Читать книгу "Смерть-остров - Галия Сергеевна Мавлютова"

спрятался за ширмой.

— Калёным железом. Суровой рукой. Киркой и лопатой! — Оглушительные овации заглушали слова Горбунова, а он всё кричал и кричал лозунги и воззвания, забыв, к кому обращается. В конце собрания Воронов бережно отвёл начальника в подсобное помещение, где долго отливал его водой, чтобы привести в чувство.

— Калёным железом, — прошептал очнувшийся Горбунов.

— Калёным-калёным, — мирно поддакнул Воронов, пытаясь влить в Григория Алексеевича глоток воды прямо из графина. На шее Горбунова покоилось мокрое полотенце.

— Все записались в бригадмильцы?

— Все сто. До единого. — Коротко кивнул Михаил Григорьевич. — Попробовали бы не записаться. Вот где они у меня!

Воронов сжал кулак, получившийся настолько хлипким, что Михаил Григорьевич смутился и разжал руку.

— А что с Галиной? Где она? — треснувшим голосом спросил Горбунов.

— Ищут. Обещали найти. Сам Глеб Иваныч Петров обещал. Старый большевик слов на ветер не бросает. Он честный партиец.

Григорий Алексеевич улыбнулся и просветлел лицом. Он верил партии, как самому себе.

Глава четвертая

Двухосная теплушка уже вторую неделю тряслась в пути. В вагоне, изначально предназначенном для перевозки скота, на скорую руку были сколочены двухъярусные нары, кое-где стены утеплили фанерными обшивками, по центру угнездилась печка-буржуйка. Вместо сорока человек в вагоне поместилось все восемьдесят пять. Битком набитый вагон открывали редко. С утра вытаскивали умерших за ночь, к вечеру считали людей по головам, как скот, ночью вталкивали новеньких. Днём редко кто заглядывал, вагон жил своей жизнью. Колёса монотонно отстукивали минуты и часы. На третий день сложившийся распорядок нарушился. Поезд остановился, и наступила тишина. Ни звуков, ни голосов. Безмолвие взорвалось шумом и грохотом. В вагон впихнули молодую женщину, растрёпанную и помятую. Конвойные матерились и смеялись.

— Ты, Маруська, здеся и родишь! Чай, не сахарная, не растаешь!

— Я же беременная, беременная я, говорю же вам! Не мните меня, больно же! — визжала женщина, вырываясь из рук конвоиров.

Дверь захлопнулась. Свет померк. Женщина замолчала и огляделась. В наступившей темноте светились глаза. Много глаз. Женщина всхлипнула.

— Беременная я!

— Ещё скажи, что на сносях, — хохотнули в углу.

Женщина вздрогнула и притулилась у двери, привыкая к темноте. Галина подползла к ней и взяла за руку, пытаясь успокоить дрожавшую от нервного озноба женщину.

— Не кричи так, а то здесь всякие люди. Обидеть могут, — прошептала Галина, поглаживая обмякшее тело несчастной женщины. — Какой срок у тебя?

— Седьмая неделя, — вполголоса буркнула беременная. — Тебя как звать?

— Галиной, а тебя?

— Марусей. Маруся Беглова я. На путях взяли. Меня муж ждёт. Мы на юг едем. Там, говорят, голода нет. Здесь у нас пересадка была.

Галина застонала. Она ещё верила, что всё уладится. Кому положено, тот разберётся, что совершили оплошность. Скоро выяснят, где надо, что задержали честных советских людей вместо гопоты. Марусин случай вывернул все мысли Галины наизнанку. Значит, не оплошность совершают. Это не случайность. Задерживают всех, кого не попадя, бросают в состав и везут на край света. И не смотрят, что муж ждёт, что документы есть. Кто попался на улице или на железнодорожных путях, тех и хватают.

— Не плачь, Маруся, как-нибудь, — пробормотала Галина, не понимая, как успокоить беременную женщину. Жалость выворачивала внутренности, отнимая волю к жизни. Жаль было себя и всех, кто был в поезде, даже уголовников.

— Попить бы, всё иссушило в горле, — пожаловалась Маруся.

— Нет тут воды, по вечерам приносят, сырую. Хлеб давали один раз. Тут верховоды завелись. Вон они, в том углу.

В сумраке Галина разглядела женщину; красивая, лицо ровное, гладкое, белое. Волосы вьются, чистые. По лицу видно, что Маруся не изголодала. Руки не изнеженные, но не корявые.

— Меня муж ждёт, — заплакала Маруся. — Как он там без меня? Я же беременная! Всех хватают, не смотрят, что у людей документы имеются.

В дальнем углу снова засмеялись. Галина гладила Марусино плечо и думала, когда же всё прояснится, когда разберутся со всеми, кого несправедливо задержали? Ведь в вагоне таких много, а в поезде ещё больше. Галина представила, сколько народу везут железнодорожные составы в разные концы страны, и от этого стало ещё горше. Но в данную минуту именно Маруся вызывала нестерпимую жалость. Галина мучилась от неспособности хоть чем-то помочь несчастной женщине.

— Ничего, ничего, как-нибудь, — шептала она, плача невидимыми слезами, боясь ещё больше огорчить Марусю.

Сумрак в вагоне сгустился, день близился к вечеру. Спёртый воздух понемногу растворялся в вечернем сквозняке. Дверь с грохотом отворилась, и в проёме возникли две фигуры, вырисовываясь зловещими силуэтами на закатном небе. Без лиц и глаз, одни очертания.

— И где тут наша беременная? — спросил один, а второй коротко хихикнул.

— Тут я, тут, — взвизгнула Маруся и подпрыгнула на руках у Галины. — Беременная я! Заберите меня отсюдова!

Маруся резво поползла к проёму. Галина всплеснула руками. Куда она? Пропадёт же! Конвоиры весело гоготали, наблюдая за передвижениями Маруси. Так же весело подхватили её на руки и потащили по насыпи. Маруся задорно смеялась вместе с конвойными. Галина охнула и прижала руки к животу. Погубят безвинную женщину эти люди с винтовками. В дальнем углу тоже засмеялись, словно вторя ушедшим конвойным.

— Щас родит, прям в поле! На всех хватит.

— Это Маруська Беглова, с Буинского тракта. Известная воровка!

— Врёт, как пишет! Да она безграмотная. И мужа у неё сроду не было. Щас как загуляет с конвойными, вся страна услышит.

Шум и хохотки в углу стихли. Галина долго приходила в себя, борясь с нахлынувшими мыслями. Женщина оказалась воровкой. Никакая она не беременная. Значит, её забрали справедливо. В поезде везут всех, и виновных, и безвинных. От ощущения невыносимого ужаса Галине стало плохо, и она потеряла сознание. Очнулась ночью. Поезд не спеша тарахтел по рельсам. Колёса по-прежнему выстукивали монотонную песню. Вдруг состав дёрнулся и остановился. Галина услышала