Читать книгу "«Уходили мы из Крыма…» «Двадцатый год – прощай Россия!» - Владимир Васильевич Золотых"

недвижимой собственностью»[52].

Сход не менее, чем в 200 выборщиков избирал в волостное земское собрание 1 гласного (депутата). Избранные волостные гласные (депутаты) на первом же собрании выбирали себе председателя и исполнительный орган – волостную управу в составе председателя и не менее трех членов. Разрешалось совмещение должности председателя волостного земского собрания и волостной земской управы[53].

Уездные земские собрания формировались из гласных (депутатов), избираемых волостными земскими собраниями «по два от каждого собрания – в уездах с числом волостей не свыше 15, и по одному – в прочих уездах». Кроме того сюда входили представители городов уезда, а также «весь состав уездной земской управы и по одному представителю от каждой волостной земской управы уезда, городские головы городов не выделенных в особые земские единицы и по одному представителю от православной церкви, от одного из неправославных исповеданий, преобладающего в уезде, и от управления земледелия и землеустройства»[54].

Волостные земства осуществляли сбор всех денежных и натуральных повинностей, снабжение войск и населения продовольствием и фуражом, проведение в жизнь «Закона о земле», сбор натуральных и денежных средств за предоставленную землю, содержание государственной стражи и другое. Примерно такие же права и обязанности в масштабах своих уездов имели уездные земства.

Вопрос о создании и работе губернских земств на территории Крыма Врангель отложил, «считая его разрешение делом будущего».

Для практического проведения в жизнь «Приказа о земле» были созданы волостные и уездные земельные советы. В довольно сжатые сроки было создано 68 волостных земельных советов, в состав которых кроме крестьян вошли учителя, мировые судьи, агрономы и местные землевладельцы, «не исключая даже крупных». Они обследовали земельные фонды волостей и составили списки лиц на получение земли в собственность.

Комиссии пришли к общему выводу, что размеры выделяемых участков должны быть «достаточно жизненными», но при этом они зависят от местных хозяйственных условий и объема волостного земельного фонда. В среднем эти участки составляли от 30 до 70 десятин, в некоторых уездах до 100 десятин на семью, «при этом некоторые признавали необходимым учитывать многосемейность владельцев, участие их и членов их семейств в гражданской войне»[55].

Затем собственники земли получили от уездных земельных советов выписки из постановлений этих советов об утверждении представленных волостными земельными советов проектов закрепления земли.

«Документы эти, – отметил в своих «Воспоминаниях» Врангель, – подобно уставным грамотам 1861 года служат бесспорными актами «владения» землей для новых собственников впредь до уплаты государству полной стоимости отчуждаемых земель. Когда же выплата состоялась, наступает второй момент создания собственности и выданные ранее выписки заменяются основанными на этих актах крепостными данными. Последние и должны были быть той крепкою «бумагою», которую жаждет крестьянство на имеющиеся у него земли».

На первых порах крестьяне не особо верили в крепость врангелевской власти, поэтому не спешили брать от нее землю. Но когда новая власть окрепла, и Русская армия Врангеля вырвалась из Крыма в Северную Таврию, крестьяне с охотой стали брать землю, поверив, что новая власть «всерьез и надолго». Посетивший в начале сентября Мелитопольский уезд известный крымский журналист из газеты «Великая Россия» Н.Н. Чебышев писал: «Все в зависимости от военных успехов. Пока шли бои в Мелитопольском уезде, крестьяне ходили около земельного закона. Как взяли Александровск – хвосты у земельного совета. Характерно отношение немецких колонистов к закону. Их старшина сказал: “Наше правосознание не позволяет нам получать землю бесплатно”»[56].

Надо отметить, что некоторые крымские помещики, а также бежавшие сюда от большевиков всероссийские землевладельцы, были недовольны врангелевским «Приказом о земле». Об этом барону 30 мая откровенно сказал генерал Георгиевич, служивший в штабе Русской армии. «Главнокомандующий громко) произнес: “Я сам помещик и у меня первого придется делить землю”», – записал в своем дневнике офицер штаба Врангеля военный журналист А.А. Валентинов, слышавший этот разговор[57].

Следует отметить, что большевики еще 26 октября (8 ноября) 1917 года на Съезде советов рабочих и солдатских депутатов приняли Декрет о земле, в котором было записано, что «помещичья собственность на землю отменяется немедленно и без всякого выкупа; помещичьи имения, равно как все земли удельные, монастырские, церковные, со всех их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных советов». В сравнении с этим большевистским декретом закон барона Врангеля о земле, безусловно, теоретически проигрывал. Потом, правда, большевики отобрали эту землю у крестьян, объявив ее общенародной собственностью[58].

Но конкретно в Крыму этот указ Врангеля вызвал позитивную реакцию крестьянства. Живший в это время в Крыму председатель земской управы Таврической губернии, бывший депутат 1-й Государственной Думы России В.А. Оболенский, писал: «Важным шагом Врангеля стало издание… закона о земле… Это имело важное пропагандистское значение. Мало кто знал подробности земельного закона Врангеля, но еще до его издания в армии стало известно, что “Врангель дает землю крестьянам”, тогда как Деникин ее от них “отнимал…” Я до сих пор уверен, что если бы земельный закон, в том виде, в каком он был издан Врангелем 25 мая 1920 года, был издан Деникиным 25 мая 1918 года, то результаты гражданской войны были бы совсем другие»[59].

Довольно скептически оценивал значение врангелевского Закона о земле для привлечения крестьян Таврической губернии начальник отдела печати Гражданского управления Правительства Юга России известный публицист Г.В. Немирович-Данченко. В своей книге воспоминаний «В Крыму при Врангеле» он писал о Земельном законе Врангеля: «Население Северной Таврии отнеслось к нему довольно равнодушно. Причины этого следует искать в том, что почва для восприятия населением земельного закона в Сев. Таврии была довольно неблагоприятной. Ни в Мелитопольском, ни в Перекопском, ни в Бердянском уездах крестьяне никогда не испытывали недостатка в земле, а в самом Крыму значительная площадь крестьянской земли, не говоря уже о помещичьей, к весне 1920 года оказалась незасеянной. Да и к тому никакого труда не составляло получить земельные участки желавшим ее обрабатывать на праве аренды»[60].

Кстати, реализации земельной реформы пытались мешать и большевики, которые, как писал в своих воспоминаниях П.Н. Врангель, «делают со своей стороны все возможное, чтобы препятствовать распространению приказа о земле среди населения. В наших руках образцы распространяемого большевиками подложного секретного распоряжения, якобы) исходящего от меня – не приводить приказа о земле в исполнение»[61].

В любом случае земельная и земская реформы П.Н. Врангеля, имевшие целью создать в будущем сильный и самостоятельный класс мелких собственников, из-за полной нехватки времени и средств так и не были реализованы в полной мере.