Читать книгу "Анжелика. Победа [= Триумф Анжелики ] - Анн Голон"

Фронтенак обладал умением управлять ирокезами, не приводя их в гнев. Его живость, его манера играть с их детьми восхищали дикарей.

Они задыхались от смеха, когда слышали великолепное имитирование губернатором их боевого клича «сассакуа».

Чтобы соблюсти все обычаи, первым делом организовали два пиршества, на которых никто ничего не ел; это называлось «пиршеством раздумий». Нужно отметить, что гости расходились не менее сытые и не менее пьяные, чем обычно. Все дело здесь было в особом табаке, вкус которого еще держался во рту еще в течение трех дней.

Затем начались настоящие пиры. Это — особый предмет, очень важный для сближения французов с индейцами, главным образом с ирокезами. «Вкус пиршеств» до и после войны.

Для господина Фронтенака сварили голову самой большой собаки, и он съел ее до самых глаз, что не являлось самым большим его подвигом.

Разные сорта рыб… Только нужно быть осторожным и не бросать кости, чешую и головы в огонь, чтобы не потревожить духов воды. Затем на костер водрузили огромный котел, в котором варились большие куски мяса, а три вождя при помощи специальных палочек опрокинули его содержимое прямо в огонь. Символический жест переворачивания котла войны означал «Битвы окончены. Мы заключаем мир».

То, что оставалось на дне котла, распределялось между главами французов и индейцев, согласно обычаю, когда противники едят общую пищу, «бульон победителей». Некоторые шутники уверяли, что в котле можно найти кожу и кости людей, что заставило бледнеть молоденьких офицеров, недавно прибывших в Канаду.

Короче говоря, топор войны был закопан в землю.

По окончании рассказа в стенах «комнаты карт» раздались апплодисменты.

Фронтенак еще раз проявил себя, как человек ловкий и опасный, что заставляло трепетать не только его врагов, но и подчиненных, но который делал все только на пользу колонии.

Перед тем, как отправить ирокезов к их Пяти Озерам, французы обменялись с индейцами подарками и вампумами.

Дикари отказались принять соль, потому что, по их словам, она разжигала жажду, а от воды их мускулы ослабевали, так что на исходе жизни они становились не в силах натянуть лук. Они никогда не хотели пить. Их вполне устраивал маисовый сок.

С другой стороны они не отвергали другого подарка, очень ценного для них — мешков с мукой, так как они испытывали слабость к пшеничному хлебу.

С ними отправили пекаря, чтобы он в начале зимы изготовил им прекрасные караваи хлеба, которые сохранятся в течение всего тяжелого периода холодов.

Оружейник, который тоже отбыл с индейцами, должен был привести в порядок их огнестрельное оружие и топоры.

Веселый гасконец, господин Фронтенак, любил ирокезов от всего сердца.

Вся компания за столом с радостью выслушала рассказ о том, что ежегодная кампания заключения мира удалась.

Присутствие Николая Перро напоминало Анжелике о первых днях пребывания в Новом Свете, об опасностях, которые их подстерегали. А теперь, сравнивая, она была потрясена изменениями, которые произошли с тех пор. Сегодня все они были просто подданными Франции, которые собрались за столом, чтобы выпить за здоровье Короля, отметить успехи губернатора Фронтенака, который установил мир на континенте дикарей. Они поздравляли друг друга и строили планы, как продолжать строить жизнь вместе со странным и требующим понимания народом под сенью темных лесов.

Все это требовало громадных усилий, потому что в глубине этих самых лесов нашел свою страшную гибель великий иезуит. Его военный флаг был отмечен пятью крестами, по бокам и в середине полотнища, их окружали лук и стрелы. Она помнит, как он развевался над головами абенакисов, когда те шли на штурм английского городка. И в этом не было ничего возвышенного. Кроме того она сама слышала, как он благословляет индейцев, тех, кто наутро должен был казнить еретиков, то есть ее и его сподвижников. Ее кобылу, на которой она пыталась вернуться в лагерь, объявили дьявольским отродьем, приносящим одни беды Аркадии. Вот как начиналась эта изнурительная и долгая война.

Отца д'Оржеваль очень уважали и любили простые люди, и Анжелика не очень старалась переубедить своих друзей, которые почтительно относились к нему, как и не заботилась о том, чтобы они его не забыли. И теперь, после его смерти, культ его личности, казалось, стал еще сильнее.

Теперь вспоминали анафему, которую он провозгласил, и не задумывались о причинах его ненависти. Эта скрытая опасность, избежать которую она не могла, огорчала ее, так как примешивалась к недовольству после второго путешествия в Новую Францию, и даже встреча с братом Жоссленом де Сансе не могла скрасить этого ощущения.

Однако ее мысли мало-помалу очищались от грусти. Она вызывала в памяти очень красивые сцены ее борьбы с иезуитом, это было похоже на оперу. Валлис, ее кобыла, вставшая на дыбы на опушке осеннего леса, стяг с пятью крестами, развевающийся на ветру и толпа разъяренных дикарей, выбегающих из чащи и устремляющихся на штурм английского города.

Прекрасные эпизоды прекрасного приключения! Того, что еще сильнее сблизило их в Америке.

Она повернулась к Жоффрею, словно он был в силах помочь приостановить ход ее мыслей, немного сумасшедших. И правда, он это мог. Рядом с ним она легко освобождалась от подозрений и мыслей, которые часто были не обоснованными и преждевременными. Он сохранял спокойствие и хладнокровие. Ибо, говорил он, выступая в ее глазах бдительным и мудрым, невозможно провести всю жизнь, строя будущее, состоящее из одних катастроф и предательств.

«Как мне хорошо с ним», — повторяла она про себя, еще ближе придвигаясь к мужу, и встречаясь внезапно взглядом с графом Ломенье, от которого не укрылся ее жест, с каким влюбленная женщина стремится раствориться в тени мужчины, которого любит.

Но она не могла наглядеться на него, она то и дело оборачивалась в сторону его тонкого профиля, и не было в мире другого мужчины, в котором было бы столько силы, и который так оберегал ее.

Ее безраздельное доверие было следствием его любви к ней, в которую она, наконец, поверила; теперь она знала, что является всем для Жоффрея, и что это было самым главным в их отношениях.

Граф де Пейрак тоже пил, но вовсе не для того, чтобы развеять грустные мысли или забыть о тяготах жизни. Он просто пил, чтобы насладиться винным ароматом, и укрепить свое радостное настроение. Он пил, чтобы составить компанию гостям, чтобы оказать им честь и сделать им приятное. Это была дань путешественникам, являющимся частью радостей этого мира, искусства красиво жить, своеобразной компенсации в противовес жестокости и несправедливости, так часто встречающихся в этом проклятом мире.

Когда он пил, глядя на него можно было сказать, что он относится к вину, как к старому другу, с которым давно знаком, и которого желает узнать еще лучше.

Его глаза блистали чуть сильнее, его улыбка стала чуть радушнее, выражение лица — чуть привлекательнее, словно он наблюдал сверху за человеческими слабостями, с легкой насмешкой, но без ехидства.