Читать книгу "Другая осень - Валерий Михайлович Воскобойников"

class="p1">Как один человек забыл в вагоне скрипку и как она весь вечер ездила по городу, искала того человека. А он оказался знаменитым артистом. Знаменитые артисты тоже иногда в трамваях ездят. И артист пригласил Зинаиду Ивановну на концерт, посадил в первом ряду, а после концерта повернулся к ней и стал ей аплодировать. И зрители, как только узнали, в чём дело, тоже повернулись к ней и зааплодировали. А она стояла вся красная и не знала, куда спрятаться.

Она любила рассказывать этот случай и рассказывала его девочкам несколько раз.

И ещё другой случай, тоже в трамвае.

Как на повороте, автоматических дверей тогда ещё не было, на повороте вдруг в трамвай вскочила огромная собака-ищейка. Пассажиры все испугались, а многие даже закричали, но собака, не обращая внимания на крик, полезла сквозь давку и на передней площадке схватила преступника. А Зинаида Ивановна остановила трамвай, и вместе с собакой они сдали этого преступника подоспевшей милиции.

Выслушав эти истории, девочки расходились по домам. И по дороге назад Гале снова не попадался Кармен, хоть и жил он в квартире рядом.

О Коваленко

Сосед Гали, Коваленко, не умел прыгать.

На физкультуре весь класс выстраивали цепочкой вдоль стены спортивного зала. На середину выносили мат, стойки, а между стойками вешали верёвку. По очереди каждый бежал к середине и прыгал через канат. Коваленко всегда падал. Он хоть и был самым высоким в классе, но не имел прыгучести. Так говорил учитель. Всякий раз он надеялся перешагнуть через эту верёвку и перешагивал уже первой ногой, но второй обязательно цеплялся и падал, а на него падали стойки.

Все смеялись, глядя, как он неуклюже поднимается с мата и идёт на своё место к стене. Все даже ждали обычно: вот сейчас он прыгнет и упадёт — ну и смеху будет!

И он брёл к стене весь красный, опустив длинные руки и долго ещё потом переживал, даже на следующих уроках.

А Галя не смеялась. И не потому, что сидела с ним рядом за партой. А потому, что ничего тут смешного нет, когда человек падает и ногу подворачивает, так что потом весь день хромает. Ни разу она не смеялась над ним, хоть все и хохотали.

Качели в парке отдыха

— Костровы! Мы давно не гуляли вместе! — сказала мама вечером. — Поехали завтра в парк.

— В парк? — удивился папа. — Как же моя модель? — Он помолчал и вдруг сказал другим, радостным голосом: — Поехали!

Оказывается, многие люди в тот день решили отдыхать в парке, и дирекция парка устроила для них народное гулянье.

Всюду играла музыка. На одной сцене читали хором стихи серьёзные пенсионеры, на другой — выступал загадочник, а на третьей были особые артисты — собаки. Вернее, это была не сцена, а остров. Люди стояли на одном берегу, так сказать, на большой земле, а собаки выступали на острове. Они демонстрировали свою служебную работу, по команде стояли, садились, не ели чужую пищу, прыгали через барьер, взбирались по лестнице. Работу собаки делали молча, лишь иногда кто-нибудь из них вспоминал о зрителях, оглядывался и раза два гавкал.

Костровы посмотрели на собак, послушали загадочника, несколько раз постояли в очереди к автоматической машине, которая пекла вкусные пончики. А потом Галя встретила длинного Коваленко, своего соседа.

Коваленко шёл по аллее вместе с родителями, и они оба были меньше его ростом. Они шли не по самой аллее, а по бокам, под деревьями и собирали жёлуди в газетный кулёк.

Папа узнал родителей Коваленко, потому что встречал их на родительском собрании.

Он дал отцу Коваленко два больших крепких жёлудя, которые тоже подобрал в парке. И все вместе пошли к качелям.

Галя больше любила качели. А Серёжа и Гриша — карусели.

— Серёжа такой большой, а всё ещё карусельщик, — сказала про него мама.

— А я качели люблю, — сказал Коваленко.

— Разве ты хорошо их переносишь? — удивились его родители.

— Я ещё летом стал качели любить.

Очередь в кассу была общая, а потом Галя и Коваленко подошли к качелям, а Серёжа и Гриша — к каруселям.

Коваленко совсем не умел раскачиваться — это Галя поняла сразу. Он стоял, вцепившись в деревянные поручни, и только моргал глазами.

Рядом уже качались изо всех сил, а они всё не могли раскачаться как следует. Галя даже устала от раскачивания в одиночку и скоро села, и Коваленко тоже сразу сел.

Он всё время молчал, а потом вдруг проговорил:

— Хочешь, я этому Кармену костыль поставлю?

— Какой костыль? — не поняла Галя.

— Ну, дам ему, чтоб не лез.

— Он и не лезет, — сказала Галя.

Коваленко помолчал, а потом снова проговорил:

— А я думал, лезет.

После этого Коваленко замолчал совсем. Качели стали останавливаться, а он сидел на скамейке, одной рукой держался за поручень, а другую положил на колени. И молчал.

За один день

За один день может случиться так много событий, что некоторые даже забудутся.

Например, после уроков в Галин класс пришла старшая пионервожатая. Все писали на специальных листках слова торжественного обещания, чтобы выучить их дома. А еще слушали рассказ об истории пионерской организации.

На первом уроке, когда писали контрольную диктовку, внезапно подул сильный ветер. Он открыл дверь, распахнул окна, да так, что все диктовки полетели по классу и перепутались. Учительница Жанна Дмитриевна перестала диктовать, ребята принялись ползать по классу и собирать контрольные. В это время можно было подглядеть любые неизвестные слова. Диктовки долго разбирали — чья где, а у Люды Наварской диктовка потерялась насовсем. Сколько ее ни искали — пропала, и Люде учительница поставила точку.

Старшая пионервожатая спросила Галю, как её поручение. И Галя сказала, что хорошо. А на самом деле вчера, когда она читала книжку о долголетии, то пропустила нечаянно страницу. Зинаида Ивановна не заметила, но Галя все равно переживала и весь вечер дома об этом думала. А когда старшая пионервожатая спросила Галю про здоровье Зинаиды Ивановны, Галя снова сказала, что хорошо. И снова стала переживать — вдруг плохое здоровье, вдруг не поправляется Зинаида Ивановна, а только так говорит.

Но когда Галя и восьмиклассницы пришли после школы к Зинаиде Ивановне, у неё был врач.

Он измерил давление специальным прибором на одной руке и на другой, потом долго писал непонятным почерком в тетрадку, которая называлась «История болезни», а потом сказал, улыбаясь:

— Хороши ваши дела, Зинаида Ивановна.

И тут хоть Галя успокоилась.

А потом на