Читать книгу "Волчья тропа - Сергей Васильевич Самаров"

зрители и болельщики его за это уважали, но многие и негодовали. Но Нариман знал, что и те, и другие купят билеты и придут на его следующий бой. Одни – с целью поддержать его, другие – в надежде увидеть его первое поражение. Но его не интересовали их цели и надежды. Бацаев вместе со своим тренером Абдул-Меджидом выработал себе манеру поведения, которой легко было придерживаться, потому что она отвечала его сущности. Нариман никогда не опускался до такого популярного в современных спортивных единоборствах «треш-тока», то есть никого и никогда не оскорблял, не бил себя кулаком в грудь и не бросался на противника во время обязательной после взвешивания «дуэли взглядов». Но при этом и не уступал никому, не устраивал провокаций и не поддавался на них, справедливо считая, что поединок всех рассудит и все расставит по своим местам. Даже жесты после боя были рассчитаны и отработаны перед зеркалом.

– Это все деньги, – объяснял Абдул-Меджид. – Пойми, жесты создают твой имидж точно так же, как и кулаки. А имидж делает деньги… И еще много потом найдется желающих повторить пусть и не тебя, потому что это невозможно, но хотя бы твои жесты. Но им при этом будет казаться, что они повторяют не твои жесты, а именно тебя. Будь к этому готовым.

Нариман соглашался легко. Он никогда не был жадным до денег человеком, но желал жить безбедно, получая от жизни удовольствие.

Но значительно выше, нежели наличие денег на счету, для него было положение в обществе. И именно поэтому он и возглавил собственный отряд сначала в Ираке, а потом, когда в Ираке почти все относительно крупные отряды были уничтожены, по приказу командования перебрался в Сирию. Завершив выступления в «шестиугольнике» в соответствии с возрастом, Нариман чувствовал усталость от постоянных тренировок. Но вместе с этим он чувствовал, что его былые достижения постепенно отодвигаются куда-то назад, начинают забываться не только окружающими людьми, но даже им самим, словно это все происходило не с ним, а с кем-то другим и вообще события происходили в каком-то ином измерении, что ли. Однажды он заговорил об этом с Абдул-Меджидом, и оказалось, что тренер сам через это прошел. Будучи когда-то знаменитым спортсменом, он рассчитывал, что слава его будет длиться всегда. Но она окончилась быстро и неожиданно – однажды на первенстве республики по вольной борьбе его просто не узнали на входе и не хотели пропускать без пригласительного билета, который он оставил дома – просто привык к тому, что его узнают. Ладно хоть неподалеку оказался президент республиканской Федерации вольной борьбы. Услышав громкий спор, он подошел, проверил список приглашенных и от руки вписал в него еще одну фамилию.

– Извините, мы забыли вашу фамилию внести в список… – извинился президент и поспешил дальше по своим делам. Может быть, еще кого-нибудь в список вносить у другого входа. Но ни список, ни пригласительный билет не могли заменить простого узнавания лица, которого немолодой уже мужчина так желал.

Абдул-Меджид тогда понял, что время его былой славы давно прошло, как уходят силы некогда отлично тренированного тела, и он со своим опытом прошлых побед уже мало кому нужен. Что было вчера, так вчерашним днем и останется, а сегодня день уже новый. Вот тогда бывший борец и решил стать тренером. Но тренер, даже воспитавший нескольких чемпионов мира, никогда не имеет такой славы, как его воспитанники. И только вместе с Нариманом Бацаевым былая популярность вернулась к Абдул-Меджиду. Его снова стали узнавать на улицах, парни стали указывать в его сторону, говоря о нем своим девушкам, и уважительно здоровались с ним, прижимая к груди правую руку, хотя он мало кого из них помнил. Да, скорее всего, даже и не знал никогда. Может быть, когда-то и где-то поздоровался, но чисто «за компанию». Может быть, даже руку кому пожал, коснулся щекой его щеки, как это принято на Кавказе, однако для человека это значило многое, и помнить он об этом будет долго.

Свою историю Абдул-Меджид рассказал Нариману, и тот загорелся:

– Давай придумаем вместе что-нибудь такое, что о нас всегда помнить будут! – предложил Бацаев. – Ты же умеешь придумывать! Придумай…

Абдул-Меджид пообещал пораскинуть мозгами. И пораскинул. Дважды он предлагал Нариману уйти в моджахеды. Официально это называлось «поехать на учебу в исламский университет в Турцию». Но все прекрасно знали, что это за учеба. Знал это и Нариман и даже объяснял свой отказ вполне здраво. Простых моджахедов в ИГИЛ воюют десятки, если не сотни или даже тысячи. И едва ли кого-то из них помнят дома, в родных городах и селах. И едва ли уважают их и гордятся ими. В этом было у Наримана большое сомнение.

– Если поехать туда, чтобы возглавить какой-нибудь отряд… – вырвалось у Наримана совершенно случайно.

– Я поговорю с братом, когда он будет снова звонить, – пообещал Абдул-Меджид.

Старший брат тренера, уже очень старый Камил, был известным имамом. Все в селе знали, что он служит в ИГИЛ, и даже свою мечеть имеет где-то на Ближнем Востоке, то ли в Ираке, то ли в Сирии, и там ведет свои службы для моджахедов. Камил тоже окончил исламский университет в Медине, только учился на факультете богословия.

Необдуманная фраза тренера автоматически значила, что два первых предложения, высказанные Абдул-Меджидом, тоже шли от Камила, и одновременно предполагала, что это было сказано только вскользь, не совсем серьезно. Но Камил, видимо, хорошо представлял, что многие из эмиров захотят иметь среди своих моджахедов такого бойца, как он. Это сильно подняло бы авторитет любого эмира. Но Нариман отводил себе другую роль, стремился к другому. Он давал сам себе оценку и хорошо знал, чего стоит одно его имя.

Но если первые два предложения, высказанные Абдул-Меджидом, пришли довольно быстро и одно за другим, то новое предложение затянулось. Даже сам Нариман уже начал было забывать о своем высказанном желании. А Абдул-Меджид задал вопрос:

– А меня к себе в отряд возьмешь?

– А ты не слишком стар для войны? – спросил Нариман.

– Ты и сам знаешь, что здоровья мне еще хватает.

Однажды Абдул-Меджид приволок Нариману на цепи противника для спаррингов – молодого медведя в наморднике и со срезанными когтями. Но сила у медведя была не в зубах и когтях, а в мощных лапах. И Нариман по настоянию тренера вынужден был с медведем бороться. Причем борьба эта была настоящей борьбой за жизнь. В итоге Нариман медведя просто задушил болевым приемом, предварительно сломав ему лапу. Но уже тогда будущий эмир прекрасно понимал, сколько