Читать книгу "Книги крови. I–III - Клайв Баркер"

Взгляд Махогани привлек заголовок «Нью-Йорк Пост», брошенной на сидении рядом: «Полиция делает все возможное для поимки убийцы». Он не смог сдержать улыбку. Все мысли о неудачах, слабости и смерти тут же испарились. В конце концов, именно он был этим человеком, этим убийцей, и сегодня сама возможность поимки казалась ему смехотворной. Разве его деятельность не была санкционирована самыми высшими властями? Ни один полицейский не мог его задержать, ни один суд – вынести приговор. Силы правопорядка, которые сейчас столь рьяно изображали его поиски, служили тем же хозяевам, что и Махогани; ему даже захотелось, чтобы его поймал какой-нибудь мелкий коп, с ликованием привел в суд, захотелось посмотреть на их лица, когда из тьмы придет слово о том, что Махогани находится под ее защитой, что он выше любого закона, любого кодекса.

Было уже где-то десять тридцать. Постепенно в метро начали спускаться посетители театров, но пока ничего подходящего среди них не нашлось. Махогани решил переждать основной поток: потом последовать за одним или двумя телами до конца линии. Как любой мудрый охотник, он выжидал подходящего случая.

Уже было одиннадцать, но Кауфман так и не закончил, хотя пообещал себе уйти еще час назад. Раздражение и уныние делу не помогали, колонки цифр стали расплываться перед глазами. В десять минут двенадцатого Кауфман бросил на стол ручку и признал свое поражение. Потом принялся тереть саднящие глаза ладонями, пока в голове не поплыли цветные круги.

– На хер, – сказал он.

Кауфман никогда не ругался в офисе. Но иногда послать все на хер хотя бы про себя было так приятно. Он вышел из конторы, перекинув влажный плащ через руку, отправился к лифту. Ноги еле двигались, словно Кауфман опьянел, а глаза слипались.

Снаружи было холоднее, чем он думал, и воздух слегка взбодрил его. Кауфман отправился к станции на Тридцать четвертой улице. Надо сесть на экспресс до Фар Рокуэй. До дома где-то час пути.

Кауфман и Махогани не знали, что на углу Девяносто шестой и Бродвея полиция задержала человека, принятого ими за Подземного мясника, поймав его в одном из загородных поездов. Какой-то низенький мужичок европейского происхождения, размахивая молотком и пилой, загнал женщину в угол второго вагона и угрожал распилить ее пополам во имя Иеговы.

Правда, выполнить свою угрозу он явно не мог. Как оказалось, у него даже шанса не было. Пока остальные пассажиры (включая двух морпехов) наблюдали за зрелищем, потенциальная жертва ударила любителя Иеговы ногой прямо по яйцам. Парень уронил молоток. Она подобрала его и успела сломать ему нижнюю челюсть и правую скулу еще до того, как к делу подключились морпехи.

Когда поезд остановился на Девяносто шестой, полиция уже ждала Подземного мясника. Они, насмерть перепуганные, целой ордой ворвались в вагон, завывая, как баньши. Мясник лежал в углу, и лицо ему пришлось собирать по кускам. Парня арестовали и с ликованием увезли. Женщина, дав показания, отправилась домой вместе с морпехами.

Отвлекающий маневр оказался полезным, хотя Махогани тогда об этом еще не знал. Почти всю ночь полиция пыталась установить личность подозреваемого, так как задержанный говорить не мог, только пускал слюни из-за раздробленной челюсти. Лишь в три тридцать некий капитан Дэвис, придя на смену, узнал в преступнике уволенного продавца цветов из Бронкса по имени Хэнк Вазарели. Хэнка, как оказалось, часто арестовывали за угрожающую поведение и непристойное обнажение, все во имя Иеговы, разумеется. Но его внешность была обманчива: он был не опаснее пасхального кролика и не имел никакого отношения к Подземному мяснику. К тому времени, как полицейские выяснили это, Махогани уже давно приступил к работе.

В одиннадцать пятнадцать Кауфман сел на экспресс, который шел через Мотт-Авеню. В вагоне с ним были еще два пассажира: пожилая чернокожая женщина в пурпурном пальто и бледный, усеянный прыщами подросток, который одурманенным взглядом уставился на граффити «Поцелуй мою белую задницу», красовавшееся на потолке.

Кауфман зашел в первый вагон. Ему предстояло ехать тридцать пять минут. Из-за ритмичного покачивания поезда он довольно быстро задремал. Поездка была скучной, а он сильно устал. Кауфман не видел, как во втором вагоне замерцал свет. Не видел, как Махогани наблюдает за пассажирами сквозь дверь в тамбуре, выискивая свежее мясо.

На Четырнадцатой улице чернокожая женщина вышла. Но никто не вошел.

Кауфман на секунду открыл глаза, взглянув на пустую платформу, и тут же снова закрыл их. Двери с шипением затворились. Кауфман застыл где-то в тепле между бодрствованием и сном, в голове его роились нарождавшиеся сны. Это было хорошее чувство. Поезд поехал дальше, громыхая по тоннелям.

Может, в полудреме Кауфман и отметил, что двери между первым и вторым вагонами раскрылись. Может, почувствовал неожиданный порыв подземного воздуха и отметил, что шум колес на секунду стал громче. Но предпочел не обращать на это внимания.

Может, он даже услышал звуки борьбы, когда Махогани одолел юнца с одурманенным взглядом. Но все казалось таким далеким, а сон – таким обольстительным. Кауфман задремал.

По какой-то причине ему снилась кухня в родительском доме. Мама резала репу и улыбалась, орудуя ножом. А он был таким маленьким во сне и смотрел на ее сияющее лицо, пока она работала. А нож все опускался и поднимался, опускался и поднимался.

И тут Кауфман резко проснулся. Мать исчезла. В вагоне было пусто, подросток куда-то подевался.

Как долго Кауфман дремал? Он не помнил, как поезд останавливался на Западной четвертой улице. Встал, голова была еще тяжелой, и чуть не упал, когда вагон резко качнуло. Кажется, состав набрал приличную скорость. Может, машинист тоже хотел домой, лечь в постель к жене. Поезд мчался сломя голову; и это чертовски пугало.

Окно в двери между вагонами закрывала рулонная штора, которой, насколько помнил Кауфман, раньше не было. Он уже пришел в себя и начал слегка беспокоиться. Возможно, он заснул, и охранник просто не заметил его в вагоне. Возможно, они уже проехали Фар Рокуэй, и теперь поезд торопится туда, где все поезда остаются на ночь.

– Да ну на хер! – громко сказал Кауфман.

Может, пойти вперед и спросить машиниста? Какой же тупой вопрос будет: где я? И в такой час не велика ли вероятность, что вместо ответа он получит поток отборного мата?

А потом поезд начал тормозить.

Станция. Да, станция. Поезд выкатился из тоннеля, его окатило грязным светом на Западной четвертой улице. Никаких остановок Кауфман не пропустил. Так куда подевался мальчик?

То ли он плюнул на предупреждение не ходить между вагонами во время движения, то ли отправился в кабину машиниста. Может, стоит сейчас на коленях между его ног, подумал Кауфман, поджав губы. Ничего необычного. Это же был Дворец наслаждений, в конце концов, и каждый имел право на немного любви во мраке.

Кауфман пожал плечами про себя. Почему его вообще так волновало, куда подевался этот пацан?

Двери закрылись. На поезд никто не сел. Он отошел от станции, лампы в вагоне замерцали, словно для набора скорости из них выжали все электричество.