Читать книгу "Черные волки, или Важняк под прицелом - Фридрих Незнанский"

— От тебя, Александр Борисыч, ничего не скроешь. Вот. — Щеткин достал из кармана и положил на стол маленький бумажный квиток. — Это автобусный билет «Москва — Тверь», двенадцатое июля, девять сорок. А ведь Вертайло утверждал, что в Москве не был.

— И что ты на это возразишь? — поинтересовался, обращаясь к Турецкому, Плетнев.

— Отвечу, что этим билетом необязательно пользовался сам Вертайло. В Москву могла ездить его жена. Допустим, за новым электрочайником. Или грибами поторговать.

Плетнев выслушал Турецкого и перевел взгляд на майора:

— Что скажешь, Петя?

— Скажу, что сам по себе билет немногого стоит, — ответил Щеткин. — Но вместе со стобаксовой карточкой… И ведет он себя странно. Майка, трусы, рваная кофта. А денежки, между тем, имеются. Подумай сам, Александр Борисович, какой резон прапорщику прибедняться?

— Резонов много, — ответил Турецкий. — Может быть, соседей стесняется. Люди — существа завистливые. Увидят мобильник или пронюхают, каких денег прапорщику стоят разговоры, решат — кулак. А с кулаками, сами знаете, что на Руси делают.

— Н-да, кулаков обычно раскулачивают, — согласился Плетнев, с азартом поглядывая то на Щеткина, то на Турецкого. — А что ты теперь скажешь, майор?

— Да, Петр, — дымя сигаретой, улыбнулся Турецкий, — неужели мы из-за этого мусора собрались в полтретьего ночи? Хотя блеск в твоих глазах не погас. Значит, ты приготовил нам еще что-то. Давай, майор, выкладывай своего козырного туза.

Щеткин весело посмотрел на Александра Борисовича, хмыкнул и покачал головой.

— Н-да, Турецкий, ты видишь человека насквозь. Вот что значит — генпрокуратура.

— Ты нас осчастливишь новой уликой, или нам расходиться по домам?

— Куда ж я денусь?

— Так давай, вынимай ее скорей из своего волшебного, благоухающего пакета.

— Уже. Улика у тебя в руках. Переверни билет.

Турецкий перевернул билет и прочел надпись, сделанную явно впопыхах, размашистым мужским почерком:

— «Альбина». И телефонный номерок… — Александр Борисович поднял на Щеткина взгляд и хищно сощурился: — Телефон московский. Контора или частный номер?

— Да уж, контора, — усмехнулся Щеткин. — Салон!

— Автосалон? — деловито уточнил Антон Плетнев. Щеткин покосился на него и саркастически поднял бровь.

— Ага, — сказал он. — Машины с тюнинговыми модификациями для сексуальных утех.

Плетнев смутился.

— Публичный дом, что ли? — тихо спросил он.

— И не просто публичный, а, можно сказать, элитный. От семи сотен за ночь и выше.

Плетнев присвистнул:

— Вот тебе и деревенский пьяница. Ты это точно нашел в его мусорке? Не ошибся кучей?

— Не знаю, как насчет сыскного дела, а плоско шутить ты у Турецкого уже научился. Нет, сынок, кучей я не ошибся. Тем более что мусор собрал не я, а местный участковый милиционер. — Щеткин выдержал многозначительную паузу.

— Ну, давай, Пинкертон, не тяни, — поторопил его Турецкий. — Расскажи нам про эту Альбину. Ты уже стал ее постоянным клиентом?

— Не с моими средствами.

— А ты попроси у Яковлева. Скажи: так, мол, и так, товарищ генерал, срочно нужны деньги для посещения публичного дома. Но не корысти ради, а токмо ради общего тела. Прости, оговорился, — дела.

— Альбине я звонил. Но если будете зубоскалить, не скажу вам ни слова.

— Ладно, майор, извини. Мы тут два часа проторчали, пока ты Альбиной занимался, дай хоть пар выпустить.

— Выпустили?

— Почти.

— Значит, я могу продолжить?

— Уж будьте так любезны.

И Щеткин продолжил:

— В общем, я позвонил, представился. Попросил связать меня с Альбиной. Мне перезвонили и сказали, что она сейчас… недоступна. И то, что это очень дорого. Я сказал, что в курсе, что денег у моего патрона куры не клюют. И что он будет ждать звонка, так как Альбину ему рекомендовал Миша, наш прапор то есть. А она спросила, как Миша, когда приедет… мол, его все ждут. Что девочки соскучились и так далее.

— Н-да… — сдвинул брови Турецкий. — Слыхал, Антон? По нашему прапору соскучились девочки. Звучит неплохо, а? Черт, даже немного завидно. Выходит, наш Вертайло и впрямь подпольный миллионер? «Гражданин Корейко» подмосковного разлива. Молодец, Петя, хорошо сработал. Улика железная.

Щеткин с гордым видом откинулся на спинку стула.

— Кстати, а как ты представился? — поинтересовался у него Плетнев.

— Как обычно. Майор Щеткин из МУРа. Девушка-диспетчер чуть животик не надорвала от смеха.

— А что за «патрон»? — осведомился Терецкий. — Почему не ты сам?

Щеткин слегка покраснел.

— Ну… Вероятно, потому что так солидней, — ответил он.

— А кто же у нас будет «патроном»? — вновь поинтересовался Александр Борисович.

— А уж это вы двое между собой решите.

— Что-о? — хором протянули Плетнев и Турецкий.

Щеткин виновато улыбнулся:

— А что? Мое дело было найти. Я нашел. Дальше действовать кому-то из вас.

— А ты сутенер, Щеткин, — иронично заметил Александр Борисович. Затем повернулся к Плетневу и сказал: — Сдается мне, Антоша, что «патроном» будешь ты.

— Это еще почему?

— Потому что я женат. Да и стар я уже для таких развлечений. А ты у нас — молодой, красивый, холостой. Обсудим детали. Значит, ты приходишь к этой Альбине и…

— Подождите, подождите… — Плетнев явно не горел желанием посетить «элитный салон». — А мы не сможем ее просто допросить?

Щеткин покачал головой:

— Не можем. Вертайло спугнем. Надо идти и выяснять все на месте.

Турецкий и Щеткин пристально уставились на Плетнева.

— Ребята, — смущенно заговорил тот, — не позорьте меня. Я же все дело завалю.

— Мы же тебя не на передовую посылаем, — усмехнулся Щеткин. — Приятная встреча с красивой женщиной.

— Вот и пошел бы сам.

— Да от меня за километр МУРом разит. Ладно, гуляки, не будем спорить. Давайте монетку кинем… Ты, Саня, будешь орел… А ты, Антоша, уж извини — решка. Поехали…

Щеткин вынул из кармана монетку, положил ее на ноготь и щелчком подбросил вверх. Монетка взлетела и через мгновение с дробным звоном приземлилась на стол. Монетка еще крутилась, когда Турецкий накрыл ее ладонью.

— Ладно, трусишки, — насмешливо сказал он. — Беру это дело на себя. Если только Альбина не испугается моей трости и не убежит.

— Наоборот, — с облегчением сказал Плетнев, заметно приободрившись. — С тростью ты выглядишь еще импозантнее. Прямо как Байрон.