Читать книгу "Алмазы Карибского моря - Михаил Шторм"

Подошел Майкл, по-хозяйски расположился рядом и без перехода спросил:

— Кто такой Сагайдачный, знаешь?

— Знакомая фамилия, — сказал Быков, хмуря лоб.

— Несет Галя воду, коромысло гнется…

— Какая Галя?

— Украинские песни любишь?

— Не то, чтобы очень.

— Ой, на гори та й жнэци жнуть, — немелодично пропел Майкл и пояснил: — Это песня про Сагайдачного. Народная. Гей! Долю-долю, гей! Казаки идут.

Он рассмеялся, видя замешательство собеседника. Но не напрасно Быков обладал поистине энциклопедическими знаниями и память имел феноменальную.

— Есть! — воскликнул он. — Вспомнил. Сагайдачный, про которого эта песня, был казацким атаманом. Запорожская Сечь, верно? «Повернысь до нас, Сагайдачный, брось тютюн та люльку, необачный». Что-то в этом роде. Причем, что характерно, он был не эпическим героем, а реальным историческим персонажем. Существование Петра Сагайдачного подтверждается летописями Речи Посполитой, Османской Порты и Российской империи…

По мере того как Быков говорил, из глубин его памяти всплывали все новые и новые сведения и собирались воедино, наподобие косяка рыб.

Настоящая его фамилия была Коно… Коне… Конашевич, вот. На свет он появился где-то в конце шестнадцатого века в каком-то селе на Львовщине. По происхождению был шляхтичем, хотя и украинского происхождения. Далее шел пробел или затемнение, как вам будет угодно, а году этак в 1600 объявился наш Петр в Запорожской Сечи, где по казацкому обычаю отказался от родового имени и получил от товарищей прозвище Сагайдак — от названия чехла для лука.

Тут надо отметить, что отправиться в Сечь и стать там казаком было совсем не то, что побывать на Сорочинской ярмарке. Люди, стекавшиеся туда отовсюду, от Украины и Польши до России и Крымского ханства, были, как правило, беглыми крепостными или разбойниками и объединяла их любовь к вольнице, бесшабашная храбрость и склонность к авантюризму. Кто только ни пытался выжечь огнем этот оплот свободы, возникший прямо посреди степей! Турки, например, платили по пятьдесят червонцев за любую буйную казацкую голову, да только не много их добыли, действуя и коварством, и силою. Зато, почитай, каждый казак ходил в трофейных турецких шароварах и с кривою саблею, которую прежние хозяева называли ятаганом.

Одним словом, чтобы стать Сагайдачным, Петру Конашевичу пришлось показать, чего он стоит, и доказать, что стоит он дорого. В запорожское товарищество принимали не всякого, кто приходил в Сечь и мог правильно перекреститься и выпить залпом четверть горилки. Главный экзамен проходил на Днепре с его знаменитыми порогами, преграждающими течение, и спускающимися каскадами, подобно исполинским трех- и пятиметровым ступеням. Чтобы добиться признания братством запорожских казаков, Петр проплыл в лодке через все эти водные стремнины, а уж потом показал, как умеет пить водку.

Кстати говоря, в походах казаки не употребляли даже легких наливок и пива. Это было непреложным законом. При Сагайдачном за его нарушение казнили, так же как и за мародерство и насилие в мирных селениях. И в поход казак отправлялся не в красном жупане, а в сермяжной свитке, да вез с собой чистую холщовую рубаху на случай ранения или гибели в бою. Питались в основном сухарями, соленой таранью да водицей — не только колодезной или родниковой, а какой придется. Спали летом под открытым небом, а зимой — в куренях, представлявших собой шалаши, сплетенные из хвороста и крытые лошадиными шкурами. Крепостные и стрельцы ели сытнее, одевались теплее и рисковали меньше, однако и свобод почти что не имели. Запорожская Сечь была пронизана духом свободы.

Власть не передавалась здесь по наследству. Атаманов казаки выбирали сами. Из своей среды. И только на один год, а ежели что, так хоть через неделю могли сбросить и в любой момент снова призвать, как это не раз бывало с тем же Сагайдачным, когда он забывал, что атаманская булава в его руке не навечно. Когда с ним приключалась такая неприятность, уплывал он на облюбованный днепровский порог и жил там, пока казаки не звали его возглавить их в очередном походе.

Вот так в исторических хрониках постепенно вырисовалась фигура славного кошевого атамана Петра Сагайдачного, который первым из вожаков Сечи стал зваться Гетманом Запорожским. Под его водительством запорожцы брали турецкие крепости, жгли эскадры, освобождали тысячи полонян и полонянок и непременно возвращались на родину с богатой добычей.

— Вообще-то этот Сагайдачный был еще тот тип, — подвел Быков черту под своими воспоминаниями. — Храбрый, но жестокий. Умный и развратный. Погиб, как и полагается казаку, на поле боя с саблей в руках, окруженный турками.

— Мой далекий предок ходил в походы под его началом, — сообщил Майкл, одновременно улыбаясь стюардессе с сервировочным столиком на колесах. — Аперитив? Очень вовремя. Мне, пожалуй, бурбона. А мой друг… Дима, ты что будешь?

— Пиво, — решил Быков после недолгого раздумья. — Только не рисового, пожалуйста.

Стюардесса, ни на миллиметр не сократив улыбчивый оскал, вручила ему холодную банку и оставила товарищей наслаждаться напитками и беседой.

— Это были морские походы, — продолжал Майкл, помаленьку прихлебывая кукурузный виски. — Начал их Петр Сагайдачный в 1612 году, совершив набег на турецкое побережье. Приличное расстояние для двадцатиметровых лодок без киля, а? Тем не менее запорожцы пересекали на них Черное море. Свои суденышки, легкие и юркие, они называли чайками.

— Точно, — согласился Быков.

— Внимание, — сказал Майкл. — Переходим к сути. Нас интересует конкретно четырнадцатый год.

— Ты Крым имеешь в виду?

— При чем тут Крым? Я говорю про 1614 год. Казаки, естественно, полуостров вниманием не обходили, но все же главной целью их нападений являлась Османская империя…

— Турция, — понимающе кивнул Быков.

— Хватит хвалиться познаниями, Дима, — оборвал его Майкл. — Слушай внимательно. Это непосредственно касается того проекта, в который я тебя пригласил. Итак, поплыли казаки через море в Турцию. В сорока чайках их разместилось две тысячи, и, должно быть, им было там тесновато. Но добрались как-то. Разорили Синоп и перебили весь гарнизон крепости. Взяли очень богатую добычу, включая целую гору алмазов…

— Мальчики, не возражаете, если я с вами посижу? — спросила Джейн, приблизившись к ним с бокалом в руке.

Явно не с первым, судя по блестящим глазам и слегка плывущему голосу.

Майкл повернулся и отрезал:

— Возражаем.

— Тебе жалко? Я хочу еще раз послушать.

— Здесь только два места, милая.

— Я с тобой посижу, Майкл. На подлокотнике.

— Нет, — сказал он. — Иди на свое место и поспи немного. Ты пьяна.

Джейн метнула быстрый взгляд на Быкова и покраснела.

— Майкл! — произнесла она предостерегающе.