Читать книгу "CC – инквизиция Гитлера - Гвидо Кнопп"

Донесения полиции о бесчинствах СА множились. Например, Нюрнберг, партийный съезд 1929 г. «Мы спали на соломе. У нас не было денег даже на кружку пива. Но все это — мелочи, потому что все мы были в восторге», — до сих пор тоскует о прошлом штурмовик Крец. В действительности они избивали людей и буянили. Один из отрядов СА прошел строем к зданию, где проходил съезд, остановил трамвай и преградил ему путь. Когда водитель трамвая попросил штурмовиков освободить рельсы для дальнейшего движения, они ворвались в трамвай, избили водителя и многих пассажиров. К окончанию работы съезда отряды СА умудрились совершить в Нюрнберге целый ряд актов насилия.

Один трактир был разрушен, поскольку у входа висел черно-красно-золотой флаг ненавистной Республики. Другой трактир штурмовики закидали бутылками из-под пива, потому что там укрывались от них члены профсоюза. Один штурмовик из орды ему подобных вырвал саблю у полицейского и нанес ему три укола в спину только за то, что последний пытался защитить прохожего, за которым гнались молодчики СА. Все упреки в адрес распоясавшихся погромщиков Гитлер отмел одной фразой: «Отряды СА — это не благопристойное заведение для благородных девиц, а союз жестких и решительных борцов».

Вскоре и в Берлине обычным явлением стали жестокие побоища между левыми и правыми.

Коричневые орды намеренно проникали с провокационными целями в кварталы, заселенные преимущественно рабочими и коммунистами. В районе Красного Шарлоттенбурга они часто устраивали стычки с рабочими. Другой горячей точкой для них был так называемый «Красный остров» в районе Шенеберг. Ритуально, как по сценарию, проходили стычки одна за другой. Отряды СА разъезжали по улицам на грузовиках, выкрикивали свои пароли и забрасывали камнями социально-культурные учреждения коммунистов. Коммунист Пауль Тольман так описывает противодействия своих товарищей: «У нас была определенная тактика. Сначала мы пропускали национал-социалистов, затем перекрывали улицу. А после старались по возможности их не выпускать. Если бы мы расправлялись с ними только на словах, они приезжали бы снова и снова». После прихода Гитлера к власти в стране Тольман оказался в числе первых жертв, подвергшихся пыткам СА.

Большое пополнение в ряды СА пришло после мирового экономического кризиса 1929 года, прежде всего за счет молодого пролетариата больших городов Германии. Многие искали спасения в коричневых мундирах от нужды и семейных неурядиц. В трактирах для членов СА упорно ходил миф о том, что только «коричневые батальоны» в состоянии дать обездоленным родину.

21-летний штурмовик СА писал из заключения своему товарищу: «Я прошу тебя, не пускай так часто сюда мою мать. А то она все время плачет, а у меня портится настроение. Скажи ей, если спросит, что теперь свидания с родными разрешаются только один раз в четыре недели, или придумай еще что-нибудь такое. А я здесь больше всего скучаю по всем вам, моим товарищам».

Общежития и трактиры СА стали настоящими центрами коричневой субкультуры в больших городах. Подобно многим пивным заведениям, в трактире «Борнхольмская хижина», в мрачном зале для посетителей висело знамя со свастикой. Вблизи часто разъезжали патрули СА на велосипедах, а сама пивная при первом сигнале могла быть быстро забаррикадирована изнутри при помощи щитов и досок. Посторонних здесь встречали как врагов, а в смежных комнатах, включая кегельбан, имелись тайники, где можно было мгновенно спрятать оружие, «если неожиданно нагрянет полиция», как говорилось в одном донесении того времени.

Мужское панибратство не в последнюю очередь крепилось с помощью алкогольных напитков. Широкую огласку получил иск на возмещение убытков, которые понес берлинский трактирщик Роберт Рейсиг после того, как прусское правительство внутренних дел запретило законом в 1932 году отряды СА. Так как его основными посетителями были члены СА, он потребовал выплатить ему сумму стоимости 152,5 тонны пива, которые не были проданы за три месяца из-за потери клиентуры.

Эсэсовцы презрительно отзывались о своих мнимых соратниках из СА, а за приверженность к алкоголю называли их между собой «люмпен-пролетариатом» в партии НСДАП. «Там не было дисциплины», — свидетельствует ныне житель Гамбурга Отто Кум, который вступил в ряды СС в 1931 году.

Чаще всего в Берлине стиралась грань между криминальными элементами и членами СА. Многие уголовники имели удостоверение члена СА. В Вединге (район Берлина) объединенная группа СА, носившая прозвище «группа разбойников», вела борьбу против законов и коммунистов. Издание «Официальная история берлинских частей СА» даже заигрывало с дурной славой подонков из Нойкельна (район Берлина): «Свыше 3000 красных активистов были бессильны перед 70 штурмовиками СА опорного пункта «Штурм-25». Эта горстка людей, состоящая на 80 % из рабочих — прожженных громил, — с честью выдержала их натиск». Берлинцы называли этот опорный пункт «гнездом разврата». В Шарлоттенбурге (район Берлина) хозяйничал опорный пункт «Штурм-33», который имел пресловутую репутацию. У берлинцев он получил прозвище «логово убийц» после того, как в новогодние дни 1930–1931 годов его личный состав за несколько дней отправил на тот свет или покалечил немало мирных горожан. 22 ноября 1930 года в клубе «Эдем» проводили свой вечер танцев члены коммунистического союза пеших туристов «Сокол». Вдруг в зал ворвались два десятка штурмовиков СА. С криками «Бей собак!» они набросились на отдыхающих молодых людей, начали избивать их и стрелять куда попало. Трое рабочих погибли от пулевых ранений, лежа на полу в лужах крови. На этот раз коричневые громилы попали на скамью подсудимых. Они обвинялись в предумышленном убийстве, нарушении общественного порядка и нанесении увечий пострадавшим. Молодой адвокат доктор Ганс Литтен представлял параллельное обвинение против четырех членов СА, и ему удалась небольшая сенсация. 8 мая 1931 года он вызвал Адольфа Гитлера в суд в качестве свидетеля по уголовным, делам в районе Берлин-Моабит. По собственному признанию, Литтен намеревался сорвать маску с лица национал-социализма, разоблачить террористическую сущность национал-социалистической идеологии. Он попытался доказать на фактах, что партия НСДАП не только не обращает внимания на акты насилия, но в своей политике отводит террору решающую роль.

Допрос продолжался два часа. Гитлер держался самоуверенно. Он не уставал механически повторять: «Отряды СА строжайше подчиняются заповеди не помышлять о насилии против инакомыслящих».

Тогда Литтен зачитал Гитлеру многочисленные высказывания берлинского гаулейтера Геббельса, из которых следовало, что «противники должны быть растоптаны в кашу». Чем дальше продолжался опрос, тем беспокойнее становился Гитлер. Наконец он не выдержал. Вскочив, он с побагровевшим от злобы лицом закричал: «Какое вы, господин адвокат, имеете право утверждать, что это есть призыв к противозаконным действиям? Это ничем не доказанное заявление!»

Литтен добился осуждения обвиняемых. Но он и не предполагал тогда, что участие в этом судебном процессе обернется для него собственным смертельным приговором. Литтен был одним из первых, кто в 1933 году попал в предварительное заключение.

После ряда лет жестокого обращения и переводов в различные концлагеря мужественный адвокат покончил с собой в Дахау 5 февраля 1938 года.