Читать книгу "МоLох - Наталья Андреева"

— Андрей, потом.

Бобров прекрасно понимал, что Нина с ним играет. Должно быть, мама научила. Сама Нина была не очень умна, и уж точно не опытна в этих делах. Но невероятно проницательна. В ее умении угадывать, что именно от нее хотят услышать, и говорить именно это, и в самом деле было что-то цыганское. Будто Нина была ведунья, помимо того, что она была редкой красавицей.

Понятно, что на Нину семья Зиненко возлагала большие надежды. Нина должна была выйти замуж за олигарха и всех их осчастливить. Бобров олигархом не был, но он был москвичом, и Зиненко наверняка рассчитывали, что после свадьбы он увезет красавицу Нину в Москву, потому что у него там есть квартира. А там уж…

Бобров, все больше увязая в отношениях с Ниной, старался не думать о том, что его хотят использовать, как трамплин.

Что до младшей из Зиненок, Каси, то она, как уже сказано, была школьницей. Кася рано созрела и в свои четырнадцать выглядела на двадцать. Нина рядом с младшей сестрой казалась девочкой. Кася уже вовсю заигрывала с мальчиками, а те становились пунцовыми, глядя на пышную Касину грудь, обтянутую футболкой. Бетси как-то призналась Боброву, что полное имя Каси — Кассандра. Зиненко в пятый раз уж точно ждали мальчика. Они его и добивались с таким упорством. И когда родилась Кася, Анна Афанасьевна во всеуслышание объявила, что это необыкновенный ребенок. Надо же ей было как-то оправдать свое фиаско. «Чудесную» Касю назвали Кассандрой, явно готовя ее на роль провидицы. Но сколько Бобров не приглядывался к Касе, он видел лишь «чудесное» скороспелое половое созревание. Касю перло, как на дрожжах.

Пока холостые мужчины, считающиеся в доме женихами, жарили шашлык, и пили с барышнями водку, Касины мальчики гроздьями висели на заборе. Оттуда они свистели своему предмету, и предмет из-за этого задирал нос. Бобров уже привык пить водку под этот свист, он вообще ко многому привык, прожив в Чацке больше года.

Он все-таки купил Нине цветы, белые розы, но по дороге мучился вопросом: на что живут Зиненки? Анна Афанасьевна, или по-домашнему Нюся, нигде не работала. Хозяйство у Зиненок было большое, они держали кур, уток, кроликов, а одно время даже пасеку. И выращивали все, начиная от картошки, и заканчивая экзотическими баклажанами, которые прекрасно себя чувствовали в Чацком жирном черноземе. На огороде трудились, как проклятые все, кроме Нины. Она вообще жила особенной жизнью. Вся семья Зиненок была у Нины в прислугах. Нина спускалась из своей спальни к обеду, даже учебой она себя не утруждала, хотя это было единственное ее занятие. Нине с ее красотой не было необходимости в красном дипломе, а зачеты и «тройки» ей ставили и так. За участие в конкурсах красоты, городских и региональных, с которых Нина неизменно привозила ленты, прославляющие Чацк. О ней писали в газетах, ее звали на радио и на местное телевидение. Нина даже вела там прогноз погоды, и получала за это деньги. Пусть небольшие, но это были легкие деньги, в отличие от тех, которые зарабатывали остальные Зиненки.

Бобров прикинул: зарплата в банке небольшая. Григорий Иванович вроде как старший экономист. Но на деле должности «старший» и «замначальника отдела» в «Счастливом» чисто номинальные. Когда человека надо повысить за старание и стаж, но без существенной прибавки к зарплате и с сохранением прежнего объема работы, ему изобретают несуществующую должность. Так, замначальника операционного отдела Олег Миллер по-прежнему обслуживал клиентов. А когда в зале был наплыв, так наравне с другими операционистами Олег в поте лица принимал платежи и штамповал чацким бабкам их сберкнижки: бабки не признавали цифровизацию, на любую банковскую операцию им нужна была бумажка.

Также и Григорий Иванович, который звезд с неба никогда не хватал. Ему оставалось лет пять до пенсии, да пенсионный возраст вдруг прибавили. Зиненко, чьей единственной целью в жизни, кроме, разумеется, замужества Нины с олигархом было дожить до пенсии, приуныл. Он с месяц ходил с похоронным лицом и даже огрызался. Это Зиненко! Который наушничал, не стеснялся подставлять коллег, подличал, самозабвенно лизал задницу начальству, даже самому маленькому. И вдруг этот прирожденный раб, возведший в культ свое рабство и не помышлявший никогда о свободе, начал хамить и огрызаться. А потом в банке начались кражи из ячеек.

Вот о чем думал Бобров, подъезжая к Шепетовке, и от этих мыслей ему становилось не по себе.

Выходя из машины, он больно укололся о розовый шип, и из пальца полилась кровь. Ватки не было, и Бобров с досадой обмотал палец бумажным платочком, пачка которых, по счастью оказалась в «бардачке».

«Слишком много крови», — подумал он, осторожно неся к дому букет. Нина постоянно кровоточила, хотя не она резала Боброва и колола ему пальцы. Но все его действия, связанные с Ниной, так или иначе, наносили рану.

Он увидел ее издалека, потому что не хотел замечать остальных. Миллера, который уже приехал и что-то бренчал на неизменной гитаре, развлекая Зиненок, строгающих салаты. Свежевского, который крутился возле полуторалитровых бутылок с пивом с несчастным лицом: похоже, у мужика, после вчерашнего нескучного вечера горели трубы. Анну Афанасьевну, спускающуюся с подносом в сад по ступенькам летней веранды. Это она заметила первой Боброва и крикнула:

— Нина! Андрюша приехал!

Это «Андрюша» в устах Нининой мамы коробило Боброва. Потому что делало его женитьбу делом решенным, а он все еще колебался. Но увидев, как по ступенькам веранды к нему спускается Нина, забыл обо всем.

Она была в сарафане, красном. Нинины глаза обжигали, Бобров почувствовал, как запылали щеки, и схватился за волосы.

— Не чешись, Андрей, — поморщилась Нина и посмотрела на розы: — Это мне?

Бобров, молча, протянул ей букет.

— Красивые. — Нина обернулась на веранду и небрежно сказала: — Мака, Кася… Кто-нибудь. Поставьте цветы в вазу.

Розы взяла Бетси, и Бобров заметил, как неся цветы на кухню, она украдкой окунула лицо в букет.

И горько подумал: «Нине дарили такие шикарные букеты за ее победы, что мои розы ей, должно быть, кажутся жалким. Как и я сам».

Нина словно услышала его мысли, потому что совсем другим тоном, тихо и со значением сказала:

— Я ценю твое внимание, Андрей. Пойдем в сад. Я скучала.

И он, в который уже раз удивился Нининой проницательности. Одной фразой она сгладила ситуацию. Дала понять, что рада ему, а не розам. И предлагает ему свои родинки, в первую очередь ту, что над верхней губой.

Бобров жадно приник к ней, как только они с Ниной дошли до беседки.

— Я тоже… скучал… — шептал он, словно в бреду, обнимая тонкую Нинину талию. Его язык настойчиво нажал на ее сжатые губы, и Нина тут же отстранилась:

— Потом, Андрей. — И она тихо добавила: — Увидят.

И Бобров ее отпустил. Он уже понял: только после свадьбы. И смирился с этим.

— Ну, вот, все в сборе, — сказал Григорий Иванович, разжигая мангал. — Протопоповых ждать не будем.