Читать книгу "Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697 - Михаил Михайлович Богословский"

посольстве сохранилось, и дьяк Зотов ни в одном из документов этого дела не называется учителем царевича, а это, несомненно, имело бы место, если бы он действительно в то время был учителем. В Крыму Зотов пробыл зиму 1680/81 г., участвовал в заключении Бахчисарайского перемирия и вернулся в Москву в июне 1681 г. Так как в Крыму было тогда моровое поветрие, то Тяпкин и Зотов по приезде в Москву подвергнуты были карантину. 22 июня 1681 г. к ним на дворы был послан подьячий Посольского приказа Силин с предписанием стольнику Тяпкину со двора, где он стоит, никуда не съезжать, а дьяку Зотову — отдать статейный список посольства и все дела и казну Тяпкину, а самому ехать в деревню, в Москве не жить, ни с кем не видеться, в городе никуда не разъезжать, платья и никаких товаров никому не давать. Зотов был очень обижен распоряжением о выезде в деревню и приписывал это распоряжение злобе на него управлявшего Посольским приказом думного дьяка Лариона Иванова, с которым у Зотова уже тогда была ссора и на которого он подавал челобитье государю. Между Зотовым и подьячим Силиным произошел такой разговор: «А дьяк Микита Зотов подьячему говорил и спрашивал, прислан ли де к нему с ним, подьячим, о том государев указ из Посольского приказу на письме, что ему ехать в деревню.

И дьяку Миките Зотову подьячей говорил, что де письменного государева указу к нему не прислано, а наказано говорить о том ему словесно. И дьяк Микита Зотов говорил: опасенье де он имеет в том, что к нему письменного его государева указу не прислано, что ему с Москвы в деревню ехать. Как де он с Москвы поедет в деревню, чтоб ему того в побег не поставили, потому что челобитие де у него было великому государю на думного дьяка на Лариона Ивановича. А он де его с Москвы посылает в деревню; хотя де он с Москвы в деревню и поедет, только де добрые люди у него на Москве останутся и проведают: по указу де великого государя его, Микиту, думный дьяк Ларион Иванович в деревню посылает, всем де людем свет, а ему тьма». Зотов указывал далее, что Ларион Иванов не боится заразы, пускал к себе на дом переводчиков и представлял их переводы государю, а его, Зотова, считает нужным держать взаперти и даже высылать в деревню. «И переводчиков Ларион Иванович в домы свои отпускает, и к нему в дом ходят, и письма они к нему всякие приносят и переводы переводят, и те их письма он, думный дьяк Ларион Иванович, доносит до великого государя, а он де, Микита, сидит взаперти, в пустом дворишке, а ныне де ево ж и в деревню посылает. А после того он, дьяк Микита Зотов, говорил: дела де у него, которые есть, отдаст он стольнику Василию Тяпкину, а сам ехать сбиратца будет и поедет с Москвы в коломенскую свою деревню»[57]. В переписной книге 1678 г. за дьяком Никитой Моисеевым Зотовым значилось в Коломенском уезде в стану Большом Микулине поместье в сельце Донашеве, а в нем один двор крестьянский, двор задворных людей и двор бобыльский[58].

Если бы Зотов был до поездки в Крым учителем Петра, едва ли его стали бы так бесцеремонно выпроваживать из Москвы, так как он мог бы прибегнуть к заступничеству царицы или людей, близких ученику. Вероятно, и в своих жалобах перед подьячим Силиным он сослался бы на свое прежнее положение учителя. Итак, посылка Зотова в посольство в Крым в августе 1680 г. и обращение с ним по приезде в Москву летом 1681 г. показывают, что до поездки он не был учителем царевича. К тому же ни в одном официальном документе он до поездки и по возвращении из посольства не именуется «учителем» Петра.

Только с 1683 г. в хозяйственных дворцовых записях мы встречаем его имя со званием учителя. С этой поры преподавание им Петру несомненно. С 1683 г. в тех же записях упоминается и другой, младший, судя по размерам выдаваемых ему сравнительно с Зотовым наград, — Афанасий Нестеров. Что Петр учился в 1680 г., это бесспорно. Но кто вел с ним тогда занятия — предстоит еще исследовать.

IV. Стрелецкое движение 1682 г

27 апреля 1682 г. скончался царь Федор Алексеевич, не назначив себе наследника. Предстояло избрание нового царя, причем неминуемо должна была произойти борьба партий. При Федоре придворное общество раскалывалось на три партии. В первые годы его царствования политическое влияние принадлежало его родственникам по матери — Милославским. Во главе этой партии стоял старейший из Милославских — боярин Иван Михайлович; далее мы видим в ее составе бывшего казанского воеводу И. Б. Милославского, стольника Александра Милославского, двух братьев Толстых: Ивана и Петра Андреевичей. В тесном союзе с Милославскими действовал влиятельный боярин Б. М. Хитрово со своими родственниками. Душой партии была одна из дочерей царя Алексея, царевна Софья. В последние годы царствования Федора партия Милославских была, однако, несколько оттеснена выдвинувшимися царскими любимцами. Влияние получил возведенный в бояре Иван Максимович Языков, тонкий и ловкий придворный, «глубокий», по отзыву современника, «московских прежде площадных, потом и дворских обхождений проникатель», человек незнатного происхождения, появлявшийся сначала только «на площади», т. е. на площадке внутреннего крыльца, где толпилось по утрам придворное общество низшего ранга, а затем проникнувший и во внутренние апартаменты дворца. Вместе с ним выдвинулись постельничий Алексей и чашник Семен Лихачевы. Значение Языкова и Лихачевых с их родичами особенно усилилось в последние месяцы жизни царя Федора, со времени его второго брака со свойственницей Языкова Марфой Матвеевной Апраксиной.

Наконец, третью партию, отстраненную, находившуюся в тени, составляли Нарышкины с царицей Натальей во главе. Сила этой партии заключалась в А. С. Матвееве, опытном государственном дельце, человеке, также выдвинувшемся своими трудами и заслугами. Но Матвеев был сослан вскоре же по воцарении Федора, и без него положение партии было печально. Нарышкины — отец царицы Кирилл Полуектович и ее многочисленные братья — были политически ничтожными людьми, а сколько-нибудь видные и выдающиеся из Нарышкиных были тоже сосланы. Впрочем, в последние месяцы жизни Федора, именно со времени его второй женитьбы, появились признаки наступления для Нарышкиных лучших дней. Царица Марфа Матвеевна Апраксина была крестницей Матвеева и хлопотала перед царем о возвращении крестного. Языковы и Лихачевы обнаруживают стремление сблизиться с Нарышкиными, и Матвеев был переведен из Пустозерска сначала на Мезень, а затем «до указа» в один из костромских пригородов — Лух. Таково было положение дворцовых