Читать книгу "Детские шалости - Генри Саттон"

Николь сидит, поджав под себя ноги, и ее юбка задралась, обнажив голые бедра, и свободной рукой она держит тарелку. Марк уверен, что она абсолютно поглощена тем, что показывают по телевизору, автоматически ковыряет вилкой, а он твердо опустил ноги на пол, и его ужин на подносе у него на коленях, и на краю подноса стоит банка с пивом из Sainsbury, — и потому он не прольет ни капли.

Он не так поглощен «Катастрофами», как Николь, это не его любимая программа, но он все равно пытается уследить за нитью повествования, хотя ему хотелось бы внезапно убрать с колен еду и просунуть руку Николь между ног, убедиться, что на ней нет никаких трусиков и что она уже мокрая и возбужденная, ведь так иногда бывало, давно, очень давно.

И вот он уплывает в мечты, и несколько секунд уходит на осознание того, что звонит телефон. Он не знает, звонит ли это его мобильный — или же трубка, но по какой-то причине он уверен, что это Ким. Он смотрит на Николь, но ее не оторвать от телевизора, и ему кажется, что она даже не услышала звонка, он понимает, что она не собирается подходить к телефону. Какое-то время он и сам не может встать, понимает, что приморожен к дивану, и сердце готово вырваться из тощей груди. Когда, в конце концов, он встает с места, как только он осторожно ставит поднос на пол, подальше от всего, он начинает паниковать, потому что не успеет вовремя взять трубку, и он все еще не может понять, какой же звонит телефон, он даже не понимает, где эта чертова трубка. Он помнит, что его мобильный лежит на подоконнике в кухне, на том самом месте, где он всегда его оставляет, и он бежит туда и тотчас же обнаруживает, что это звонит не мобильный, это звонит домашний телефон.

— Николь! — кричит он. — Где телефон? Где этот ебаный телефон?!

Он врывается в гостиную и видит, что Николь встает, видимо, понимая, что творится у него голове, почему он так сильно паникует, и заглядывает за диванные подушки — за все эти цветистые, узорчатые подушки, которая сделала для них ее мама. На каждое Рождество они получали от нее по новой подушке.

— Он тут, — говорит она, за антенну достав трубку из-под диванной подушки, под которой она и лежала, из-под той самой своей любимой подушки, сшитой из атласной алой ткани, с черной бахромой, свисающей по краям. — Он здесь, Марк. Ради бога, успокойся.

Он выхватывает у нее телефон, жмет на зеленую кнопку и, затаив дыхание и трепеща, произносит:

— Алло?

— Марк? — раздается голос. И он немедленно узнает этот голос. Голос, который принес ему столько переживаний. — Это ты, Марк?

— Нет, Ким, — говорит он, задерживая дыхание, — это ебаный Санта Клаус. Как ты думаешь, еб твою мать, кто это?

Май

Глава 1

За такое короткое время произошло столько всего, и следующее, что понимает Марк, это то, что он едет в Ньюбери на встречу с Лили. Это первый уикенд мая, уикенд банковских праздников. Суббота. И погода отвратительная. И пробки. Хотя пробки ему не нравятся гораздо больше, чем погода. Плохие водители приводят его в бешенство.

Сводят с ума. Что действительно бесит, так это люди, беспричинно занимающие самую быструю полосу, гонящиеся ни за чем, абсолютно не понимающие, что позади есть кто-то, кто действительно очень спешит. Бывали случаи, когда он подъезжал к этим черепным коробкам слишком близко, мигал огнями, показывал, гудел, тряс из окна кулаком, стоял на ушах, лишь бы они сдвинулись, но он точно помнит, что вытворял такое только тогда, когда у них была физическая возможность убраться с его пути. Не тогда, когда они сами были стиснуты в пробке. Что его еще выводит из себя, так это люди, которые дышат прямо в жопу, мигают и сигналят, когда совершенно очевидно, что он не может уступить им дорогу. Когда он торопится точно так же, как и они, или, может, даже больше. Некоторые пытаются обогнать его. И если такое случается, к примеру, по вечерам, то, как правило, он врубает противотуманный свет и начинает жать на тормоз, чтобы они отвязались. В светлое время суток он просто жмет на тормоза, и плевать, если они врежутся в его зад, он-то хорошо знает, что в любом случае это будет считаться их виной. Что им придется покупать ему новую машину. И он надеется, что в этом столкновении они сами очень сильно пострадают.

