Читать книгу "Чертово колесо - Сергей Иванович Валяев"

плюс».

Открылась дверь — входили медсестра Маша и молодой врач. Увидели Павла у окна; врач жестами попросил медсестру уйти на время; потом, выключив радио, подошел к Павлу.

— Ты как?

— Как все, — пожал плечами. — Бессмыслица какая-то, — кивнул на пылающий костер. — Сначала елку рубят, потом галопом прыгают вокруг нее, а потом жгут на помойке…

— Риторика, брат Паша, риторика, — вздохнул врач. — Вся наша жизнь… — махнул рукой.

— Но он мог жить, Федя, вот в чем дело. Мог…

— Мы сделали все, что могли…

— Все?

— Паша, только не надо себя казнить, — сказал врач Федя. — Если бы мы даже его и вытащили… Калека с пятнадцати лет?… Да еще в этой инфицированной жизни?

— Но и на помойке есть жизнь. — Мальчишки прыгали вокруг костра, кричали пронзительными голосами.

— Паша, ты устал. Иди, я подежурю, — сказал Федя.

— У меня голова, как орех, колется, — поморщился Павел. — Где Маша?

— А не гриппуешь ли ты, брат? — Открыл дверь ординаторской. — Машенька, ау?…

Павел оглянулся. Федя пожал плечами, жестом показал, что сейчас найдет медсестру, ушел. Павел продолжал смотреть, как горит костер. Валил удушливый, синий дым. Мальчишки весело и беззаботно бегали в нем. Дым уплывал в низкое мглистое небо; и казалось, что вместе с дымом исчезают и частицы юных, беспечных душ.

— Павел Валерьянович? — входила медсестра Маша.

— Да, Маша, что-нибудь… Голова… как колено… Грипп?

— Ага, минуточку. — Ключиком открыла стеклянный шкафчик. — Вот, новое получили… очень эффективное… — Нашла разноцветную упаковку. — Вы осторожнее… там инструкция…

— Буду осторожен, как минер, — усмехнулся Павел, взяв упаковку. — А если я унесу ее домой?… Жена гриппует…

Внимательно посмотрел на молодое, симпатичное, немаркое лицо девушки. Медсестра же села за стол, включила радио — хамовито и радостно работала станция «Европа плюс»; сказала:

— Пожалуйста-пожалуйста… на здоровье…

— Благодарю. — Направился к двери. Потом оглянулся. — Маша, у меня глупый вопрос.

— Что?

— У меня к тебе детский вопрос. Наверное, от переутомления.

— Да, Павел Валерьянович.

— А зачем ты живешь, Маша?

— Как это зачем? — удивилась.

— Зачем? — Был настойчив и странен.

Медсестра Маша на секунду задумалась (клокотало песенным штормом радио), потом усмехнулась, беспечно передернула плечами, ответила:

— Ааа, хочется!

По черной реке плавали ломаные острова льдин. За рекой лежал мертвый парк, покрытый подтаявшим снежным массивом. По влажному снегу трудно ходили лыжники. Чертово колесо, недвижное и стойкое, по-прежнему ржавело. Темнели скорлупы лодок.

Маша стояла на балконе; на плечах дубленка; курила.

Услышала громкий шум в прихожей — это после лыжной прогулки вернулись муж и сын. Громыхали лыжами, возбужденно переговаривались.

— Кто победил? — пришла Маша.

— Я! Я! Я! — закричал Ростик.

— И ничего подобного! Победила дружба, — говорил муж, расшнуровывая лыжные ботинки.

— Нет, я! Я! — Сын упал на спину отца, забарахтался на ней.

Маша, с мукой на лице, пошла в кухню. Тихо работало радио на волне «Европа плюс». Женщина вытащила на стол пакет с картофелем, взяла острый нож и принялась чистить грязные бульбы. Делала это механически, смотрела перед собой остановившимся взглядом… смотрела в себя и видела…

…нож остр в ее руках, легко режет картофель. Бурлит вода в кастрюле. Вкусно парит борщ. Появляется муж в спортивном костюме, в носках.

— Ой, как жратеньки хочется!

