Читать книгу "Сервис с летальным исходом - Нина Васина"

И Коля понял: отныне весь мир свернулся до размеров ее живота и поселился у него в квартире. Он больше не мог думать ни о чем, кроме ее губ. Нет, он совсем не мечтал поцеловать Лялю, он страстно хотел потрогать ее губы пальцами. И все.

В тот вечер, зажав, как обычно, в руке два его пальца, Ляля вдруг подтянула их к лицу. Коля испугался и задеревенел, не в силах шевельнуться, а женщина прижала его пальцы к губам, надавила слегка, и влажная твердость ее зубов сразу же расслабила и успокоила. После этого он разрешил себе брать ее за руку, касаться шеи, помогая надеть шубку, перебирать ее распущенные волосы, а когда Ляля перед сном нежно и исступленно поцеловала его в висок, Коля заплакал.

И они перестали разговаривать. Если ей что-то было нужно, она брала его за руку, или проводила кончиками пальцев по щеке и показывала на предмет, или просто смотрела в глаза, тогда Коля понимал, что ничего не нужно, что прикосновение помогло ей пережить мгновение растерянности или страха.

Глаза у нее были светло-коричневые, а брови и ресницы рыжеватые, Ляля подкрашивала их черным. На шее у левого уха две родинки — рядом, на левой ягодице красное родимое пятнышко — лепестком, на правой щиколотке у самой косточки шрам — неровный, разветвляющейся веточкой, был еще один шрам — у косточки запястья, едва заметный, он проступал, когда руки у Ляли замерзали.

Коля почти не выходил из дома один. Было два назойливых звонка в дверь — он даже не подошел посмотреть в “глазок”.

В японском ресторане теперь их ждали, к столику подсаживался хозяин — почти лысый, толстый и круглый, как болванчик. Он приносил с собой инструмент с двумя струнами и, пока Ляля в ожидании вареной рыбы играла на дудочке, дергал за струны, сладострастно жмурясь и по-заячьи прикусив губу верхними зубами. Коле от этих звуков становилось совсем невмоготу, он готов был разбить ненавистный инструмент, порвать струны, содрогающие собой зыбкую иллюзию его любви.

— Я не смогу теперь жить без тебя, — как-то раз сказал Коля, когда Ляля играла на дудочке.

Она удивленно приподняла брови, словно забыла, что он умеет разговаривать, но играть не перестала. Тогда Коля сжал в ладонях ее ступни у себя на коленях и с силой прижал их к паху. Ляля убрала дудочку от губ.

— В твоем возрасте, — сказала она, — постоянная эрекция вполне естественна. Если хочешь, мы вечером займемся сексом.

Коля закрыл глаза, защищаясь. Он не хотел секса. Он и представить себе не мог, как это — заниматься сексом с земным шаром, с богом или со вспучившейся Вселенной.

— Ты не понимаешь…

— Это ты не понимаешь. — Ляля пошевелила пальцами ног, поглаживая сквозь брюки его восставший член — ему-то было плевать на душевные переживания. — Как только ты начнешь заниматься этим с женщиной, все станет на свои места, страх и растерянность перед жизнью пройдут. Я тоже хочу быть с тобой. Да что толку? Это все равно что хотеть быть рядом с мечтой, укладывать ее с собой в постель и держать за руку.

— Это что же получается? Мы никогда не сможем быть вместе?

— Об этом рано говорить.

— Рано?

— Я должна сначала родить, убедиться, что осталась жива и здорова, а уже потом решать проблему любовного кризиса.

Коля решил было обидеться на “любовный кризис”, но не смог. Он отчаялся и спросил:

— Сколько… Сколько у тебя было мужчин?

— Мужчин? Сорок два, — не задумываясь, ответила Ляля.

Коля скинул ее ноги с колен.

— А вот любовный кризис — первый, — улыбнулась она. — Знаешь, что это значит?

— Неужели сорок два? — не верит Коля.

— С мужем — сорок два с половиной. Да ты меня не слушаешь!

— Почему же ты тогда вышла за него замуж, если он — половина?!

— Именно потому, что он наполовину ребенок. Я выбрала такого, который убьет за меня и меня убьет, если почувствует угрозу потери.

— Дядя Антон? — не поверил Коля, представив себе дядюшку, любимца абсолютно всех компаний, с копной черных вьющихся волос, с красивыми сильными пальцами на больших ладонях, которым легко удавалось все, от починки телевизора и сантехники до лепки пельменей, но только не насадка червяка — червяка было жалко, и рыбу было жалко, — балагура и пьяницу, обладателя чудесного тенора и мощнейшего тела.

— Тоник добрейший миляга, пока не почувствует угрозу потери, — очень серьезно заметила Ля-ля. — А почему ты не спрашиваешь, сколько у меня было женщин?

Родился мальчик.

Ляля, уезжая, сказала, что… “опять идет дождь, ты заметил?.. Ну не хмурься, я все решу, я обещаю, ты мне веришь? Я еще месяц не буду никак называть ребенка, у меня уже рождался мальчик, перед Сюшей, он прожил всего месяц и два дня, теперь я подожду, прежде чем давать ему имя, я должна убедиться, что он выживет, не переживай, мы будем вместе, кстати! — ты любишь детей? Хочу предупредить, у меня будет много детей, потому что я много грешу, а дети искупляют грехи, а ты не знал? Ты тоже — искупление чужого греха, весь мир на этом держится — женщины грешат, потом искупляют грехи, потом искупленные грехи вырастают и тоже начинают грешить, не обращай внимания, я всегда много болтаю, когда волнуюсь… Помнишь, когда я увидела тебя в первый раз, я болтала без умолку, ты заметил?.. Ты подошел, такой отрешенный, совсем неземной, щеки — горят!., а губы… Нет, мы не будем целоваться в губы, это потом, когда я решу все проблемы с мужем, а ты ко мне приедешь, и я буду свободна, вот тогда… Это наше такси? Спроси, нет, подожди, подержи ребенка, кажется, я забыла справку… вот она. Ты что? Ты боишься взять в руки моего мальчика? Ну и что, что нет имени, он будет просто мальчиком еще целый месяц, выбирай, какое хочешь! Что?..”

Коля сказал, что хочет взять ее на руки, а ребенка пусть пока подержит таксист, ну пожалуйста, только одну минуточку…

Это чертово Подмоклово обнаружилось только на карте Тульской области, на других картах его не было и в помине, и Коле уже стало казаться, что она исчезла, похищенная “логиколдуном”, забрав с собой вылупившийся из живота мир.

Вернувшиеся родители обнаружили своего сына в совершенно невменяемом состоянии ума и тела, которое мама тут же назвала “инфантильностью, переходящей в дебилизм — а чего еще от него ожидать при подобном заработке!”, а отец ограничился осмотром вен на руках и ступнях Коли и общими рассуждениями на тему вреда и пользы онанизма.

Коля почти перестал с ними разговаривать, но пугал беспрестанно: нервно вздрагивал, путался ногами и спотыкался или вдруг впивался в кисть руки зубами до синих полуокружностей, застывал, наморщив лоб, спохватывался и интересовался, “какое сегодня число?!” (по три раза в день), “почему родители назвали его Колей, а не Петей, Гошей и т.д.?” и “когда вы придумали мне имя?” — это он спросил только один раз, как-то в понедельник за завтраком.

— Когда тебе было пять недель. Как только мне сказали, что я беременна, мы с твоим отцом придумали имя для мальчика и для девочки, — доверительно сообщила мама. — Я сразу же начала с тобой разговаривать, я гуляла, готовила или занималась уборкой и все тебе рассказывала, что делаю, что вижу!..