Читать книгу "Трактат о хорошей работе - Тадеуш Котарбинский"

устанавливать регулирующие определения; не только распознавать состав данных понятий интуитивно и в общем виде, но и вырабатывать более пригодные, соответственно модифицированные понятия.

Рассмотрим, например, понятие «продукт труда». Мы можем подразумевать под этим понятием самые различные вещи, такие, как, с одной стороны, физические тела (сооружение — продукт труда строительного коллектива), а с другой — какие-то движения, изменения, соотношения (ликвидация эпидемии — продукт труда коллектива врачей). Мы находимся здесь в сфере различных категорий, по видимости онтологических, а по существу семантических. В таком случае желательно ограничить применение понятия «продукт труда» явлениями второго рода, относя к первым — и притом только к ним — термин «изделие». Это лишь элементарный пример модификации.

Если же кто-нибудь захочет глубже вникнуть в тайны аналитической и вместе с тем конструктивной работы в области понятий общей теории эффективного действия, то лучше всего изучить понятие «виновник», пользуясь литературой но общим основам уголовного права. Дисгармонии общественной жизни обострили эту проблему. Чтобы правильно определить меру наказания в соответствии с данным законодательством, необходимо знать, кого следует признавать или не признавать виновником данного события, и часто оказывается, что это вовсе не так просто. Является ли виновником пожара тот, кто пренебрег осторожностью, или тот, кто умышленно не погасил огонь в самом начале пожара? И если кто-либо поставил фонарь как нужно и где следует, но потом этот фонарь случайно опрокинулся и вызвал пожар? Сложная проблема… Поэтому приходится прилагать много усилий, чтобы определить явные признаки виновности.

Из известных автору — к сожалению, изученных им лишь в небольшом количестве — правовых исследований этой и смежных проблем отличается общепраксеологическим подходом и трезвостью мировоззренческого фундамента понятийный анализ Иеремии Бентама. Точно так же многому можно научиться у экономистов в отношении проблемы анализа и конструкции общепраксеологических понятий, которыми они часто пользуются, сужая их обычно и в определении, и в действительном применении до границ своих хозяйственных интересов. Понятия продукции, сырья, фабриката и полуфабриката, заказа (как заявления о готовности приема) и предложения (как заявления о готовности поставки), производительности и экономичности — все это содержится в специальной экономической литературе, а также в словаре теоретиков рационализации труда, так как эти области столь тесно связаны между собой, что невозможно строго разграничить их.

Обратим внимание на различие шести первых и двух последних понятий. Первые шесть не содержат в себе никаких оценок, даже чисто технических, определенных с точки зрения целесообразности. К таковым относятся также упомянутые несколько выше понятия субъекта, виновника, материала, средства, цели, произведения, изделия. Напротив, производительность и экономичность — это уже известные категории праксеологических оценок, оценок с точки зрения эффективности действия. Очевидно, что в понятийно-конструктивной части трактата о хорошей работе должна также содержаться разработка совокупности понятий, необходимых для выражения различных праксеологических оценок. Экономичность и производительность отнюдь не исчерпывают этих оценок. Праксеолог, кроме того, интересуется точностью выполнения, правильностью применяемых способов и т.п.

Надеемся, что из всего вышеизложенного читатель сможет получить достаточное представление о целях праксеологии. Однако мы опасаемся, что, размышляя над ними, можно впасть в некоторое сомнение, которое и мы не раз испытывали. Не потому ли до сих пор не стремились создать эту дисциплину, что общая теория хорошей работы не содержит ничего, кроме общих понятий, что чем более общей является данная максима праксеологии, тем более банальную идею она содержит? Что же, может быть, это и так. Но разве нельзя сказать того же, например, об описательной грамматике? Она также объясняет связи, которые индивидуум, владеющий данным языком, воспринимает как трюизмы, данные интуитивно, грамматика охватывает языковые понятия, сопоставляет их, создает из них систему и этим косвенно содействует улучшению речи. Следовательно, аналогичное предположение в отношении области действий не будет обманчивым. Может быть, праксеология явится кодификатором трюизмов практичности, подобно тому как грамматика явилась фиксатором обычных и известных явлений в языке?

Нас бы это удовлетворило, и мы были бы довольны, если бы настоящий «Трактат о хорошей работе» в какой-то мере способствовал осуществлению хотя бы таких регистрационно-упорядочивающих задач праксеологии. Мы хотим поэтапно рассмотреть ее проблемы, кое-где наметить контуры принципиальных решений, и прежде всего в меру своих сил продвинуть дело разъяснения понятий. В настоящей работе будет превалировать проблематика последнего из выделенных разделов. Второе место с точки зрения достигнутых предварительных и схематических результатов займет первый раздел — нормативный. В заключение позволим себе остановиться на теме, названной нами динамикой прогресса.

Мы считаем, что главная цель «Трактата», пожалуй, пропагандистская. Мы стремимся к тому, чтобы читатель понял праксеологию как отдельную теоретическую дисциплину, пробудить интерес к ее проблемам, собрать вокруг них хотя бы горстку преданных работников. Некогда Микеланджело Буонаротти сказал: «Не пренебрегайте мелочами, поскольку от мелочей зависит совершенство, а совершенство — это не мелочь». Поэтому если даже исследования в области теории хорошей работы не дадут значительных результатов, ее задачи останутся достойными труда.

II. Элементарное действие, виновник, произвольный импульс

Всякий труд, всякая работа, всякая деятельность и всякое активное поведение вообще слагаются целиком и полностью из элементарных действий, которые мы не называем «делишками» только потому, что это слово может снизить их значение. Ведь отдельное элементарное действие, например нанесение физического удара, имеет нередко решающее значение для достижения данной цели. Тем более интересной задачей поэтому является рассмотрение понятия элементарного действия.

Начнем с примеров. Стрелочник перевел рычаг — рельсы передвинулись в сторону. Нажали электрическую кнопку — кран двинулся с места. Ударили по клавише рояля — кто-то услышал звук. Что же здесь общего и существенного? Прежде всего какой-то преднамеренный нажим на какую-то вещь: на рычаг, на кнопку, на клавишу. Затем следуют события — нечто происшедшее с какой-то вещью (так как и людей мы относим к разряду вещей): с рельсами, с краном, со слушателем. Налицо причинная связь: событие является следствием более раннего воздействия на вещь, воздействие же, как отсюда следует, является причиной события.

Выражаясь таким образом, мы полностью сознаем теоретические опасности оперирования терминами «следствие» и «причина». Спешим поэтому пояснить, какой смысл мы хотели бы вложить в них.

За исходную точку возьмем понятие естественной закономерности последовательности событий. Смерть наступает после рождения, и не просто позже, но в соответствии с каким-то естественным законом. Сначала в горах тают снега, а затем в долинах поднимаются воды в ручьях, что происходит также в силу некоторой естественной закономерности.

Всякая естественная закономерность последовательности событий связывает некоторую систему одновременных событий с некоторым событием, происшедшим позже. Эту систему более ранних событий мы будем называть достаточным основанием происшедшего позже события с точки зрения данной закономерности последовательности и имея в виду отрезок времени, в течение которого происходят события данной системы.