Читать книгу "Сад богов - Джеральд Даррелл"

— Ну что ж… э… видишь ли… — обращался он ко мне, — пожалуй, нам стоит обследовать пруды возле… э… Контокали. Конечно, в том случае, если… э… словом… ты не предпочитаешь какое-нибудь другое место.

Я спешит заверить его, что пруды возле Контокали меня вполне устраивают.

— Превосходно, — отзывался Теодор. — Одна из причин, почему меня… э… привлекает именно этот путь… заключается в том, что он проходит около очень интересной канавы… э… словом… речь идет о канаве, в которой я находил кое-какие стоящие образцы.

Оживленно разговаривая, мы трогались в путь, и псы, покинув тень под мандариновыми деревьями, присоединялись к нам, свесив язык и виляя хвостом. Тут же нас догоняла запыхавшаяся Лугареция, чтобы вручить забытую нами сумку с съестными припасами.

Продолжая беседовать, мы шли через оливковые рощи, время от времени останавливались, чтобы поближе рассмотреть какой-нибудь цветок, птицу или гусеницу; нам все было интересно, и Теодор мог обо всем что-то рассказать.

— Нет, я не знаю способа, который позволил бы тебе сохранить грибы для коллекции. Что бы ты ни применил, они… гм… э… словом…. высохнут и сморщатся. Лучше всего зарисовать их карандашом или красками… или же, знаешь, сфотографировать их. Но вот что можно коллекционировать-споровые узоры, они удивительно красивы. Что?.. А вот как: берешь шляпку… э… словом… гриба и кладешь на белую карточку. Естественно, гриб должен быть зрелый, иначе он не отдаст споры. Через некоторое время осторожно снимаешь шляпку с карточки… то есть, осторожно, чтобы не смазать споры… и ты увидишь на карточке… э… очаровательный узор.

Собаки трусили рассыпным строем впереди, делая стойку, обнюхивая ячею темных дыр в стволах могучих старых олив и затевая шумную, но тщетную погоню за ласточками, которые проносились над самой землей в извилистых длинных просветах между деревьями. Затем мы выходили на более открытую местность, оливковые рощи сменялись участками, где фруктовые деревья соседствовали с кукурузой или виноградниками.

— Ага! — Теодор останавливается возле заросшей канавы с водой и смотрит вниз; глаза его блестят, борода топорщится от возбуждения. — Вот и кое-что интересное! Видишь? Вон там, у самого кончика моей трости.

Но сколько я ни всматриваюсь, ничего не вижу. Теодор прикрепляет на конец трости сеть, делает аккуратное движение, словно извлекая муху из супа, и поднимает ловушку.

— Вот — видишь? Яйцевая камера Hydrophilus piceus… э… то есть водолюба большого. Ну, ты ведь знаешь, что камеру ткет… э… делает самка. В камере может быть до пятидесяти яиц, и что удивительно… минутку, я возьму пинцет… ага… так… видишь? Так вот… гм… эта труба, так сказать, а еще лучше, пожалуй, подойдет слово «мачта», наполнена воздухом, и получается нечто вроде лодочки, которая не может опрокинуться. Этому мешает… э… мачта, наполненная воздухом… Да-да, если ты поместишь камеру в свой аквариум, из яиц могут вывестись личинки, но должен тебя предупредить, что они очень… э… словом… очень хищные и способны сожрать всех других обитателей аквариума. Ну-ка, поглядим, удастся ли нам поймать взрослую особь.

Теодор терпеливо, словно какая-нибудь болотная птица, выступает по краю канавы, время от времени окуная в воду сачок и водя им взад-вперед.

— Ага! Есть! — восклицает он наконец и осторожно кладет на мои нетерпеливые ладони большого черного жука, возмущенно дрыгающего ногами.

Я восхищенно разглядываю жесткие ребристые надкрылья, колючие ноги, тело жука, отливающее оливковой зеленью.

