Читать книгу "Поместье-зверинец - Джеральд Даррелл"

отказался от своей затеи и направился к бобам. Цветы бобов очаровали Эгберта, но его интерес к ним носил эстетический, а не гастрономический характер. Среди петрушки и мяты у него вдруг зачесалась левая пятка, и при попытке встать на одну ногу, чтобы установить причину раздражения, он тяжело плюхнулся задом в дождевую лужу. Когда его подняли, обтерли и утешили, он заковылял дальше, пока не уткнулся в аккуратные грядки шпината. Здесь он стал как вкопанный и начал придирчиво и подозрительно рассматривать растения. Подступив к ним вплотную, он в упор уставился на них, склонив голову набок. У нас перехватило дыхание. Подавшись вперед, чтобы схватить лист, он оступился и упал головой в большую розетку шпината. Потом с трудом поднялся на ноги и предпринял новую попытку. На этот раз ему удалось захватить клювом кончик листа. Он дернул его, но лист был прочным и не поддавался. Широко расставив ноги и откинувшись назад, он изо всех сил снова дернул лист. Кончик листа оторвался, и Эгберт опять очутился на спине. На этот раз он явно торжествовал победу, держа в клюве крошечный кусочек шпинатового листа. Под аплодисменты присутствующих Эгберт был водворен в клетку, и перед ним поставили большое блюдо нарубленного шпината. Но тут возникло новое затруднение. Даже мелко нарубленный, шпинат был для него слишком грубой пищей, так как непосредственно после еды у Эгберта появлялись признаки недомогания.

— Это слишком грубая пища для него, как бы мелко мы ни рубили шпинат, — сказал я. — Боюсь, нам придется готовить его примерно таким же способом, каким мать готовит пищу для птенца.

— Каким именно? — поинтересовалась Джеки.

— Понимаешь, они отрыгивают полупереварившиеся листья в виде жидкой кашицы.

— И ты предлагаешь нам тоже заняться этим? — настороженно спросила Джеки.

— Нет, нет, но если кормить его разжеванными шпинатными листьями, то, я думаю, это будет почти то же самое.

— Да, разумеется, но лучше, если это будешь делать ты, — оживилась моя супруга.

— В том-то и дело, что я курю, — сказал я, — и Эгберту вряд ли понравится смесь шпината с никотином.

— Другими словами, раз я не курю, значит, мне и пережевывать шпинат?

— В общем так.

— Если бы кто-нибудь сказал мне, — жалобно проговорила Джеки, — что, выйдя за тебя замуж, я должна буду в свободное время пережевывать шпинат для птиц, я бы ни за что этому не поверила.

— Но ведь это же для пользы дела, — робко вставил я.

— Нет, в самом деле, — мрачно продолжала Джеки, пропустив мимо ушей мое замечание, — если бы кто-нибудь сказал мне об этом и я бы этому поверила, я бы, наверное, ни за что не пошла за тебя замуж.

Она взяла блюдо со шпинатом, окинула меня уничтожающим взглядом и отправилась в укромное место жевать листья. Все то время, пока Эгберт находился у нас, он поглощал уйму шпината, и Джеки исполняла свою роль поистине с терпением жвачного животного. По ее подсчетам, она обработала таким образом около центнера листьев шпината, и с тех пор шпинат не значится в числе ее любимых блюд.

Вскоре после прибытия Эгберта и его сородичей мы получили двух зверьков, которые стали известны у нас под именем Страшных близнецов. Это была пара больших, очень толстых волосатых броненосцев. Они были почти одинаковых размеров и, как мы скоро обнаружили, обладали почти одинаковыми привычками. Поскольку оба зверька были самками, напрашивалось предположение, что они одного помета, если бы одного из них не поймали рядом с Лос-Инглесес, а второго — в нескольких милях от поместья. Близнецов поселили в клетке с особым спальным отделением. Первоначально клетка предназначалась для одного большого броненосца, но из-за недостатка жилой площади пришлось поместить в нее двоих. Так как они были еще подростками, они устроились очень удобно. Единственными радостями в жизни для них были еда и сон, и они никак не могли насладиться ими в полной мере. Спали они обычно на спине, свернувшись в клубок, громко сопя и раздувая при этом большие морщинистые розовые животы; лапы их дрожали и подергивались. Сон у них был крепкий, казалось, ничто на свете не в состоянии их разбудить. Можно было барабанить по клетке, кричать через решетку, открывать дверцу в спальню и, задержав дыхание (так как близнецы издавали специфический резкий запах), гладить их толстые животы, щипать за лапы, трясти хвосты — они все равно продолжали спать, словно находились в глубоком гипнотическом трансе. Наконец, в полной уверенности, что только мировой катаклизм может вывести их из этого состояния, я наполнял жестяную миску той отвратительной мешаниной, которую они любили, и ставил ее в переднюю часть клетки. Как бы осторожно я ни производил эту операцию, стараясь проделать ее без малейшего шороха, едва только рука с миской появлялась в дверце клетки, как из спальни доносился такой шум, словно гигантский дракон крушил клетку своим хвостом. Это метались близнецы, стараясь перевернуться на ноги и, так сказать, принять боевое положение. Тут нужно было бросать миску и поскорее отдергивать руку, так как буквально через долю секунды броненосцы пулей выскакивали из спальни и, тяжело сопя от напряжения, плечом к плечу проносились через клетку, словно два игрока в регби, борющиеся за мяч. Они с разбегу ударяли по миске (и по руке, если я не успевал ее убрать) и вместе с миской кувырком отлетали в дальний угол клетки. Смесь из нарезанных бананов, молока, сырых яиц и нарубленного мяса фонтаном ударяла в стенку и рикошетом попадала на спины близнецов, обволакивая их серые панцири густой вязкой массой. А они стояли среди всего этого хаоса, удовлетворенно хрюкая и урча, слизывая стекавшее у них с боков месиво, или затевали ссору из-за куска банана или мяса, который прилип к потолку, но, не выдержав неравной борьбы с силами тяготения, вдруг падал на дно клетки. Видя их по колено в этом обилии пищи, трудно было поверить, что два небольших зверька в состоянии поглотить такое количество витаминов и белков. Но уже через полчаса клетка была совершенно чиста, даже потолок был тщательно вылизан, для чего броненосцам приходилось вставать на задние лапы. А сами близнецы, шумно сопя, уже спали глубоким сном в своей благоухающей спальне, свернувшись в клубок. Со временем благодаря обильному питанию близнецы так растолстели, что с