Читать книгу "Мерперт Н.Я. Из прошлого: далекого и близкого. Мемуары археолога - Николай Яковлевич Мерперт"

ли представлялась нам будущая война? Разве такой рисовали ее все формы пропаганды тридцатых годов? Такими изображались действия «прославленных полководцев Гражданской войны»?

Осмыслить все это было бесконечно трудно. Да и не до размышлений было. Нужна была Вера: Вера в святость своего долга, в преодоление навязанной народу страшной трагедии, в беспредельность его сил, выдержки, самопожертвования, в вековечную, Господом ниспосланную, миссию России кровью своей, жизнью своей спасать мир от варварства. Вера в бессмертие России — неопалимая купина, — возрождающаяся в, казалось бы, самых гибельных, самых безнадежных условиях, и вера не заученная, не навязанная извне, не порожденная тотальной пропагандой, а естественная, интуитивная, пронизывающая все твое существо, определяющая чувство твоей личной ответственности в разрешении судьбоносной ситуации.

И полагаю, что имею право именно в этом аспекте высоко оценить роль моего поколения в этот первоначальный, может быть, самый трудный, прежде всего психологически, период войны. Вчерашние мальчишки и девчонки, пришедшие в армию перед самой войной, были размещены в пограничных округах, на которые обрушился первый сокрушительный удар находящейся в зените своей мощи, не знавшей поражений германской военной машины. И они выстояли, главное, духовно выстояли («выдюжили», как писал в одной из статей А.Н. Толстой), заложив первые основы перелома, а далее — и разгрома врага.

Собственного же участия в войне коснусь лишь слегка. Прежде всего, кратким было оно само: началось, как я уже отметил, в первые дни войны, а уже в конце июня я получил первое — легкое ранение (осколком авиабомбы), правда, в строю остался, не уходя даже в санбат. Затем было второе ранение — пулей на излете в ногу; в октябре третье — средней тяжести (прикладом автомата по голове); наконец, четвертое — тяжелое (разрывной пулей в локоть левой руки). Еще дважды был контужен, потому в конце марта 1942 года, после почти пятимесячного пребывания в омском военном госпитале я был отчислен из армии, и воинская карьера моя пресеклась (как видите, даже до генерала не дослужился).

Это первое. Второе: я не принимал участия во взятии ни одного города, но участвовал в сдаче многих. Писать об этом тяжело, а прикрываться общей ситуацией — малодушно. Бесследно такие события не проходят, а прокламировать их если и возможно, то с предельной скромностью. Поэтому я ограничусь кратким описанием лишь отдельных эпизодов, прежде всего, в тех редких случаях, когда память сохранила фактические их показатели (никаких дневников я не вел, да это и было строжайше запрещено).

Надо отметить, что отступление корпуса в первые недели войны от линии «старой» (до 1939 года) границы общим направлением на Старую Руссу проводилось очень регулярно, умело и, насколько я могу судить, с минимальными потерями, в чем безусловная заслуга опытного военачальника, командира корпуса — генерал-майора (в конце войны — генерал-лейтенанта и начальника управления боевой подготовки бронетанковых войск Советской армии) И.Д. Черняховского. То же следует сказать о командующем 5-ым мотоциклетным полком, входившем в состав корпуса, — полковнике (в конце войны генерал-майоре) К.Н. Виндушеве. В середине июля названный полк столкнулся с крупным соединением немецких войск у села Клин Ленинградской области и в результате упорного двухдневного боя заметно его потеснил. При этом ряд единиц нашего оружия (прежде всего, пушек и минометов) был поврежден, и командование приняло решение заменить его в артиллерийских складах под Старой Руссой, до которой от села Клин было немногим более ста километров. Отмечу, что от участников боя неоднократно приходилось слышать горькое замечание: «Ну вот, уже и до Клина докатились!», — при этом имелся в виду, конечно, город Клин Московской области. Через три месяца шутка превратилась в действительность, и жесточайшие бои шли уже именно под «тем» Клином, правда, это уже знаменовало и первые симптомы разгрома немецкой военной машины, разгрома нарастающего и неотвратимого. Но пока еще речь шла о Клине северо-западном, на старорусском направлении и немецкой группе, сил своих еще не растратившей. Отмеченный выше успех у этого Клина общей ситуации на данном участке фронта изменить не мог.

Машины с поврежденной техникой, подлежащей обмену в Старой Руссе, составили довольно значительную колонну: не менее восемнадцати плюс одна санитарная, даже с сантехником, надеявшимся пополнить комплект медицинских материалов. Командовать эшелоном назначили незнакомого мне пехотного офицера, а помощником его — меня (в упомянутом выше бою я был легко ранен). Вся документация и карты движения были у пехотинца, я же записывал, а больше запоминал названия отдельных деревень, что в дальнейшем оказалось очень полезным. По дороге в Старую Руссу мы подверглись нескольким нападениям немецких самолетов, но не слишком активным и безрезультатным (в некоторых машинах были зенитные пулеметы). Но все же двигались рассредоточенно и отдельными группами. Доехали часа за три без потерь и без особых приключений. Последние начались в городе. На артиллерийских складах вооружение нам не заменили (было исчерпано), но выдали довольно большое количество боеприпасов и несколько новых дегтяревских пулеметов. Оттуда наш пехотный офицер вывел нас в город, по указанию местных патрулей рассредоточил на одном из единичных, не заполненных еще пустырей, приказал ждать и исчез. Ждали долго, несколько часов. Обращение к патрулю и даже в комендатуру ни к чему не привело. Только колонна пополнилась «бронетехникой»: подъехал маленький броневичок (если память не изменяет, Т-20, на шасси основной тогдашней нашей «легковушки» М-1 — вот этакая мощь), и шофер спросил о пути в одну из запомнившихся мне деревень, после чего присоединился к нам. К нему я и пересел, с трудом нашел грунтовую дорогу, по которой мы приехали, и вывел колонну из города почти вслепую, ориентируясь по случайно сохранившимся в памяти названиям деревень. Местность была почти совсем открытая. В небе полностью господствовали немецкие самолеты (спасибо, единичные). Растянувшаяся колонна буквально проскакивала небольшими группами от деревни к деревне. И стали попадаться отдельные солдаты в расхлестанном виде и остатками пехотной формы, деморализованные; они сообщили (с явным преувеличением), что противник у деревни Клин подтянул новые силы, в том числе танки, прорвал фронт и движется на восток, на Старую Руссу. Достоверность этой информации была невелика, но рисковать эшелоном я не мог. Поэтому, оставив машины под деревьями большого села, я решил произвести разведку на броневичке, продвинувшись к видневшейся в километрах двух-трех впереди роще. И подъехав к ней почти вплотную, попал под довольно активный автоматный обстрел, а также успел увидеть две машины с немецкими солдатами. Силы явно были неравны. Блестяще проявил себя шофер броневичка: он моментально съехал в кювет и буквально вылетел из него