— Он далеко не самый быстрый пловец среди… э… словом… водяных жуков, и у него весьма своеобразный способ плавания. Гм… гм… другие водные обитатели работают ногами одновременно, а этот поочередно. Вот и кажется… н-да… что он весь дергается.

Псы во время таких вылазок были когда в радость, когда в тягость. Иногда они вносили сумятицу в наши дела: ворвутся на двор какого-нибудь крестьянина и наводят панику на кур, вынуждая нас тратить не менее получаса на перебранку с хозяином; но иногда помогали: окружат змею, не давая ей уйти, и громко лают, пока мы не подойдем посмотреть на их добычу. Впрочем, я всегда был рад этой компании — Роджер, смахивающий на косматого, упитанного черного барашка; элегантный Вьюн в шелковистом рыже-черном облачении; Пачкун, похожий на миниатюрного бультерьера в темно-каштановых и белых пятнах. Если мы надолго останавливались, они порой начинали томиться от скуки, но чаще всего терпеливо лежали в тени, свесив розовые языки, и дружелюбно виляли хвостом, поймав наш взгляд.

Благодаря Роджеру состоялось мое первое знакомство с одним из самых красивых пауков в мире, носящим элегантное имя Eresus niger. Мы отшагали довольно много и в полдень, когда солнце особенно припекало, решили сделать привал и перекусить в тени. Расположившись на краю оливковой рощи, мы уписывали бутерброды, запивая их имбирным пивом. Обычно, когда мы с Теодором закусывали, псы садились вокруг нас, тяжело дыша, и устремляли на нас умоляющие взгляды. Управившись со своим пайком и твердо убежденные, что наша пища чем-то превосходит их собственную, они принимались выпрашивать подачку, прибегая к всевозможным ухищрениям, не хуже завзятого побирушки. Вот и теперь Вьюн и Пачкун закатывали глаза, жалобно вздыхали и постанывали, всячески давая понять, что умирают от голода. Только Роджер почему-то не присоединился к этому спектаклю. Сидя на солнцепеке перед кустом куманики, он что-то пристально разглядывал. Я подошел проверить, какое зрелище могло увлечь его до такой степени, что он пренебрег крошками от моих бутербродов. Сперва я ничего не заметил, но затем вдруг увидел нечто настолько прекрасное, что не поверил своим глазам. Маленький паук, с горошину величиной, по первому впечатлению более всего похожий на оживший рубин или движущуюся каплю крови. С радостным воплем я ринулся к своей сумке и достал баночку со стеклянной крышкой, чтобы изловить восхитительное создание. Правда, поймать его оказалось далеко не просто, он совершал удивительные для своих размеров прыжки, и мне пришлось побегать вокруг куста, прежде чем паук был надежно заточен в баночке. С торжеством предъявил я роскошную добычу Теодору.

— Ага! — воскликнул он и, глотнув пива, вооружился увеличительным стеклом, чтобы получше рассмотреть пленника. — Да, это Eresus niger… гм… да… и конечно самец, настоящий красавец, тогда как самки… словом… совсем черные, а вот самцы окрашены очень ярко.

Через увеличительное стекло паук выглядел еще прекраснее, чем я думал. Головогрудь — бархатисто-черная, с алыми крапинками по краям. Сравнительно мощные ноги расписаны белыми кольцами; так и кажется, что на нем потешные белые рейтузы. Но всего восхитительнее было ярко-красное брюшко с тремя круглыми черными пятнами в кайме из белых волосиков. Я в жизни не видел такого замечательного паука и твердо решил найти ему супругу, чтобы попытаться получить от них потомство. Тщательнейший осмотр куста куманики и прилегающей местности не принес успеха. Теодор объяснил, что самка Eresus niger роет норку длиной семь-восемь сантиметров и выстилает ее прочной шелковистой нитью.

— От других паучьих норок, — говорил Теодор, — ее можно отличить по тому, что в одном месте шелк выступает наружу и образует козырек над устьем норки. Кроме того, перед норкой рассыпаны остатки последней трапезы паучихи в виде ног и надкрыльев кузнечика и останков разных жучков.