Читать книгу "Книга имен - Жозе Сарамаго"

Изготовление поддельного документа много времени не заняло. Двадцать пять лет ежедневных упражнений в каллиграфии под присмотром требовательных начальников и придирчивых наставников позволили в совершенстве овладеть инструментом, придали должную твердость запястью и надлежащую гибкость фалангам, научили с волшебной четкостью выводить линии волосяные и с нажимом, почти интуитивно чувствовать округлость изгибов и стройную прямизну палочек, одарили способностью предугадывать, насколько густыми или водянистыми окажутся чернила — и полезные навыки, пригодившись при этой оказии, прошли испытание, создали в результате документ, способный выдержать проверку, проводимую при посредстве сколь угодно мощной лупы. Разоблачительны, конечно, отпечатки пальцев и невидимые пятнышки пота, оставшиеся на бумаге, но крайне мала вероятность того, что документ будет проверен и с этих точек зрения. Самый компетентный графолог, призванный на экспертизу, под присягой показал бы, что рассматриваемый текст составлен и написан собственноручно шефом-хранителем Архива и идентичен тому, который возник бы на бумаге в присутствии самых надежных свидетелей. Стиль документа, то есть особенности построения фразы и словоупотребления, вступил бы в свой черед психолог, поддерживая уважаемого коллегу-графолога, убедительно доказывает, что его автор — человек исключительно властный, с твердым, неподатливым характером, человек замкнутый, уверенный в правоте своих суждений, пренебрегающий чужим мнением, о чем легко может судить даже малое дитя, прочитавшее такой текст: я, главный хранитель Главного Архива Управления Записи Актов Гражданского Состояния, на основании полномочий, мне предоставленных и мною исполняемых неукоснительно и ревностно, как того требует принесенная мною присяга, уведомляю всех представителей военных и гражданских властей, организаций, равно как и частных лиц, ознакомленных с настоящим документом, составленным и написанным мною собственноручно, что Такой-то и Такой-то, младший делопроизводитель вверенного мне и мною руководимого учреждения, действует в соответствии с непосредственно полученным от меня распоряжением и настоящим предписанием об установлении, выявлении и проверке любых данных, имеющих отношение к прошлому, настоящему и будущему Такой-то и Такой-то, родившейся там-то и там-то тогда-то и тогда-то, дочери Такого-то и Такой-то, в связи с чем вышеуказанный сотрудник на весь срок проводимого им расследования облекается всей полнотой прав, какие могут потребоваться ему во исполнение означенного поручения и какими я наделяю его в соответствии с особенностями архивной службы и на основании принятого мною решения, каковое подлежит безусловному исполнению. И это самое дитя, с неимоверным трудом продравшись сквозь дебри канцелярского стиля, задрожало бы от страха перед такой внушительной бумагой, припало бы к материнским коленям, ища защиты и вопрошая, как же стало возможно, чтобы младший делопроизводитель сеньop Жозе, человек от природы мягкий, уступчивый, едва ли не по-овечьи робкий, зачал, выносил и исполнил свой замысел, не имея при этом ни образцов для подражания, ни прецедентов, поскольку не принято было и не вызывалось техническими надобностями наделять служащих архива подобными мандатами, и вверил самому себе столь полновластные прерогативы, ибо это самое малое, что следует из этого деспотического документа. Еще много соли предстоит съесть испуганному ребенку, съесть и слезами ее выплакать, чтобы уразуметь и постичь, что такое жизнь, да перестать удивляться, обнаружив, как при должном стечении обстоятельств, то есть если будет на то выписан надлежащий мандат, неважно, подлинный или поддельный, мягкосердечные обретают жесткую властность, а в свое оправдание говорят, что не виноваты, что всего лишь выправили бумагу, что действовали от имени другого лица, в самом лучшем случае пребывая в добросовестном заблуждении, сами себя обманывая, поскольку на самом-то деле властная суровость, возникшая откуда ни возьмись, взялась-то все же в них, а не в ком-то ином, видимом или незримом. Но все же, оценивая все, до сего часа произошедшее, по его последствиям, маловероятно, чтобы можно было предвидеть, какая серьезная пагуба для нашего мира воспоследует от намерений и поступков сеньора Жозе, а потому давайте-ка на время придержим наши суждения, клонящиеся в сторону осуждений, отложим их, так сказать, до лучших времен, до той поры, пока иные поступки, высветив портрет героя более отчетливо, не придадут его чертам большей определенности.

