Читать книгу "Босиком по краю моря - Наталия Миронина"

В учебной части ее ждали декан, куратор Зоя Ивановна и Белла Аркадьевна Жерех. На факультете она читала малозначащую дисциплину, но зато была во всех комиссиях, президиумах и комитетах. Еще она любила поучаствовать в показательных «порках». «Старожилы» корпуса на Моховой не помнили, чтобы Белла Аркадьевна за кого-нибудь заступилась. Вот и теперь она сидела с видом суровой озабоченности.

– Здравствуйте. – Женя вошла в сумрачную комнату. Здесь не висели жалюзи, как везде, а были плотные портьеры. Жене казалось, что они ровесники самого университета.

– Пчелинцева, думаю, вам стоит подождать в коридоре… – начала Белла Аркадьевна.

– Ну зачем же, – тут же возразила Зоя Ивановна, – не будем томить человека.

Она зашла в кабинет к декану, и через пару минут все уже сидели за длинным столом. Декан оторвался от бумаг на столе, кашлянул и произнес:

– Что же вы, Пчелинцева, так себя ведете? Это же просто хулиганство какое-то!

Женя промолчала. Она не знала, как объяснить свое отношение к Суржикову. Вроде бы начиналось все с пустяка – со споров на лекциях.

– Извините, вы позволите мне высказать свое мнение? – Белла Аркадьевна с готовностью, словно копье, выставила остро заточенный карандаш.

Декан кивнул, но без явного энтузиазма.

– Пчелинцева наплевала не только на правила приличия, она низвела традиционно уважительные отношения между преподавателем и студентом. Это вопиюще плохой пример…

– Извините, давайте не будем забывать, что мы не знаем всех подробностей данного конфликта, – мягко сказала Зоя Ивановна, – а то, что это конфликт, сомневаться не приходится. Должна заметить, конфликты просто так не возникают. И, призывая Евгению к спокойствию, я бы хотела разобраться в сути проблемы. Мы должны поговорить с Вадимом Леонидовичем.

– Вы предлагаете отчитываться профессору кафедры, уважаемому преподавателю?! Мне кажется, что тут и обсуждать нечего. Пчелинцеву надо наказать, чтобы эта манера вести себя не получила распространения.

– Евгения, что вы, право, так разгорячились. Вадим Леонидович тут нам такое порассказал… – сказал декан и развел руками.

– Я постараюсь быть сдержанной….

– Понимаете, вас даже по углам развести нельзя. У нас только Суржиков читает этот курс. Хочешь – не хочешь, а придется уживаться, – вздохнул руками декан.

– Я все понимаю. Я постараюсь.

– Вот и хорошо. Вы уж с ним как-то уважительнее, – обрадовался декан. Все знали, что ему не нравилось разбирать конфликты.

– Я постараюсь. Но что с экзаменом делать? Вадим Леонидович меня не допустил до экзамена.

– У вас хвосты по его предмету? – нахмурился декан.

– У меня отлично по всем предметам. Без исключения, – скромно сказала Женя.

– Да, у Пчелинцевой с успеваемостью все замечательно, – поторопилась подтвердить Зоя Ивановна.

– Я считаю, что студент должен знать свое место. Потом, Пчелинцева, что за история с календарем? Вы там одна из самых активных участниц… Порнографический календарь! С лозунгами политическими…

– Ну, это уже другой вопрос! – Декан поднялся со своего места. – Простите, у меня встреча.

Выйдя из кабинета декана, Белла Аркадьевна воскликнула:

– Как можно быть такой неблагодарной! Вадим Леонидович с такой душой ко всем вам относится!

– Не надо с душой относиться, надо по-человечески, – огрызнулась Женя.

– Вы слышите?! – Жерех повернулась к Зое Ивановне. – Вот благодарность за милосердие. А вы ее защищаете! Она же просто не умеет себя вести!

– Белла Аркадьевна, я – отличница. Ко мне как к студентке этого вуза не может быть претензий! Я не грублю, уважаю старших и своих однокурсников. Но я не виновата, что Вадиму Леонидовичу не нравится, когда его студенты имеют собственное мнение!

– Какое мнение?! При чем тут мнение?! Вы же огрызаетесь все время! Даже сейчас, когда вас чуть не выгнали!

– Меня?! Чуть не выгнали?! За что? За отличную успеваемость и посещаемость? За активное участие в жизни факультета? За публикации в различных изданиях?! За что меня можно выгнать?! И у вас не получится сделать меня виноватой, как бы вам ни хотелось! А если человек идет преподавать студентам, он должен понимать, что идет учить взрослых людей, а не глупых дошкольников! Это к Вадиму Леонидовичу относится. Это как с известными артистами – публичности и славы хотят, а критику выслушать – ни в коем случае! – Пчелинцева даже поперхнулась от гнева.

– Ах, Женя, Женя! Что ж вы так… – Зоя Ивановна даже сморщила лицо. – Ну, не надо так горячо. Спокойнее. Никто вас не отчислит! И не собирались. Просто вы с Вадимом Леонидовичем не сошлись характерами! Так бывает! Но надо пойти навстречу… И, конечно, помнить, что он не однокурсник ваш, с которым можно спорить в любой тональности. Он – преподаватель!

Белла Аркадьевна театрально покачала головой и удалилась.

– Так, – с облегчением вздохнула куратор, – пойдемте к Суржикову. Только держите себя в руках!

Перед аудиторией было полно студентов. И каким-то чудом все узнали, что Пчелинцеву не допустили до экзамена.

– Простите, но зайдем не по алфавиту и не по очереди, – сочла нужным пояснить Зоя Ивановна, – дело срочное.

Она всегда была вежлива со студентами.

Народ расступился, и Женя с куратором зашли в аудиторию.

Суржиков уже ставил оценку в ведомость.

– Вот, вы свободны. Порадовали меня сегодня. – Он с какой-то отеческой интонацией обратился к только что сдавшему экзамен.

Когда студент вышел из аудитории, Суржиков встал и вопросительно посмотрел на Зою Ивановну:

– Эта студентка еще у нас учится? Ее не отчислят за хамское поведение?

Брови Суржикова взметнулись вверх.

– Вадим Леонидович, декан просил вас допустить нашу отличницу к сдаче. Беседа проведена. Евгения признает, что в процессе обсуждения интересующих ее тем была излишне эмоциональна.

Суржиков усмехнулся:

– Свежо предание…

– Пчелинцева, пожалуйста, оставьте нас буквально на пару минут, а потом зайдете для сдачи экзамена. – Зоя Ивановна со значением посмотрела на профессора. Тот развел руками. Пчелинцева вышла.

– Вадим, что ты к ней прицепился?! – накинулась на Суржикова Зоя Ивановна. – Ты себя на втором курсе не помнишь?! Что ты вытворял на зарубежной литературе, Клавдия Семеновна рыдала от твоих выходок! И Фауст, прости, говно, и Байрон – фигня! И доказывал, что какой-то там давно забытый немецкий поэт Шоер – действительно гениален! И читал его стихи, и спорил до хрипоты с преподавателем.

Профессор смутился – Зоя Ивановна была намного старше его и работала на факультете тогда, когда Суржиков был студентом.