Читать книгу "Бытовая магия от А до Я - Екатерина Лира"

даром. Чем большую силу он использовал, тем большую ломку испытывал. И теперь докатился до того, что проклятье было ему нужно, даже чтобы просто встать с постели.

До чего же он докатился…

Мирослав приподнял руку, по кончикам пальцев струился черный, едва заметный дымок. Стоит только пожелать, и он сможет ухватить его, раскрутить посильнее, исполнить задуманное.

В дверь тихо постучались.

Мирослав тут сжал руку в кулак, с силой стискивая зубы. Нет, он не будет этого делать. Если и использовать проклятую силу, то с умом, рачительностью и скрупулёзным расчетом. Не повезло один раз, повезет в другой. Он найдет способ избавиться от этой дряни, так или иначе.

Не дождавшись ответа, в комнату буквально на цыпочках с приклеенной на лицо вежливой улыбкой зашел Антон. Парень дрожал, как лист на ветру, но все же занес в комнату поднос с кофе и вазочкой с печеньем.

Мирослав скривился при виде помощника, но запах кофе был слишком хорош и хоть немного, но прояснял мысли, чтобы выгнать Антона прямо сейчас.

— Положи сюда.

— Да, конечно, Мирослав Мстиславович, — парень старался, даже чересчур, это было заметно в каждом его движении, жесте. Боялся не угодить, сболтнуть лишнего. С одной стороны, было приятно, а с другой безумно раздражало.

— Деньги на счет поступили?

Вопрос явно выбил помощника из колеи, но тот быстро взял себя в руки.

— Да, еще вчера, от той фирмы, про которую вы говорили. И сегодня был второй платеж от физлица, на сумму… — он задумался на мгновение, а затем бойко отрапортовал: — Четыре миллиона четыреста тридцать тысяч.

Мирослав прикинул, сколько всего получилось денег, и мысленно сделал несколько расчетов.

— Хорошо, нужно будет провести все, что есть, через вторую мою компанию, чтобы обналичить. Обратись к Наталье, она бухгалтер, знает, как это делается. Потом берешь весь нал и дуешь с ним в эту шарагу имени Хандошкина.

— Мирослав Мстиславович… — улыбка сползла с лица парня, как растекшаяся от воды краска. Нижняя губа дрогнула, будто тот и впрямь мог заплакать. — Мирослав Мстиславович, пожалуйста, я готов все что угодно для вас сделать, вы же знаете, как я вам признателен, но прошу вас, не заставляйте меня…

Мирослав нахмурился и потряс головой, словно бы это могло помочь ему восстановить слух. Ему ведь послышалось, да?

— Я не совсем понял, — он чуть понизил голос и добавил в него мелодичности, как делал всегда, когда общался с клиентами. На тех такая манера действовала гипнотически: — Радость моя, повтори, что ты сказал? Что мне не надо заставлять тебя делать?

— Идти в театр, — Антон произнес это едва слышно, на выдохе.

— А ну повтори! — неожиданно сам для себя гаркнул на него Мирослав.

Да как он смеет?! Он что, не понимает, что ему физически необходимо то лекарство, что производит чертов баран?! Ему что теперь, ради того, чтобы не ранить чужие чувства, курьерскую службу нанимать, чтобы отправить тридцать миллионов мелкими купюрами в одну сторону и довезти бесценную жидкость, способную хоть ненадолго помочь ему, в другую?!

— Пожалуйста, Мирослав Мстиславович. Меня ж туда на порог не пустят после всего, что я сделал! А Герман Игнатьевич меня попросту убьет, — захлебываясь от волнения, заторопился объясниться помощник.

— Угу. На рога поднимет, — съязвил в ответ Барс. — И будет прав, ибо не надо предавать тех, кому служишь. Предателей презирают и ненавидят и свои, и чужие.

От Антона потянуло тошнотворным приторным запахом страха. Он вдруг ни с того ни с сего бухнулся на колени и ухватился за край простыни, на которой лежал Мирослав.

— Я усвоил урок, Мирослав Мстиславович, я ни за что не повторю ошибок! Вас я ни за что не предам, я лучше умру…

Барс невольно фыркнул. Какой талант пропадает. И почему только в театральное не поступил в свое время? Или парнишке просто не повезло, что его не вовремя приметил Нагицкий?

И ведь, главное, сам верит тому, что говорит. Талант, однозначно, талант. Надо бы попробовать использовать его вместо себя на групповых занятиях, глядишь, и толк выйдет.

— Неужели ты думаешь, что Нагицкий все еще не в курсе, где ты и с кем? — скривился Барс.

— Да, я знаю, что вы заступились за меня, вытащили из того дерьма, в которое я сам себя загнал, но… — его глаза заблестели в приглушенном свете спальни. — Я просто не знаю, как мне в глаза смотреть…

Это вызвало очередную вспышку гнева. Нет, этот малец определенно над ним сегодня издевается. Собственная ярость и злость вкупе с чужим страхом образовывали жгучий коктейль, заставляющий быстрее течь кровь по венам и против воли резонирующий с проклятьем.

Он видел перед глазами темные дымные полосы силы, оплетающей его. А ведь он, мать его, держался. Держался целых три дня!

Окончательно теряя контроль над силой, Мирослав подхватил поднос с кофе и с силой швырнул его в стену прямо над головой зарвавшегося мальчишки, решившего, что сумеет его разжалобить.

— Не знаешь, как смотреть? — звенящим от негодования голосом прошипел Барс. Встав наконец с кровати, он за грудки поднял помощника над полом. — Я тебе сейчас скажу, как. Берешь деньги в зубы и ползешь с ними в театр. И выползаешь уже с тем, что необходимо мне. А все твои страдания и угрызения совести меня интересуют мало. Ты понял меня?

— П-п-п-понял, — заикаясь, с трудом выговорил полузадушенный Антон.

Теперь на его лице был не просто страх, ужас. И Мирослав даже мог понять его, он и сам себе, мягко говоря, не нравился, когда был одержим проклятьем.

Он оттолкнул помощника от себя. Антон приземлился на пол и тут же, пятясь, пополз к двери, спеша убраться из спальни.

Барс же, тем временем, расправил плечи и покрутил шеей, разминая ее.

Все-таки как же приятно пусть ненадолго чувствовать себя снова живым, здоровым и способным совершить что угодно.

Теперь, когда боль отступила, престав мучить его, он моментально забыл про Нагицкого, про Антона и про всех остальных. Его взгляд скользнул по кровати, на которой он провел последние три дня, мучимый нестерпимой болью и удушающими снами, в которых сходил с ума от невозможности прикоснуться к желаемому.

Его кольцо. Оно было украдено еще летом, тогда, после провала очередного плана по излечению, когда он ушел в недельный загул, снова принялся использовать собственное проклятие, забыл о предосторожностях… сорвался, одним словом.

А