В субботу, надев свой лучший костюм и свежую, выглаженную сорочку, повязав более или менее правильно почти подходящий галстук, укрыв во внутреннем кармане украшенный фирменным штампом конверт с мандатом, сеньор Жозе у дверей своего дома снова остановил такси, но не потому, что спешил — сегодня в его распоряжении был целый день, — а потому, что тучи грозили пролиться дождем и не хотелось бы предстать перед дамой из бельэтажа с каплями на ушах, с заляпанными грязью обшлагами брюк и рисковать тем, что она захлопнет перед ним дверь прежде, чем он успеет изъяснить цель своего визита. Сеньор Жозе взволновался, представляя, как примет его старушенция, ибо именно этим, словно самим собой сказавшимся словцом с уничижительным оттенком определил он будущую собеседницу, какое впечатление окажет на нее чтение предъявленного ей документа во всей его напористо-грозной силе, и, хоть надо признать, что иные ведут себя совсем не так, как ожидаешь, а прямо противоположным образом, будем надеяться, это не тот случай. Может быть, он при сочинении мандата и переусердствовал с жесткими и властными оборотами, однако же правдоподобие требовало такой же верности взятому за образец характеру шефа, как и его почерку, хотя, с другой стороны, всякий знает, что ежели справедлива народная мудрость насчет каши, которую маслом не испортишь, то не менее метко речение относительно пересола, который в отличие от недосола окажется на спине. Ладно, видно будет, вздохнул сеньор Жозе. Но первое, что стало ему видно вскорости после того, как через щель в приоткрытой двери он ответил на прозвучавшие изнутри вопросы: Кто там, Что вам угодно, Кто, говорите, вас направил, А я-то какое к этому имею отношение, что старушка из бельэтажа оказалась вовсе и не такой старушкой, как он представлял, ибо у старушек не бывает таких живых глаз, такого прямого носа, таких крепких, хоть и тонких, губ нисколько не запавшего рта без морщин в углах, а о немалом числе прожитых лет можно судить разве что по несколько одряблевшей коже на шее, и не потому ли посетитель обратил на это внимание, что и у себя с недавних пор стал замечать эту безобманную примету физического упадка и дряхления, а ведь ему только-только исполнилось пятьдесят. Жилица так и не отворила дверь полностью, говоря опять и снова, что соседями не интересуется, и слова эти были вполне резонны, если вспомнить, что прозвучали они в ответ на промах сеньора Жозе, который избрал неверный путь, для начала уведомив, что ищет женщину, проживавшую на втором этаже в квартире слева. Когда же он понял свой промах и назвал наконец имя неизвестной женщины, недоразумение вроде бы разрешилось, но дверь, приоткрывшаяся было чуть пошире, тотчас вернулась в исходное положение, стоило лишь сеньору Жозе спросить: Вы знаете ее. Знавала, ответила женщина. Вот насчет нее я и хотел бы задать несколько вопросов. А кто вы такой. Уполномоченный Главного Архива Управления ЗАГС, я ведь уже сказал. А откуда мне знать, что это правда. У меня есть мандат, подписанный моим начальником. Я у себя дома и не желаю, чтобы меня тревожили. В подобных случаях необходимо оказывать содействие работникам Архива. Подобных чему. Когда возникает надобность развеять те или иные сомнения по поводу хранящихся у нас документов. А почему бы вам прямо не обратиться к ней. Мы не располагаем сведениями о ее нынешнем местонахождении, а если вам оно известно, сообщите, и мы больше не будем вас беспокоить. Вот уж больше тридцати лет, если память мне не изменяет, как я ничего о ней не знаю. А она в ту пору была еще ребенком. Да. И тон, каким женщина произнесла это единственное слово, давал понять, что она считает разговор оконченным, однако сеньор Жозе так просто не сдался, ибо руководствовался старинным правилом, уверявшим, будто за семь бед ответ один. Он вытащил из кармана конверт, а из конверта, причем с медлительностью, которая должна была выглядеть угрожающей, извлек мандат. Прочтите. Женщина затрясла головой: Не стану, меня это совершенно не касается. Не прочтете, вам же будет хуже, я приведу полицию. Женщина покорилась, взяла протянутую ей бумагу, зажгла свет в коридоре, надела висевшие на шнурке очки и прочла. Потом вернула ему документ и отомкнула цепочку, освобождая проход. Лучше зайдите, а то нас, должно быть, уже давно подслушивают из той квартиры. Второе лицо множественного числа обозначало пусть необъявленный, но подразумеваемый союз, и сеньор Жозе понял, что первую схватку он выиграл. Пусть эта победа, объективно говоря, вообще первая в его жизни, одержана была благодаря самому бессовестному жульничеству, но если такое множество людей возглашает во всеуслышание, будто цель оправдывает средства, кто он такой, чтобы спорить с ними. И он перешагнул порог со скромным достоинством победителя, который в силу великодушия не позволит себе поддаться могучему искушению унизить поверженного противника, но все же хочет, чтобы его величие было замечено.