Читать книгу "Роман с седовласым ловеласом - Хлоя Саммерс"

съемочную площадку. Здесь невероятно.

— Я знаю. Когда я был молод, то сидел здесь и писал песни обо всём на свете. Это место, прямо здесь. Раньше я называл его «Рок вдохновения», — я поглаживаю ледяной валун, затем смотрю на Кловер. — Я просто не мог оставить это место. Сегодня к Денни придут люди, которые хотят посмотреть на ранчо.

Она вздыхает:

— Ребята, вы когда-нибудь ладили?

— Его кровь течет иначе, чем моя. Он денежный парень, а я… другой. Иногда мы сходимся во взглядах. Большую часть времени мы видим насквозь друг друга. Для него главное — результат. Для меня это воспоминания. Папа вложил всю свою жизнь в то, чтобы сделать это место таким, какое оно есть. Мама тоже. Я просто не понимаю, как он может продать всё это и обналичить чек, как будто это ничего не значит.

— Когда я была маленькой, у моего дедушки была молочная ферма. Ничего подобного этой. Она была небольшой, и у него было около пятидесяти коров, но вся семья моей мамы выросла там. Это было особенное место, понимаешь? В любом случае, дедушка скончался, и по той или иной причине ферма перешла в руки моего дяди, который, как и Денни, продал её. Моя мама пыталась сражаться с ним, но в конце концов проиграла, и ферма теперь превратилась в магазин мороженого. Для моей мамы это было опустошительно, но через некоторое время она поняла, что ее брат не смог продать воспоминания, которые они там оставили. Они навсегда останутся с ней. — Кловер проводит рукой по своим длинным тёмным волосам и смотрит на меня. — Не знаю, поможет это или нет, но я просто подумала, может быть…

— Ты довольно мудрая для своего возраста, — говорю я, желая забрать свои слова обратно. Кто такое говорит? КТО? Старики, вот кто.

— Мудрая? — она смеется. — Нет. Совершенно невежественная и зажатая в сроках… да.

— Значит, ты человек. Стресс по поводу жизни — это нормально. Важно то, как ты справишься с этим.

Разговор с ней заставляет меня осознать, что я вообще не очень хорошо справился со всем этим дерьмом с Денни.

— Так для чего это нужно? — спрашивает она, указывая на ангар. — Я тоже часто вижу их на севере, но никогда не знала, для чего они нужны.

— Я считаю, что молочные фермеры в вашем районе используют их для хранения сена. Мы же всегда использовали его для хранения зерновых кормов, — пока я говорю, она пишет в своем блокноте.

— Что об этом? — кончик её пальца указывает на небольшую ветряную мельницу возле пруда за сараем.

— Ветряная мельница?

Она кивает:

— Я знаю, что это ветряная мельница, но какова её цель здесь? Возобновление источников энергии?

Я качаю головой и провожу рукой по подбородку, глядя на неё. Мне нравится, насколько она любопытна во всем.

— Нет. Она черпает воду из глубины колодца. На самом деле это очень круто. Чуть ниже мельницы есть труба, ведущая в колодец. Ветер толкает турбину, и вода течет по трубе, и наполняет пруд за сараем. Папа построил его сам. Ну, с помощью нас, детей, но я не думаю, что мы действительно помогали.

Я смеюсь, вспоминая время, проведенное за переносом кирпичей по четыре штуки и цементных блоков туда и обратно от сарая до края пруда. Тогда это казалось огромной работой. Я бы отдал всё, чтобы провести день с ним, строящим.

Клевер делает несколько заметок в своей книге, затем смотрит на меня:

— Ты скучаешь по дороге? По волнению толпы?

— По толпе нет. По дороге немного. Я всё еще пишу. Буквально вчера вечером написал песню, но дальше дома она не пройдет. Чёрт, я, наверное, даже не буду её записывать.

— О чём она? — спрашивает Кловер с таким интересом и невинностью, что я опешил. Прошло много времени с тех пор, как я с кем-либо разговаривал о своей музыке, особенно о своих оригинальных песнях. Большинству людей просто нужны обложки с каким-нибудь ковбойским акцентом, от которого они могут упасть в обморок. Я не жалуюсь. Лодж дает мне возможность поделиться своей музыкой. Мне нужно сохранить эту часть себя живой, она держит меня приземлённым.

Я смотрю на Кловер, рассматривая её мягкие розовые губы, когда она задумавшись проводит по ним кончиком пальца, ожидая моего ответа.

— Она о жизни, старении, одиночестве, попытках найти смысл в мире без любви. Наверное, довольно удручающе, — смеюсь я. — Чем старше становишься, тем больше понимаешь, как мало значит все остальное без неё.

— Я до сих пор не могу поверить, что ты никогда не был влюблен, ты такой… — она делает паузу, но я знаю, что она скажет.

— Старый? — я смеюсь. — Сорок восемь. Я думаю, это довольно много. Но не чувствую этого. Большую часть дней мне всё ещё кажется, что мне двадцать. Я всегда слышал, как люди говорили это, но никогда не верил этому, пока сам не оказался здесь.

— Ты не старый, — говорит она. — Пятьдесят — это новые тридцать.

— Ха! Что ж, тогда у меня началась новая жизнь. Я только что вернулся на пару десятилетий назад.

Она делает ещё один глоток горячего шоколада, на этот раз оставляя на губах пятно шоколада, которое так и просится быть стёртым кончиком моего пальца.

— Ты найдешь любовь, — говорю я, подавляя желание прикоснуться к ней. — Поверь мне, ты молода, ты красива, ты талантлива… у тебя все получится. Даже если ты сейчас в это не веришь.

Она смотрит на меня взглядом одновременно игривым и искренним.

— Ты очень добр, и я благодарю тебя за это. Моё юное сердце не выдержит большего. — Она игриво хватается за грудь и наклоняется вперёд, как будто умирает.

Я не уверен, что именно в этот момент меня поражает, может быть, это движение, может быть, улыбка на её лице. Что бы это ни было, это побуждает меня протянуть руку и стереть пятнышко шоколада с её мягкой губы.

— Извини, у тебя было немного…

— Все в порядке, — произносит она, её щеки розовеют. — Спасибо.

Её взгляд снова ловит мой взгляд, и на секунду,