Читать книгу "Золотой плен - Хизер Грэм"

Битва у Карлингфордского озера была самой кровопролитной из всех, что знали изумрудные поля. К середине дня Олаф уже понял, что сражение проиграно. Повсюду лежали тела убитых, нельзя было сделать и шага, чтобы не оказаться в море крови.

Он тоже был весь в крови; смешавшаяся на лице с потом, она затекала в глаза, мешая смотреть. Он спасся от неминуемой смерти только потому, что нападавший выдал себя ужасным криком.

Его руки, привыкшие к могучему мечу, ослабли, и разум, привыкший к победам, протестовал. Запах смерти, распространившийся вокруг, был ужасен. Да, они проиграли. Короли и принцы викингов лежали мертвые по всему полю. Олаф еще не осознал, что он один из немногих вождей королевской крови остался в живых. Он понимал только, что если кто-то из норвежцев уцелел, самое время отступать. Конечно, отступление будет беспорядочным. Выжившие просочатся в глубь страны и поищут убежища, пока не соберутся с силами для возобновления борьбы. Подняв руки над головой, Олаф посылал сигнал к отступлению тем викингам, которые могли его видеть. Когда он устало, опустил руки, то понял, что датчане сейчас берут Дублин. Но он и его люди поднимутся снова из своих укрытий и отомстят. Отомстят за этот день. Его решимость усилилась. Олаф уклонился от удара боевого топора датчанина, и тяжелое оружие врезалось в землю. Олаф воспользовался моментом и мгновенно сразил мечом врага. Затем, посмотрев вокруг, он увидел остатки своего войска; воины пытались скрыться в лесах Эйре. Теперь он мог уходить сам. Он зашагал по полю, глядя вперед на свод толстых стволов и могучие кроны деревьев.

Но вдруг он увидел Гренилде. Она была все еще в самом пекле битвы. Ее грациозность создавала впечатление танца среди врагов, стремящихся убить ее. Олаф был взбешен: она не послушалась его строгого наказа. Страх опять сковал его. Это был страх из его сна, теперь он понял, что змеями были датчане.

Он окликнул ее. Сапфировые глаза устремились на него через все поле. И она бросилась к нему, останавливаясь, чтобы расправиться с нападавшими сзади, опять бежала, то и дело взмахивая могучим мечом.

Но было слишком много датчан, и все они — с боевыми топорами, копьями, цепями и мечами. Олаф выбежал навстречу, крича Гренилде, чтобы она следовала за ним. Они вдвоем были против десяти, но тела врагов все равно падали под ударами их мечей.

— Идем! — крикнул Олаф. Он вышел навстречу последнему сопернику, едва сознавая, что ранен в руку и кровь капает на кольчугу. Ноги подкашивались от глубокой открытой раны в бедре, но он не хотел сдаться из-за усталости и боли. Он должен сражаться как демон, забыв обо всем, кроме того, что необходимо выжить.

Бой не утихал, пока не пал последний противник. Олаф бросился в лес, ища Гренилде среди деревьев; наконец она откликнулась. Идя на голос, он нашел ее, лежащую на листьях. Сейчас она была прекраснее, чем когда-либо. Он не замечал ни пота, ни грязи, ни крови. За этим ужасным гримом, покрывавшим ее лицо, он видел только глаза, прекрасные глаза цвета сапфира. Они смотрели на него с любовью, а потом начали тускнеть. Она закричала в предсмертной агонии.

Олаф упал на колени.

— Нет! — вопил он, поворачивая ее тело, чтобы найти раны. Обнимая ее, он весь испачкался в ее крови. Рана была на спине. Он откинул свою крупную золотистую голову и застонал. Жизнь начала покидать ее. Руки, протянутые ему, были холодны и слишком слабы, чтобы ухватиться за него.

— Мой любимый, — шептала она.

Поглаживая спутанные волосы, он наклонился и поцеловал ее в губы, не обращая внимания на ужасный запах смерти в воздухе.

— Я буду любить тебя вечно, — клялся он. Их дыхания смешались. — Ты не должна покидать меня.

Он пытался улыбнуться ей. Грудь Гренилде напряглась, и из нее вырвался с шумом воздух, она забилась в приступе кашля. Кровь тонкой струйкой стекала с ее губ, а он целовал их снова.

— Не умирай, — умолял он, — пожалуйста, не умирай.

С трудом шевеля пересохшими потрескавшимися губами, она прошептала:

— Возьми меня, любимый… Твое тепло убьет холод смерти. О, возьми меня… мой господин… возьми меня… мне холодно… так холодно… как в ледяной шторм у нас на родине.

Ее шепот стих.

Он схватил ее и начал трясти, потом сел и, прижимая мертвое тело к своей груди, убаюкивал ее, как ребенка, нашептывая ласковые слова.

Когда Олаф наконец опустил тело на землю, солнце уже зашло. Он стоял, дрожа; горечь утраты и боль становились невыносимы для него, слабого и уставшего. Запрокинув свою золотистую голову, Олаф стонал, скорбя от безысходности, взывая к небесам. Он говорил богам о своих неудачах, о своих муках и потерях… Даже датчане, самые жестокосердые варвары, трепетали перед своими богами и молились им. Это был страшный вой Волка, разносивший вокруг холод ужаса и смерти.

С высокого холма Аэд Финнлайт оглядывал озеро. Он видел вокруг кровавое месиво. Посреди поля стояли датчане. Было ли дело в превосходящей силе, хорошей организации, или Святой Патрик услышал их языческие молитвы, никто не знает, но они победили. Дублин, бывший норвежским городом на протяжении многих лет, теперь перешел победившим датчанам.

Опустившись на одно колено, Аэд сомкнул глаза и молился. Тела, которыми было усеяно поле, были вражескими, но он не ощущал удовольствия при виде ужасной дани смерти. «Пусть этот кошмар закончится, — молился он про себя, — пусть датчане уходят в свой Дублин и строят там крепости. Пусть они прекратят свои бесчисленные набеги. Дай нам пожить мирно…»

Аэд не чувствовал облегчения от своей молитвы. Он понимал, что происходит внутри него, и это все объясняло. Было странное предчувствие: то, чему он был свидетелем сегодня, только начало чего-то более ужасного. «На все воля Божья», — прошептал он сквозь накатившую волну боли.

— Отец!

Кто-то тронул его за плечо. Аэд повернулся к своему сыну Ниаллу из Улстера. Ниалл был могучим мужчиной тридцати лет, красивым молодым великаном, мудрым, как и его отец, с проницательными угрюмыми зелеными глазами.

— Фенвен и Маэлсечлайнн ждут нас, отец. Мы дола поехать получить дань с датчан для Святого Патрика.

Аэд кивнул и поднялся на ноги, его кости хрустнули и он поморщился. Он совершенно не беспокоился о своем здоровье. У его сына не было никакого желания завладеть короной при жизни отца. А вообще, Аэд иногда сомневался в том, что Ниалл займет когда-нибудь место Ард-Рига. Этот титул не обязательно передавался по наследству; он оспаривался несколькими сильными королевскими родами. Ниалл был обременен своими собственными заботами в Улстере, к тому же с севера постоянно исходила опасность нападения викингов.

Всегда найдутся люди, готовые свергнуть неосторожного короля, и человек на месте Аэда не мог позволить себе выказывать слабости. Он взял поводья и вскочил на лошадь с такой ловкостью, что никто другой бы и не подумал, что у него больные кости.

— Едем к датчанам, — сказал он сыну.