Они пока что даже не доехали до кругового перекрестка Тетфорд, а машины уже стали ползти по кольцевой дороге со скоростью в сорок, максимум в сорок пять, — сюрприз, сюрприз, думает он, — парень из ниоткуда, в джипе Cherokee, пытается втиснуться перед ним, включив все фары, наружный поворотник исступленно мигает, и он ждет, что Марк просто свернет во внутреннюю линию. Ждет, что все просто подвинутся. Вот только внутренняя полоса — это тоже сплошь машины, медленно движущаяся череда машин, в которой невозможно никуда сдвинуться, ни ему, ни кому другому, не говоря уж о том, чтобы кого-то обогнать. Так что он действительно и не думает уступать джипу дорогу, несмотря на тот факт, что у водителя — он четко видит его в зеркало заднего вида — бритая голова и толстая шея. Что делает Марк, так это резко жмет на тормоз, а затем на газ. Снова и снова, но каждый раз с разным промежутком времени между этими двумя маневрами, с разной силой ускоряясь и замедляясь, чтобы полностью вывести его из себя. Пару раз, когда Марк особенно сильно жмет на педаль тормоза, джип пытается проскочить во внутреннюю полосу, поскольку — и Марк счастлив это заметить — у водителя не получается поспевать за ритмом Марка. В его «Астре» может быть только 1.6-литровый мотор, и она уже пробежала 900000 миль, но он сам вполне может справиться с каким-нибудь гаечным ключом и храповиком и поддерживать машину отлаженной. А еще отлично вымытой — по крайней мере, его машина всегда как минимум в порядке. Он уверен, что это чушь, но всегда чувствовал, что внешний вид вещи влияет на ее состояние. Что это может сделать разницу в десятых секунды от 0 до 60, например.

— Перестань, Марк, — кричит Николь. — Ты нас угробишь!

— Он первым начал, — говорит Марк. — Это его вина, мать его. Он приперся из ниоткуда, чтобы встроиться, нарисовался прямо за моей задницей.

— Почему мужчины всегда ведут себя вот так? — говорит она. — Вы все — животные.

Вмешательство Николь будоражит его еще сильнее — она желает, чтобы он уступил, хотя совершенно видно, что тот парень неправ. Он ненавидит это в женщинах, то, что они всё готовы простить ради спокойствия — все, кроме Ким, конечно же, думает он. Она никогда ничего не прощала, ничего не упускала, если ей приходилось это не по вкусу.

— Чушь, — говорит он. По большому счету, он говорит это самому себе, хотя Николь его слышит, и он продолжает попытки оторваться от джипа, теперь уже взведенный донельзя. Если брать во внимание то, куда они направляются, то он с самого начала был на нервах.

Вскоре дорога окончательно застывает на месте, обе полосы, и Николь говорит:

— Вот дерьмо. Ты этого добился.

Должен признаться, он рад, что в машине нет Джеммы. Они оставили Джемму под присмотром Луизы, сестры Николь, посчитав, что она вряд ли перенесет за один день столь долгую поездку в оба конца, плюс ко всему они так и не рассказали ей о Лили. Марк пытался заставить Николь сделать это, поскольку знает, что у него все равно не найдется нужных слов, чтобы поведать ей об этом вразумительно и деликатно. Он знает, что Николь сумеет правильно подобрать слова, как раз так, что Джемма поймет. Но Николь не хотела рассказывать Джемме о Лили до тех пор, пока не узнает, что за человек эта Лили и какова ситуация с Ким. Николь все время повторяла: «Прости, что я снова это говорю, но что, если Лили абсолютно неуправляема? Что, если у нее расшатана нервная система? Я не хочу, чтобы Джемма общалась с такими. По крайней мере она должна быть к этому подготовлена».