Читать книгу "Валера - Dey Shinoe"

девчачий шёпот. — Как же так, Лерок.

Ощущаю под собой мягкий пружинистый матрас.

Пытаюсь бузить ещё ровно несколько секунд, но горизонталь делает своё дело. Я отрубаюсь как ребёнок.

Глава 3. Не продаюсь, но сдаюсь в аренду

Все обиженные и оскорбленные знают — если надо кого-то уделать, купи Валере выпить и покурить.

Я невъебенно хорош в драках. Мало кто будет спорить с этим. Я ведь и всыпать могу.

Как в первый класс пошёл — так и началось. В этих уличных разборках с шести лет варюсь. Примерно тогда же мне выбили первый молочный зуб, а потом они и сами посыпались, как старый сгнивший забор. Климат в Муторае неподходящий, чтобы детей стругать. Половина из них уже больными рождаются, остальная половина в процессе жизни по глупости выбывает из гонки.

Лично я родился с коммерческой жилкой и черпал выгоду из всего, что меня окружало.

Начать решил со своего собственного тела. Конечно, в началке мне здорово перепадало. Всякие чмошники обращались ко мне, чтобы слиться со стрелы и спустить на меня всех собак. Я легко соглашался взять все пиздюли на себя, особенно когда неудачники вертели купюрами у меня перед лицом.

Организм молодой, дури много, а смелости ещё больше. Да и ни один додик не станет колотить до смерти первоклашку, так что я получал вполовину меньше тех, кому предназначались тумаки.

Со временем я научился давать сдачи. А ещё чуть позже стал тем, кого начали уважать и бояться. Страх и уважение всегда идут в комплекте.

Я получал удовольствие от ощущения собственного превосходства, но никогда не соглашался щемить тех, кто не сможет мне противостоять, сколько бы бабла мне ни предлагали. Я отказывался. Если настаивали — соглашался, прятал купюру в карман и пинал уёбков по коленям прочь. Что? Что?! Нет, деньги Валерка Рыков не возвращает. Оставьте свои пожелания и недовольства в книге жалоб и предложений. Ах да, у нас такой нет. Тогда идите на хуй.

После армии я вернулся ещё более внушительным типом. Тогда разборки стали моим основным источником заработка.

Но как же так, чёрт возьми, вышло, что я, человек, привыкший решать любую проблему кулаками, оказался в столь беспомощном положении? А именно — укутанным и связанным в одеяле, блядь.

— Алё?! — рявкаю я, пытаясь выпутаться из плена ранним утром. Хорошо связали, ничё не скажешь, только зря. Малой кровью теперь не отделаются. — Выпустите, падлы!

Я кручусь и извиваюсь в этих узлах, сползая с кровати. Когда я почти сваливаюсь с края, в комнату забегает девчонка. Вся встревоженная, ошеломлённая, с кучерявой гривой тёмных волос. Она кидается ко мне, но не удерживает этот мягкий тяжёлый груз. Я оказываюсь на полу мордой вниз, но не прекращаю возмущаться:

— Какого хуя, блядь, это ты меня, что ли, засунула, да я тебя утоплю в канализации, овца туп… — бесконечный поток отборной брани перекрывает холодная ладонь, что накрывает мой рот. Девчонка переворачивает меня на спину и сердито хмурится. Я начинаю хмуриться в ответ, придав своему выражению лица ещё больше недовольства. Уж в чём-чём, а в недовольстве ей со мной не тягаться.

Девица поражённо вздыхает.

— Лера, ты меня с ума сведёшь, — говорит она и тянет руки к одеялу, начиная развязывать стянутые узлы джутовой верёвки. Откуда она вообще взялась?

— Ты кто, бля, такая? — беззастенчиво спрашиваю у неё.

Эта баба вскидывает бровь и резко наклоняется. Она вмиг оказывается слишком близко, из-за чего мне становится неловко, и я позорно прерываю наш зрительный контакт.

— Головой вчера ударилась? — незнакомка щурится, испытывая меня взглядом ещё несколько секунд. — Я тебе звонила, дура. Если ты и сегодня пропустишь пары, тебя линчуют.

Я активно перебираю в башке воспоминания. На звонок я отвечал только одному человеку… некой Овечкиной. Я хорошо запомнил её фамилию, потому что она говорящая, но не её имя.

— Нет, реально, как тебя зовут? — настаиваю я, наконец-то вытащив одну руку из-под одеяла, а сразу следом и другую. — И нахуя ты меня связала?

— Да что с тобой сегодня? — хмыкает Овечкина. — Ночью ты бузила и рвалась на улицу, искала, что ещё выпить, и выбивала из меня сигарету… агрессивно выбивала, требовала, угрожала, — начинает перечислять Овечкина, загибая пальцы. — Я не хотела, чтобы ты убила меня ночью, так что обезвредила… как смогла. Это очень на тебя непохоже. Случилось чего?

— Да, — без энтузиазма отвечаю я, самостоятельно развязав последний узел на одеяле. — Месячные. — Я наконец-то оказываюсь на свободе и резко подскакиваю на ноги. Но сил в теле не так много.

Я начинаю кружить по комнате, ища мобильный.

— Вот всегда ты так! — возмущается Овечкина, преследуя меня всё это время. — Я о тебе забочусь, а ты ведёшь себя холодно и отстранённо! Ничего, что мы со школы знакомы? Лера? Лера?!

Я, наконец-то обнаруживший сотовый, первым делом нахожу Овечкину в контактах.

— Ай, чёрт с тобой, ну и сиди в своём телефоне... Пошли, я завтрак сделала.

Лариса к тому моменту уже скрывается в коридоре и гремит чем-то из кухни, пока я продолжаю изучать ночные сообщения.

В ватсап пишет некий тип с припиской Начальник: «Ты как?»

Я кривлю рожу и бессердечно удаляю сообщение. Если Лерке всякие начальники по ночам написывают, то неудивительно, что та себя втихаря режет.

Сразу под этим сообщением я обнаруживаю группу под названием «четвёртый курс какой-то хуйни». Среди присутствующих в этом чате я нахожу Ларису. Мне становится любопытно, и я двигаю на кухню, по пути прихватив верёвку, намереваясь как-нибудь мстительно применить её против Овечкиной.

— Это чё? — спрашиваю я, отвлекая Ларису от жарки яичницы. Девушка бросает взгляд в экран айфона и внезапно улыбается.

— Это наш чат. Вчера создали. Как тебе идея?

— Похуй, — рыгаю я и задираю руку с верёвкой. — Ты мне лучше скажи, это чё ещё за хуйня?

Лариса смотрит на меня как на пришельца, что неудивительно. Её подруга детства вдруг начинает вести себя как мужлан, а не как маленькая леди, которой она, очевидно, являлась.

Я требовательно гляжу на Ларису ещё несколько секунд тем самым Муторайским взглядом, прежде чем… она начинает реветь.

Сперва слёзы беззвучно скатываются по её щекам и падают в сковородку. Нагретая поверхность шипит. Я теряюсь, вылупившись на неё не моргая. Губы Ларисы дрожат. Она закусывает их, пытаясь скрыть это,