Читать книгу "Народная история России. От Первой мировой до установления советской власти - Денис Станиславович Проданов"

подготовленность царского режима к войне стала очевидной для всех. По утверждению современников, это действовало на настроение солдат, а через них – на весь народ.221

Впоследствии многие генералы были вынуждены признать ряд ошибок и промахов. Но дела было уже не исправить, а жизней не вернуть.222 В 1915 году центр тяжести Мировой войны передвинулся на Российскую империю. Армии были вынуждены отступать на восток. По мнению генерала А. И. Деникина, великое отступление стоило дорого, потери составляли более миллиона человек. По заключению генерала, огромные территории – часть Прибалтики, Польша, Литва, часть Беларуссии и почти вся Галиция были потеряны: „Кадры выбиты. Дух армии подорван.“223

Среди воинственно настроенной буржуазной части общества поддержка войны во многом носила отпечаток классового лицемерия.224 Правящие слои с радостью поддерживали идею бойни. Но только до тех пор, пока им самим и их сыновьям не приходилось в ней участвовать.225 Право проливать кровь за высокую идею резервировалось преимущественно для бедного и необразованного люда.226

По словам одного современника, пределом жертвенности всей массы русской интеллигенции была посылка в действующую армию кисетов с табаком, исполнение гимна в кабинетах загородных ресторанов и патриотические речи на бесчисленных „собраниях“.227 Как саркастично резюмировал вольноопределяющийся В. В. Арамилев, больше всего трясут патриотическими штанами те, кто никогда на фронт не поедут.228

Люди с достатком пускали в ход связи, взятки, протекцию чтобы стать „безбилетниками“ и не рисковать жизнью.229 Они пытались пристроиться на безопастном месте: в штабе, в обозе, в Красном Кресте или по тыловым организациям.230 231

Чувство самосохранения также заставляло представителей образованных слоёв идти не в пехоту, а в кавалерию, связные, инженерные и артиллерийские войска. Там было несоизмеримо больше удобств и меньше потерь.232 233

Один свидетель с горечью заметил, что каждый хитрит, врёт и покупает, как может. Продавалось всё от коек и отсрочек до штемпелей и очередей.234 235 В отличие от состоятельных людей у бедняков подобных возможностей не было. Неудивительно, что в ряде регионов вроде Поволжья и Сибири мобилизация вызвала заметные волнения.236

По данным генерала Ю. Н. Данилова, беспорядки среди призванных прокатились довольно широкой волной и в некоторых местах вроде Барнаула приняли очень бурный характер. Для подавления их пришлось принять крутые меры вплоть до оружия включительно. Поэтому генерал заключил, что патриотические манифестации и взрывы энтузиазма являлись, по-видимому, лишь „дешёвым фасадом, за которым скрывалась невзрачная действительность.”237

Так оно и было. В начале войны в отдалённых от фронта городах вроде Иркутска мобилизованные крестьяне неожиданно узнавали, что до немецкой границы им ехать две-три недели. После этого они впадали в полное недоумение. То, что навстречу немцу нужно было ехать так долго и „искать“ врага, совершенно не вязалось с идеей защиты отечества от внешнего нападения.238

В деревнях при наборе рекрутов жёны, матери и сёстры открыто проявляли свои антивоенные чувства. Когда их мужей, братьев и сыновей забиралии, женщины-крестьянки громко проклинали тех, кто уводил их на фронт.239 В ряде мест были также отмечены „бабьи бунты“. В ходе их женщины отбивали угоняемых запасных. Власти учились на ошибках. В опасных губерниях вроде Саратовской они угоняли запасных по ночам, не давая им проститься с родными.240

Правы были те, кто утверждал, что народ не хочет войны.241 Прав был и политический деятель В. Б. Станкевич, который заметил, что война воспринималась как нечто внешнее, чужеродное. По словам Станкевича, масса русского общества никогда не почувствовал в войне своего собственного дела.242

Тем не менее, под воздействием милитаристской машины многие в Российской империи и за её пределами поддались пропаганде и поверили в необходимость противоборства между странами Согласия и Центральными державами.

Это было неудивительно. Пресса трубила в горн войны днём и ночью. Количество провоенных брошюр, листков и книг, выброшенных на книжный рынок, было гигантским. Лишь в 1915 году официальное число подобных изданий в Российской империи достигло 600 с общим количеством до 11 миллионов экземляров. Средним количеством пропагандистского материала было 2 миллиона экземпляров в месяц.243

Большинство этих провоенных изданий было правительственным. Они были чрезвычайно низкого, лубочного качества. Дух человеконенавистничества и вольное обращение с фактами в провоенных брошюрах были поистине беспрецедентны.244

Искусство активно работало на военную пропаганду. Художники, писатели, театральные деятели и музыканты поддержали правительственную линию. Большинство поэтов Серебряного века также бросилось воспевать войну, романтизируя и идеализируя её.245 Самых активных из подобных поэтов прозвали „соловьями над смертью“.246

В результате индоктринации не только политический эстеблишмент, но и широкие массы, и либералы, и даже большинство социалистов, членов II Интернационала, поддержали войну.247 Вчерашние пацифисты попали под власть националистического психоза. Они голосовали за военные кредиты, помогая правительству своей прессой и агитацией.248

Организация „войны против войны“ провалилась.249 Сама идея Интернационала благодаря его поддержке войны потерпела полное крушение.250 В ходе Мирового конфликта русские социалисты разбились на два течения. Первые настаивали на необходимости защиты России от германского империализма. Вторые же ставили интернациональные интересы выше национальных и осуждали войну.251

Большинство левых и социалистических партий примкнуло к первому течению. Фактически большинство левых капитулировало, не оказав серьёзного сопротивления милитаризму. Многие социалисты активно способствовали мобилизации трудовых масс на фронт.252

Меньшевик О. А. Ерманский блестяще заметил, что, выставив лозунг обороны „своей“ страны, меньшевики пришли в вопиющее противоречие с классовой позицией международной солидарности рабочих, так как по существу теория обороны каждым народом своего „отечества“ была равносильна лозунгу „Пролетарии всех стран, хватайте друг друга за глотку!“253

Тем, кто агитировал против войны, приходилось чрезвычайно нелегко. Любое мнение, не укладывающееся в поддержку войны, подвергалось травле.254 По свидетельствам большевиков, удары на их организации сыпались один за другим.255

Лозунгами имущих классов и их идеологов стали: „Национальное единение!“, „Никакой политики!“, „Всё для войны!“256 Надзор полиции везде и над всеми был тайный и явный.257 Но и без него мишура, парады и верноподданичество стали напоминать времена средневековья.258

Известный левый журналист В. А. Поссе вспоминал, как в 1914 году проехал по стране с лекциями против войны. Обстановка была совершенно пугающей, на грани самосуда. Достаточно сказать, что епископ Амвросий прочитал проповедь. В ней он, ссылаясь на статью Поссе в „Прикамской Жизни“,