берлин. Утром эта новость будет в газетах. В состав советской делегации входите и вы, дорогой профессор.

- Что?! - глупо спросил Герман.

Кавказцы энергично закивали головами:

- Придется поехать в Германию, товарищ Крыжановский, - ободряюще улыбнулся Берия. - На вашей кандидатуре настояла немецкая сторона.

- Но зачем я им понадобился?

- Да вы что - радио не слушаете? - умилился Берия. - Шестнадцатого апреля в Берлине начинается Международный научный симпозиум, посвященный проблемам возникновения человечества.

Неподражаемым жестом Лаврентий Павлович поднял вверх указательный палец и закончил:

- Даже я знаю!

- Но ведь там, как я понимаю, нужно будет выступать с докладом…, а я совершенно не готов…, - проблеял Герман, за владение душой которого в этот момент боролись между собой смятение и обескураженность.

Лаврентий Павлович недовольно зацокал языком, как это прежде делал Кобулов, и сказал:

- Профессор, чтобы подготовиться, у вас будет целых два дня в поезде, а тему выступления мы перед выездом обозначим.

- Но документы на выезд? - Герман явно не собирался прекращать являть глубины «профессорской мудрости».

- Документы должны быть уже готовы. По крайней мере, товарищи из НКИДа обещали все сделать в срок, - засуетился Кобулов. - Товарищ Берия, разрешите, я схожу, позвоню.

- Успеется! - отрезал нарком.

Пока длился этот короткий диалог, Крыжановский сделал глубокий вдох и такой же выдох. Оказалось, что до сей поры грудь его сдавливал какой-то невидимый обруч, не дающий дышать. Теперь «обруч» лопнул, вернув свободу легким, те моментально насытили кровь кислородом, живительный газ достиг мозга, и к профессору, наконец, вернулась способность здраво рассуждать.