Читать книгу "Месть предателя - Фридрих Незнанский"

– Уже поправляется. У него средние телесные повреждения.

– Когда это случилось?

– На прошлой неделе. В тот же день, когда мы с Владимиром приходили к вам на прием. Если вы о нем помните, конечно.

– Прекрасно помню. То было в позапрошлый понедельник… – Гордеев задумался. – Скажите, Владлен Семенович, – продолжил Юрий, – ваш товарищ не запомнил машину, из которой вышли нападавшие?

– О том же Чупрова в больнице спрашивал и милиционер. Но Владимир ничего, кроме цвета машины, не помнит. Он плохо разбирается в современных автомобилях. Сказал лишь, что была иномарка темного цвета.

– Темного?

– Да. Володя нарисовал ее очертания – насколько сумел вспомнить. Об этом его тоже попросил работник милиции.

– Это что-то прояснило?

– Представитель милиции называл какую-то марку. Сказал, что очень похоже.

– Вы присутствовали при этом?

– Нет. Володя мне пересказал разговор.

– Он вам не сказал, что предположил работник милиции?

– Говорил, что какое-то длинное двойное название, связанное с иностранной спортивной игрой.

Гордеев задумался. В его голове заработал компьютер, прокручивавший на экране памяти логотипы и названия автомобильных заводов.

– Чупров сказал, что милиционер еще усмехнулся и добавил: игра богачей.

– Игра богачей… игра богачей… Интересные ассоциации у работников правоохранительных органов.

– Володя сказал, что это слово напомнило ему о географии. Оно созвучно названию какого-то теплого течения.

– А мне это напоминает разгадывание кроссвордов. Только там отгадывающему точно известно количество букв, составляющих неизвестное слово.

– Может, Гольфстрим?.. – предположил Раппопорт и замолчал. После секундной паузы он продолжил: – Но я, Юрий Петрович, к вам пришел не за этим.

– Я понимаю. Вы хотите услышать мой ответ на ваше предложение? Могли бы просто позвонить и не тратить времени на дорогу.

– Мог бы… Но мне почему-то захотелось видеть при этом ваши глаза.

Раппопорт вопросительно замолчал.

– Я берусь за ваше дело, – сказал Гордеев, который не любил зря тянуть время. – Вернее, не за ваше, а за дело Невежина Федора Евгеньевича. Детали мы обговорим позднее.

– Федор Евгеньевич пока еще является вице-президентом, и сорок девять процентов акций фирмы «ВДП» принадлежат ему. Думаю, что гонорар вас не разочарует.

– Я берусь за это дело не только ради денег, но и еще по одной причине. Не скрою, оплата моих трудов стоит для меня не на последнем месте. Но в данном случае затронуты не только мои материальные интересы… Здесь присутствует и профессиональный интерес. Люблю, знаете ли, трудные дела.

– Спасибо, что не отказались.

– Буду рад помочь.

– Сделайте все возможное… Невежин человек честный. Я в этом уверен. Его просто подставили. Узнать кто – это в ваших силах… и в наших интересах.

– Я постараюсь сделать даже невозможное.

– Защитите невиновного. Он призывает вас на помощь.

– Вы знаете латынь?

– Этот мертвый язык сейчас знают только немногие филологи и специалисты-медики…

– Иногда и юристы!

– Почему вы об этом спросили?

– Потому что вы попали в самое яблочко. Слово «адвокат» происходит от латинского advocare и означает – «призывать на помощь».

– Не знал…

В этот момент за шторкой кабинки, в которой Гордеев вел прием, кто-то громко закашлял, напоминая беседующим, что сегодня есть и другие посетители, что здесь очередь.

– Итак, Владлен Семенович, я берусь защищать Федора Евгеньевича. Детали мы с вами еще обговорим – не сегодня, если это возможно. – Гордеев хотел дать понять посетителю, что время, отпущенное на него, у адвоката истекло, там, за шторкой, ждут другие. – Вы меня извините, просто какой-то наплыв клиентов! А наше соглашение я официально оформлю чуть позже, во второй половине дня. Нам же необходимо еще и согласие Невежина. Вот я и подъеду завтра с утра в Бутырки.

Раппопорт поднялся и понимающе покивал:

– Еще раз спасибо, что не отказались. Всего вам доброго.

