Читать книгу "Смерть шута - Джорджет Хейер"

Только в одиннадцатом часу Фейт, наконец, встала и начала одеваться. К счастью самой Фейт и всех домашних, ведением хозяйства в Тревелине управляла Сибилла. Она взяла на себя этот труд после смерти первой жены Адама Пенхоллоу, предпринятая сразу после замужества попытка Фейт взять дом в свои руки провалилась, но не потому, что Сибилла воспротивилась этому. Выяснилось попросту, что Фейт и понятия не имела, как управляться с таким огромным домом и многочисленными домочадцами, слугами и помещениями, а кроме того, она оказалась совершенно неспособной запомнить привычки и вкусы домашних... А неряшливая, ограниченная Сибилла, при том, что могла вдруг за полчаса до обеда вспомнить о хлебе и послать служанку в деревенский магазин в трех милях от дома, все-таки цепко помнила, что Раймонд и в рот не возьмет фруктовой патоки, Конрад любит яичницу, поджаренную с обеих сторон, а сам мистер Пенхоллоу не станет есть выпечку, если к ней не поданы горячие сливки. Это была настоящая прислуга старого образца. Когда Фейт попыталась внушить ей, что следует готовить одно и то же на всю семью и быть аккуратнее, Сибилла молча выслушала ее, кивая, и продолжала делать так, как она делала всю жизнь.

Фейт вышла из спальни в одиннадцать, и к этому времени вся семья уже разбрелась по своим делам. Служанки застилали постели и мели полы, беззаботно напевая под нос и не особенно при этом торопясь. Фейт заметила одной горничной, выходившей из комнаты Раймонда, что уборку, вероятно, следует завершить через час, с чем девушка добродушно согласилась, проронив при этом, что у них сегодня что-то все из рук валится. Прямо неохота работать. Задумчиво глядя на застарелую пыль на дубовых перилах лестницы, Фейт лениво думала, что ей следовало бы повоспитывать прислугу, но что при ее состоянии здоровья это просто невозможно.

Лестница вела вниз, в холл, где и висел на стене тот самый портрет Рейчел. В центре зала стоял большой стол с изогнутыми ножками, а на нем ваза с цветами; несколько старинных стульев эпохи короля Якова с высокими гнутыми спинками; белёсая персидская ваза в углу на полу; кашпо в виде колчанчика с павлиньими перьями на стене. На старомодном журнальном столике – ворох пожелтевших газет и журналов, тут же садовые ножницы и какие-то полурассыпанные бусы... На стене напротив портрета Рейчел висели несколько миленьких пейзажей в громоздких позолоченных багетах. Два кувшина для горячей воды, которыми, как в старину, только и можно было согреться холодными зимними вечерами.

Сейчас на дворе давно уже стояла весна, но все же ветерок, врывавшийся снаружи в неплотно прикрытую дверь, заставил Фейт поежиться. Она прошла в галерею, беспорядочно заставленную кадками с цветами. Нигде тут не было ни души. Она подумала, что Клара, вероятно, ушла заниматься цветами в сад или катается в своей коляске, погоняя свою любимую кобылу – как считала Фейт, очень напоминавшую мордой саму Клару.

Фейт поискала утреннюю газету, не нашла ее и побрела на поиски в столовую. Она уже возвращалась с газетой в руках в холл, когда в длинном боковом коридоре показался Рубен. Он издалека сказал:

– Хозяин хочет видеть вас, мэм!

– О да, конечно, я как раз собиралась к нему! – озабоченно откликнулась Фейт. – Кажется, ему было нехорошо ночью?

Фейт надеялась, что слуги не знают о ее страхе перед Пенхоллоу. Сейчас, когда он практически полностью прикован к постели, он казался ей даже еще более жутким созданием, чем раньше.

– Да, прескверно, – мрачно отвечал Рубен. – Я понял это уже вчера по тому, что хозяин заказал Сибилле пирог с сардинками... Это совсем на него не похоже...

Фейт только пожала плечами. Это вчера Пенхоллоу неожиданно захотелось этого пирога, который обычно не пекут в Корнуолле. В Тревелине его никогда не готовили, но Пенхоллоу ни с того ни с сего припомнил, что такие пироги пекли при его бабушке по ее особым рецептам, и стал упрекать молодое поколение в забвении традиций предков. Причем он заказал этот пирог на семейный обед! Боже мой, им всем пришлось его жевать за обедом и хвалить старую добрую корнуолльскую пищу! Это был огромный пирог, пирожище, и Хозяин пожелал собственноручно резать его, по какому случаю даже встал с постели и приплелся в столовую. В полусыром тесте были вмятины, откуда выглядывали головы сардин!

Фейт стало тогда дурно, но она усилием воли заставила себя съесть кусочек, а у Вивьен хватило духу наотрез отказаться от этого непривлекательного блюда...

А сейчас Фейт про себя подумала, что от этого пирога у ее супруга, вероятно, сделалось хорошенькое, несварение. Ну и хорошо, может быть, это послужит ему уроком и он станет воздерживаться от подобных гастрономических экспериментов...

Словно прочтя ее мысли, Рубен обронил:

– Нам не удалось его убедить, что все дело в этом пироге...

Но Фейт показалось ниже ее достоинства обсуждать своего супруга со слугой, и она молча направилась в коридор, ведущий в западное крыло дома.

Подойдя к массивным двойным дверям, за которыми находилась огромная, как зал для танцев, спальня Пенхоллоу, Фейт на минутку задержалась, собираясь с духом. Она прислушалась, но из-за двери не доносилось ни единого шороха. Тогда, затаив дыхание, как пловец, собирающийся нырнуть глубоко в воду, она повернула ручку двери, которая чуть слышно скрипнула, и вошла.

Глава третья

Эта комната, спальня Пенхоллоу, занимала все западное крыло дома. Она была устроена так, что во всех четырех стенах были проделаны окна. Одно большое окно смотрело на дорогу, ведущую вниз к воротам усадьбы, другое, напротив него, выходило во внутренний сад, окруженный с трех сторон стеной, сложенной из серых каменных валунов.

Это крыло дома было пристроено только в семнадцатом веке. В спальне, помимо циклопических колонн у стен, имелся колоссальных размеров камин – прямо напротив двери, в которую вошла Фейт. Другая дверь – в боковой стене – вела в ванную комнату.

Потолок в комнате выглядел очень мило, хотя и сильно потрескался с той поры, как его выкладывали. От тяжелых гардин в комнате стоял полумрак даже сейчас, в яркий полдень. Помещение, несмотря на огромные размеры, казалось даже тесноватым, поскольку было ужасно захламлено старой мебелью, всякими безделушками и сомнительными редкостями, часто совершенно безвкусными и неуместными, которые невозможно было объединить ни по какому принципу, кроме одного – все эти штучки когда-то вызвали интерес Пенхоллоу, хотя бы мимолетный... Так, в уголке между двух окон стоял высокий сервант красного дерева с резным изображением восточного божка Хоти, а чуть поодаль – бамбуковая сиамская этажерка, с виду совершенно бесполезная, в которой было прихотливо расставлено несколько малюсеньких цветочных горшочков – пустых. По бокам камина стояли на полу две громадные малахитовые вазы, которые тоже в сущности ни для чего не были пригодны и из-за покрывавшего их изрядного слоя пыли имели не зеленый, а скорее серовато-коричневый цвет. Две японские миниатюры, укрепленные довольно высоко на стене в совершенно не приспособленном для их разглядывания месте, изображали весьма условного вида золотых птиц, парящих в черном небе...