Читать книгу "Наша жизнь с господином Гурджиевым - Фома де Гартман"

помочь». Тогда я сказала: «Единственное, чего я от вас хочу, это чтобы вы не разрушили моего счастья с мужем». Г-н Гурджиев не смеялся. «У вас, наверное, квартира с семью комнатами, – сказал он. – Но если вы заинтересуетесь вопросом, который привёл сюда вашего мужа, у вас, возможно, будет квартира, в которой сто семь комнат, и возможно, вы станете ещё более счастливой, чем сейчас». Я сразу же поняла, что моё счастье с мужем не будет нарушено – только мои горизонты станут больше, расширятся.

В углу стояла лестница. Г-н Гурджиев указал на неё и сказал: «Если вы начнёте подниматься, ступенька за ступенькой, то однажды вы окажетесь наверху, и вы уже никогда не упадёте снова. Также и с вашим развитием. Вам нужно будет идти ступенька за ступенькой и не воображать, что вы окажетесь на вершине лестницы в один момент».

В следующий раз, разговаривая с г-ном Гурджиевым, я уже не была так напугана и сказала ему: «Г-н Гурджиев, я часто думаю о лестнице. Но я знаю, что у меня нет сил, даже нет желания забираться на вершину. Поэтому я решила, что будет лучше попытаться помочь моему мужу и вам достичь вершины лестницы, подталкивая вас сзади, ведь я вижу, что вы и мой муж очень этого хотите». И снова г-н Гурджиев не разозлился на меня. Он только сказал: «Я очень рад, что вы не эгоистка, что вы думаете больше о нас, чем о себе. Но посмотрите, вы можете подтолкнуть нас, возможно, со второй ступени на третью, с третьей на четвёртую, но дальше вы уже не сможете до нас дотянуться. Таким образом, для того, чтобы подталкивать нас дальше, вам тоже нужно будет подняться на одну или две ступени».

Вспоминая этот эпизод, я ясно вижу, насколько мудр был г-н Гурджиев. Если он говорил мне читать книги, прилагать усилия, или выполнять упражнения, которые он давал другим, я никогда ничего не делала или делала вполсилы. Но когда он напоминал мне, что я останусь внизу, а мой муж поднимется наверх, и я больше не смогу следовать за ним, быть с ним, или даже понимать его, это настолько меня пугало, что я сразу же начинала со всей силой делать всё, что говорил г-н Гурджиев.

Сейчас я продолжу мою собственную историю. Мы ещё раз увиделись с г-ном Гурджиевым в Санкт-Петербурге за несколько дней до того, как я должен был ехать на Австрийский фронт на Украине. Перед уходом я спросил его совета по поводу моей военной службы. Он мне ответил: «Вы офицер и вы должны ехать на фронт, но никогда не позволяйте себе быть охваченным военным психозом. Помните себя… Не забывайте помнить себя. Скоро разразится революция, и всё закончится. Оставаться на фронте тогда уже не будет никакого смысла с военной точки зрения. Попытайтесь уехать и прибыть туда, где буду я». После короткой паузы он добавил, повернувшись к доктору Шернваллу, который тоже был здесь: «Ему нужно будет осложнять жизнь. Займитесь этим, доктор!» Потом, повернувшись ко мне, он повторил: «Помните себя, не забывайте помнить себя».

Самовспоминание – это центральная идея учения г-на Гурджиева. Что касается «осложнения», то это связано с другой его идеей – что вера в его учение не обязательна. Фактически, требуется совершенно противоположное. Учитель постоянно контролирует и наблюдает ученика, но в то же самое время влияет на его линию поведения, отвлекает его, даже провоцирует его с явными конфликтами, чтобы подвести его к открытию того, что является правдой. Это возможно, только если у ученика внутри есть сильный порыв упорно трудиться, горящее желание, которое не даст ему остановиться перед какими-либо препятствиями.

Я хотел бы рассказать о том, как я «помнил себя», и как это спасло мою жизнь на фронте. Я был в окопах вместе со своим полком. Однажды, около четырёх часов пополудни, меня послали с рапортом в штаб. Я оседлал своего коня и поскакал по плоской возвышенности, от которой дорога спускалась в долину. Вскоре я услышал пушечные выстрелы, повторяющиеся каждые три минуты. Я встретил солдата, рассказавшего мне, что немцы «отбросили их» в долину рядом с выбранной мной дорогой. Повернуть назад, не доставив свой рапорт, было невозможно, поэтому я продолжил путь.

Слова г-на Гурджиева «помните себя» всплыли в моей голове. Я слышал их только один раз и без объяснений, но я по-своему их понял. Как только я начал повторять их я обнаружил в себе новое состояние глубокого спокойствия.

На дороге перед собой я видел воронки от свежих разрывов снарядов. Я продолжал свой путь, мысленно повторяя: «Я помню себя». Это не мешало мне видеть всё, что происходит вокруг. Вдруг я услышал нарастающий звук артиллерийского снаряда, будто бы он свистел в мою сторону. Он взорвался очень близко, но именно из-за его близости ни я, ни мой конь не пострадали. Когда взрывались снаряды австрийского типа, начальный угол разлёта осколков был очень высоким, поэтому они не повреждали никого, кто был рядом. Моя лошадь, испугавшись, метнулась и упала в неглубокую канаву. Я спрыгнул, всё время, повторяя «Я помню себя». Лошадь вскочила, немного пробежала и остановилась. Я был внутренне спокоен, но мне нужно было быстро решить, в каком направлении бежать, поскольку другой снаряд должен был разорваться менее чем через три минуты. Есть теория, что снаряды никогда не падают дважды в одно и то же место. Должен ли я пойти и лечь в воронку, где только что приземлился снаряд? Нет. Должен ли я попытаться поймать лошадь? Если я смогу, я уеду далеко от этого опасного места – так я и сделал. Следующий снаряд не заставил себя ждать, он разорвался возле последней воронки. «Помни себя» сохранило меня спокойным, и позволило принять правильное решение в критический момент.

События препятствовали нашей встрече с г-ном Гурджиевым вплоть до 28 августа 1917 года, когда мы увиделись в Ессентуках на Кавказе. После того, как мы покинули его в феврале, мы поехали в Киев, чтобы повидать мою сестру перед отъездом на фронт. На следующее утро была общая забастовка: не было ни поездов, ни электричества, ни газет, ничего! Около шести дней мы ничего не знали о происходящем. Наконец, появились газеты, и мы узнали, что царь отрёкся от престола, и сейчас у нас Временное правительство, возглавляемое Александром Керенским.

Слишком долго описывать всё то, что произошло в течение этих месяцев с февраля по август; но через все события красной