Гордеев тоже ободряюще кивнул ему вслед.

Но когда Раппопорт отодвинул шторку кабинки, Гордеева осенило:

– Гольф! – неожиданно выкрикнул он.

– Что? – обернулся Владлен Семенович.

– Теплое океанское течение называется «Гольфстрим»?

– Да.

– Значит, игра аристократов и богачей называется «гольф»!

– Тогда как же называется автомобиль?

– Я бы сказал, что он так назывался. Теперь и у меня есть основания думать, что это груда обугленного металла.

– Не понял.

– Машина была марки «фольксваген-гольф». Это одна из последних моделей известного германского концерна.

– А-а, народный автомобиль?

– Слышали о таком?

– Естественно!

– "Немецкий концерн «Фольксваген» скупает заводы английского «Роллс-ройса», «Будет ли народ Германии ездить на машинах аристократов из Англии?» – процитировал газетные заголовки Гордеев.

– Все верно, – невесело улыбнулся Владлен Семенович. – Вот вы уже и идете по следу… Но не буду более занимать ваше время.

Раппопорт еще раз попрощался с Юрием, уже кивком, и покинул кабинку, рядом с которой, нетерпеливо ерзая на жестких стульях, ожидали приема несколько человек.

– До свидания, – в свою очередь попрощался Юрий Петрович. – Следующий, пожалуйста.

После обеденного перерыва Гордеев оформил соглашение на защиту Невежина, но приступить к работе решил с завтрашнего утра, с посещения СИЗО No 2, как официально именовалась Бутырская тюрьма, где содержался Невежин. Тот должен был дать свое официальное согласие на защиту. А сегодня вечером должна была прилететь из Болгарии, где проводила свой ежегодный отпуск, Стелла Рогатина – подруга Юрия, или, как говорят в Штатах, его герл-френд. Стелла почему-то любила отдыхать в этой небольшой бывшей братской стране. Черное море там, как ей казалось, было теплее. Сервис, по сравнению с нашим Черноморским побережьем, был намного выше, а цены за те же услуги – ниже. Не было там пока еще в массовом исполнении постсоветского жлобства. Правда, в последние годы и оно было частично привнесено бывшими советскими гражданами, заработавшими свои первые большие деньги на торговле турецким или китайским ширпотребом. Но все это наличествовало на широко известных курортах, типа «Золотых песков» или «Албены». Стелла же выбирала места потише. Она сняла комнату со всеми удобствами в небольшой рыбацкой деревушке, удаленной от хорошо разрекламированных международных зон отдыха. Деревня эта находилась на берегу моря и по российским понятиям напоминала маленький поселок. Дороги в ней были заасфальтированы. Двух– и трехэтажные домики выбелены мелом. По вечерам на открытых террасах этих домов сидели жители деревни и, попивая прохладную ракию, обсуждали жизненные проблемы со своими городскими родственниками или редкими здесь квартирантами. Отдыхали в поселке в основном представители болгарской богемы: актеры, певцы, литераторы, которым хоть на время хотелось отдохнуть от своей известности. Об этой деревушке Стелла Рогатина узнала от своей болгарской подруги Роксаны, с которой когда-то училась в Московской консерватории. Именно она и пригласила Стеллу в это тихое местечко. Подруги из-за частых гастролей и прочих жизненных обстоятельств не виделись со дня окончания консерватории, но регулярно перезванивались. Сейчас Роксана пела главные партии в софийском оперном театре. Карьера же Стеллы не сложилась, хотя ей и пророчили блестящее будущее. На оперной сцене Стелла пробыла недолго. Первая ее любовь оказалась бурной и непродолжительной, после чего у Стеллы остались дочь и два штампа в паспорте. Один – о замужестве, второй – о разводе. Голос у певицы пропал – результат нервного шока. Стелла ушла из театра, вообще покинула оперную сцену. Однако надежда на то, что она вновь будет петь, оставалась. Врачи обещали ей: «Через два-три года голос может восстановиться». Стелла стала преподавать вокал в одном из музыкальных училищ Москвы. Она не хотела уходить из профессии, да и делать что-либо иное она не умела – в пении была вся ее жизнь. А после рождения ребенка – и в дочери.