Читать книгу "Кожа времени. Книга перемен - Александр Генис"

Изменились времена и вещи, но не природа престижного владения. До сих пор власть имущие хвалятся «Ролексами» и «Брегетами», не боясь Навального. Соблазн бессмысленного накопления ведет происхождение от дефицита. Герой Джека Лондона, чуть не погибнув от голода, прячет хлеб под матрац, боясь, что опять придет черный день. С тем же расчетом мы покупали книги. Не только и не столько для чтения, сколько для того, чтобы были, чтобы грели, чтобы как у других, и на всякий случай.

Оглядывая свою библиотеку, зачатую родителями в послевоенной Рязани, я нередко дивлюсь их неразборчивости, но всё еще не решаюсь расстаться с лишним. А ведь книги сегодня стали не роскошью, а бременем. Занимая чужое место, они выживают нас из дома, чтобы лежать грубым и мертвым грузом. Ведь всё, что надо или хочется прочесть, витает в «облаках» и ждет, когда нам понадобится.

Другой пример — машина. Автомобиль, когда- то представлявший личность владельца лучше, чем его портрет, диплом или банковский счет, теперь всё чаще выглядит обузой, портящей воздух и тратящей деньги. Неудивительно, что в Америке появилось первое поколение, не умеющее водить машину и не стесняющееся в этом признаться.

Очередной и неожиданный виток прогресса сделал вещи общедоступными и кратковременными. Вот мы и перестали за них цепляться. Ведь они так часто меняются, что не стоит к ним привязываться. Их легко заменить, забыть, выбросить или не покупать вовсе. Расчищая затоваренную жизнь, мы определяем, чем стоит владеть, а чем только пользоваться.

— Этот вопрос, — рассказывала мне знаток Израиля Рина Заславская, — остро стоял в первых кибуцах с их приматом обобществленной собственности над частной. В результате горячих, как это водится у евреев, споров был достигнут консенсус. Распад коллектива начинается с того, что у члена кибуца появляется собственный чайник.

Товар лицом

1

Когда стоимость гиганта интернет-торговли «Амазон» превысила триллион долларов, забеспокоились даже те, кто не знает, сколько нолей надо ставить после единицы. Его основатель и владелец Джефф Безос — самый богатый человек в мире. Он обошел двух других призеров — Билла Гейтса и Уоррена Баффита. Теперь во всей обозримой истории (то есть не считая Крёза) богаче Безоса был только Джон Рокфеллер, состояние которого равнялось двум процентам всей американской экономики.

Безумный успех «Амазона» нуждается не только в объяснении, но и в оправдании, ибо он изменил чуть ли не самый древний фундамент человеческого сообщества — торговлю.

Обмен товарами — язык понятный всем даже тогда, когда другого не было вовсе. Так, с дикарями велась немая торговля. Причалившие к берегу купцы выкладывали ножи, бисер и ткани, взамен которых им оставляли снедь и другие припасы.

Как бы ни изменился мир с тех пор, очевидным оставался принцип: товар лицом. Интернет вмешался в институт торговли, сделав его виртуальным. Мы тут ничего не можем потрогать, примерить и перелистать. Место осязания заняло зрение. Переворот, достойный гения поп-арта Энди Уорхола, который писал не суп «Кэмпбелл», а банку с супом «Кэмпбелл». Вот и мы, собравшись за покупками, прицениваемся не к вещи, а к ее изображению: покупаем кота в мешке, на котором нарисован кот.

Неполноценность такого обмена компенсируют народные массы, которые уже обзавелись, разочаровались или восхитились тем, что нам предстоит купить. Другими словами, мы покупаем, подчиняясь чужому и коллективному мнению. И это значит, что демократия вмешалась в торговлю, обставив каждую покупку собственным ритуалом.

Когда мне понадобилась настоящая, а не электрическая мясорубка взамен той неподъемной, харьковского завода, что я во хмелю подарил друзьям, категорически отказавшимся отдать подарок, я, естественно, обратился к «Амазону». Отвергнув новинки кухонной техники, способные измельчить всё в труху и выжать из фарша последние соки, угробив в результате котлеты, я набрел на старинные, почти антикварные ручные мясорубки и познакомился с теми, кто ими пользуются. Это были дикие луддиты, умеющие начинять сосиски и готовить паштет из трижды прокрученной печенки с коньяком и сливками. Короче говоря, мой народ. Посоветовавшись и подружившись, я выбрал агрегат, который почтальон внес согнувшись, и наконец приготовил точно такие макароны по-флотски, какие подавали в пионерском лагере.

Но эта история со счастливым концом. Чаще всё кончается хламом. Интернет-торговля подкупает удобством и быстротой — купить проще, чем думать, прицениваться, торговаться. Бац — и вещь твоя. Чересчур доступная и от того малоценная, она обошлась без посредника, соскочив (материализовавшись) с экрана компьютера.

2

Меня, что естественно, мучают книги. Раньше каждая была штучным товаром, теперь я их покупаю чуть ли не на вес. Кстати, именно с книжной торговли и началась империя «Амазона». Превратив интеллектуальный товар в копеечный, она уничтожила конкурентов. Книжных магазинов почти не осталось. А ведь лет десять назад на моем берегу Гудзона — от статуи Свободы до моста Джорджа Вашингтона — их было целых три. И в каждом у меня был любимый продавец. Не студент, томящийся от скуки в летние каникулы, а немолодой бородач в очках, знающий, где стоит каждая книга, зачем она нужна и какой мне не хватает.

Я встречал таких профессиональных книжников по обе стороны океана и до сих пор люблю слегка высокомерную интонацию людей, путающих библиотеку с личной жизнью. Таких почти не осталось. «Амазон» загнал их в книжное подполье — на уличные развалы и в лавочки букинистов, притулившихся к университетским кампусам.

Это, однако, не значит, что книг стало меньше. Прямо наоборот. Пользуясь безумной дешевизной (если брать подержанные издания, то платить часто приходится лишь за пересылку), я покупаю в среднем книгу в день, хотя и понимаю, что не успею с ними справиться. А всё потому, что купить проще, чем рассмотреть, одолжить или поставить обратно на магазинную полку. Неудивительно, что в нашем доме прогибается пол и скрипят балки.

Под влиянием изобилия, обидного для каждого автора, книжный рай, о котором я даже не смел мечтать в молодости, стал чистилищем, где книги годами надеются, что их вызволят. Боюсь, что зря ждут.

Вмешательство интернета принесло столько удобств, что мы не судим о жертвах. Между тем, упразднив обычную торговлю, компьютерная революция сократила коммуникацию обмена, придававшего первоначальный смысл центру нашей цивилизации — городу, возникшему между храмом и базаром. В лучшем случае — между Парфеноном и Агорой, в обычном — между универмагом и рынком.

3

Наблюдая за наступлением будущего, я не устаю удивляться той роли, которую во всех переменах играет прошлое. Прогресс тащит его за собой, оживляя архаику и делая ее модной. Любимый пример — американский базар, особенно в разгар осени, в праздник урожая.

Исчезнувший в эпоху супермаркетов, базар на моих глазах возродился и расцвел на многих углах, площадях и в переулках. А ведь страшно вспомнить, каким я застал Нью-Йорк сорок лет назад. Хлеб в нем был квадратным, мороженое — в ведре, селедка — на Брайтоне, и только вымирающие евреи Ист-Сайда знали, что́ такое соленые огурцы, торгуя ими из пахучих бочек. В городе не было ни одного рынка, кроме финансового.