Читать книгу "Роль жертвы - Елена Валентиновна Топильская"

него не было. До полного выздоровления Горчакова мне придется не только расследовать его дела, но и дежурить по району каждый день. По-моему, Зоя почувствовала себя отомщенной.

— Я только за дежурной папкой к себе забегу...

Опер пожал плечами и достал из пачки новую сигарету. Зоя, не оборачиваясь — видимо, чтобы скрыть от меня ликующее выражение лица, заторопилась в канцелярию, а я лихорадочно открыла дверь своего кабинета, швырнула в угол сумку с Лешкиными делами, схватила со стола дежурную папку и понеслась к лестнице. При моем появлении опер вздохнул, загасил недокуренную сигарету и стал спускаться по ступенькам, а я поспешала за ним, пытаясь на ходу выяснить, что за происшествие меня ждет.

То, что я сначала побежала за дежурной папкой, и только потом стала выяснять, что приключилось на территории района, указывало на то, как я устала, поскольку налицо было пренебрежение основной заповедью следователя: никогда не следует приступать к работе, не выяснив, нельзя ли ее на кого-нибудь спихнуть.

По молодости лет я несколько раз так накалывалась, приезжая на происшествие и с разбегу начиная строчить протокол осмотра трупа или допроса клиента, а на третьем часу работы вдруг выяснялось, что клиент несовершеннолетий, и, соответственно, подследственность не моя, или что труп некриминальный. А следственное время дорого...

Опер был молоденький, я знала его плохо, да еще он явно был неразговорчивым, так что суть происшествия мне удалось выяснить уже практически на месте происшествия. Мы вошли в парадную старого дома и стали подниматься по лестнице, когда оперативник осчастливил меня информацией, что труп без видимых повреждений.

— А чей труп-то? — спросила я, запыхавшись от прыганья через ступеньку.

Правда, непонятно, куда мы так торопились, если учесть, что в прокуратуре опер ждал меня два часа.

— Женщина, — лаконично ответит мой сопровождающий, — хозяйка квартиры.

— А медика вызвали? — поинтересовалась я.

— Медика вызвали, — нехотя пояснил он. — Медик приехал, сказал, что следователя нет, развернулся и уехал. Они без следователя не работают.

— Понятно, — пробормотала я. — Доктор Трепетун. Ну и хорошо, что он уехал, а то с ним все равно каши не сваришь.

— А второй доктор в Колпино на убийство уехал, сказали, до утра его не будет, — порадовал меня оперативник. — Вот квартира.

Из дверей квартиры высовывался участковый.

— Ну наконец-то, — нервно сказал он. За ним маячила щегольская фуражка начальника РУВД, и сердце мое екнуло. То, что мне удалось вызнать у сотрудника убойного отдела, а именно: труп в своей квартире, без видимых повреждений — с большой перспективой тянуло на то, что мы не усмотрим никакого криминала и поручим оформление трупа участковому, а сами отбудем по своим делам.

Присутствие такого крупного руководителя на месте обнаружения трупа наводило на мысли о неординарности происшествия. Поскольку труп был один, а не целая куча, и ничто не указывало на какой-нибудь неординарный способ убийства, напрашивался вывод о неординарности личности покойной дамы. А вот это уже обещало различные осложнения.

— А кто труп-то? — довольно неудачно сформулировала я свой запоздалый интерес.

— Известная артистка, — подал голос из-за спины участкового начальник РУВД. — Лауреат премий. Климанова какая-то, нам уже главк всю плешь проел.

Отпихнув участкового, я протиснулась в квартиру, оглядела начальников, заполонивших просторные помещения, и неожиданно для себя заорала благим матом:

— А ну-ка вон все отсюда! Вон! Какого черта вы тут следы затаптываете?! — и сама поразилась сварливости своего голоса. Прямо карга какая-то.

В квартире воцарилась тишина, и стало слышно, как на улице зазвенел трамвай. Откуда-то слева донесся начальственный голос, интересующийся у подчиненного, кто я такая. Подчиненный что-то приглушенно ответил, по интонации было понятно — руководителю объяснили, что есть тут припадочная из прокуратуры, с которой лучше не связываться. После продолжительной паузы все присутствующие медленно, стараясь не смотреть в мою сторону, потянулись к выходу. Один из представителей главка, проходя мимо меня, открыл было рот, но наш начальник РУВД дернул его за руку и быстро отвел на лестничную площадку.

Через три минуты в квартире остались неразговорчивый опер из нашего убойного отдела и еще молодой крепыш с восторженным лицом. С улицы было слышно, как разъезжаются начальственные кабриолеты. Крепыш, держа под мышкой папочку, подошел ко мне и вытянулся во фрунт.

— Это вы Мария Сергеевна? — спросил он почтительно. Я кивнула, и его лицо осветилось улыбкой. — Как вы классно очистили место происшествия! Я вас зауважал. Я оперуполномоченный с «земли», Петр Валентинович Козлов. Вам можно просто Петр.

Я кивнула, подтверждая знакомство. Петр Валентинович жонглерским движением перебросил папочку из одной подмышки в другую и протянул мне свою широкую лапу. Я про себя хмыкнула, но руку ему пожала. Ладно опер; руководители государства, и те не знают, что женщина должна подать руку первой, а если она не проявляет инициативы, то с ней принудительно за руку здороваться не нужно.

После рукопожатия крепыш аж задохнулся от восторга. Надо было срочно приводить его в чувство.

— Петр Валентинович, — сказала я, — показывайте объект.

Петр Валентинович, не переставая ежесекундно оглядываться и широко улыбаться, повел меня по квартире. До поры до времени игнорируя кухню, ванную и прочие места общего пользования, я настойчиво направляла Петра Валентиновича к месту нахождения трупа. Открыв двери в комнату, Петр Валентинович сделал широкий гостеприимный жест, как радушный хозяин приглашает гостей к столу.

Я остановилась на пороге, оглядывая обстановку. Комната большая, метров тридцать, наверное; высокие потолки, огромные окна, сквозь которые льется солнечный свет. Красивые, но мрачноватые обои; старомодная обстановка. На стенах — картины: пара пейзажей, женская головка, натюрморт. В углу ниша, где удобно уместилась старинная кровать. Она не застелена, но поверх постельного белья небрежно брошено красное шелковое одеяло. Ковров на полу нет, паркет дивного каштанового тона, блестящий, ухоженный. Возле кровати на полу лежит труп хозяйки — ничком, с неловко подвернутыми руками. На трупе короткий шелковый халат в крупных цветах, голые ноги слегка согнуты в коленях, одна изящная домашняя туфелька с пушистым помпоном надета на ножку, вторая лежит рядом.

За окном мелькнул какой-то блик — наверное, пронеслась птица, и вся эта сцена вдруг показалась мне кадром из кинофильма, — неправдоподобно красивая, словно специально срежиссированная так, чтобы смерть не вызывала у зрителя отвращения. А только завораживала и приковывала взгляд. Но от этой красивости и нарочитости все, наоборот, представилось слишком мерзким. Я обошла труп, присела на корточки и заглянула в повернутое вбок