— Опять без тапок? — сердится Маша, — Сколько можно?…

— Машенька, я умираю от голода и от любви к тебе, — кокетничает муж.

— Ну, что от голода, верю, — соглашается жена. — А вот от любви?

— Я тебя обожаю, радость моя. — Подходит, опускает руки ей на плечи.

— Что это с тобой, радость моя? — усмехается Мария и делает резкий разворот, чтобы увидеть лицо мужа.

На лице мужа стынет улыбка, а в глазах — непонимание, удивление, а потом ужас.

— Ыыыы, — говорит муж и опускает глаза вниз.

Маша, с недоумением проследив за его взглядом, видит: нож по рукоятку пропал в беззащитном боку мужа.

Муж, обмякнув, валится на нее. Испуганно и тяжело дышит. Глаза уже закрыты.

— Тихо-тихо, — говорит Маша. — Несчастный случай. Ты же сам? Сам. Сейчас тебе будет хорошо. — Резким движением вырывает нож.

Теплая, гемоглобинная кровь хлынула из раны. Маша опустила мужа в лужу крови. Тот был уже бездыханен. Маша развязала свой кухонный фартук, бросила в лужу, ногой подбила тряпку к телу, точно желая остановить лужу… Обратила внимание на окровавленный нож в руке… Открыла кран, подставила под воду стальное лезвие… смотрела перед собой… смотрела в себя?

Бурлила вода в кастрюле. Вкусно парил борщ. Маша отмывала нож под струей воды. Вошел муж в кухню; был в спортивном костюме, на ногах домашние тапочки. Нюхнул воздух.

— Ууу! Умираю от голода. У меня в животе оркестр!

— Да? — спросила Маша со странной усмешкой. — Не трогайте дирижера, он играет, как умеет…

— Понял; меня нет. — Муж исчез.

Мария, продолжая улыбаться, взмахнула ножом, будто дирижерской палочкой, и вонзила его в полупустой пакет из-под картофеля.

В квартире было тихо, чисто и сумрачно. Покашливала гриппующая жена. Павел сидел перед елочкой и разбирал ее. Елочка осыпалась.

— Павлуша, — звала жена слабым голосом.

Быстро поднялся, прошел к ее комнате, открыл дверь. Жена лежала в тусклом свете ночника. На столике — лекарства, чашки, горчичники.

— Воды, будь добр.

— Конечно-конечно. — Взял чашку, заметил упаковку лекарства из больницы.

Поспешил на кухню; из чайника налил в чашку воды; вернулся в комнату. Жена распечатала упаковку, держала лекарственный шарик на ладони. Взяла из его рук чашку, бросила шарик в рот, запила водой.

— Спасибо.

— Больше ничего?…

— Нет-нет, я полежу-полежу…

— Если что… — Вышел из комнаты; снова присел перед елочкой.

Осторожно снимал елочные украшения и складывал в посылочный ящик. Потом в его руках оказался зеркальный шар, на его выпуклом боку увидел себя, искаженного… Приблизил к своим глазам этот шар, словно желая рассмотреть… и увидел…

…жена бросает лекарственный шарик в рот… один… еще один… запивает водой… Через минуту начинает тяжело дышать, метаться в постели…

— Павлуша! — придушенный ее крик.

Он вбегает в комнату — жена рвет пальцами горло. Сочится кровь. Жена хрипит от удушья.

— Что с тобой? Что? — пытается удержать ее руки.

— Ыыыыы, — хрипит и бьется в мучительных конвульсиях женское тело.

— Что ты пила? — кричит Павел. Цапает со столика лекарственную упаковку, которую сам принес из больницы. — Это? Ты меня слышишь?

— Ыыыыы, — затихает несчастная.

— Тихо-тихо, — говорит Павел. — Несчастный случай. Аллергический шок. Ты сама. Сама. Понимаешь? Сейчас тебе будет лучше…

Судорога пробила женское тело, и оно безжизненно обмякло.

Павел держал руки жены, слушал пульс; потом аккуратно сложил их на груди. Пересилив себя, взглянул на мучительный оскал когда-то родного человека. В остекленевших зрачках застыли удивление и ужас. Он наклонился, чтобы закрыть глаза, и увидел