Читать книгу "Честь корабля - Роберт Говард"

— Запишешь меня на четыре боя, — приказным тоном сказал Майк. — С Матросом Слэйдом, Хансеном-младшим, Джеком Слэттери и Майком Костиганом.

— Да ты, видать, уже рехнулся! — не сдержался я. — Наметил четырех самых опасных для тебя в мире бойцов. Это тебе не пронырливые полутяжеловесы. У этих ребят удар так поставлен, что держись.

— Ерунда. С Хансеном вообще проблем не будет. Один раз я его уже уложил, уложу и сейчас. Вот со Слэттери сложнее, оставим его напоследок. А для начала я разберусь со Слэйдом. Потом — очередь Костигана. Он наименее техничен из всех них, зато лупит от души. Если я действительно сдаю, то не хотелось бы откладывать встречу с ним надолго.

— Но это же самоубийство! Если тебе приспичило драться, пошли ты этих мордоворотов к чертовой матери и выходи на клубные, договорные бои на потеху публике. Ребята там попроще, да и всегда можно договориться, чтобы били не в полную силу. А эти четверо… Если Слэйд не раскатает тебя в лепешку, то, по крайней мере, измотает так, что Костиган прямо на ринге вгонит тебя в гроб, да еще и крышку заколотит. Он же убийца! Не забывай, что и его частенько называют Железным Майком.

— Великолепная компания. Весьма выгодная, — совершенно серьезно заметил Майк. — Смотри не продешеви. Матрос Слэйд — тоже козырной туз, как и я. А Костиган… что ж, публика валом повалит на бой двух железных парней.

Что касается рассуждений Майка на темы коммерческой конъюнктуры, то с ними я спорить не мог. Бреннон был, как всегда, убийственно прав.

5

Это случилось за несколько дней до поединка с Матросом Слэйдом. Я заглянул в комнату к Майку, и мой взор случайно упал на недописанное письмо у него на столе. Я не собирался читать его, лишь скользнул взглядом по конверту… и оторопел, увидев, что адресовано оно какой-то Маргарет Вэлшир, в одну из самых престижных и дорогих частных женских школ Нью-Йорка.

Рядом лежало письмо от этой Маргарет. Тут любопытство во мне взяло верх над воспитанием. Я никак не мог уразуметь, какого черта девушка, учащаяся в дорогой светской школе, переписывается с простым боксером. Пробежав глазами две строчки, я обалдел и уже не смог оторваться от письма; я жадно прочитал его от первой до последней буквы. Отложил и тотчас схватил лежавшее рядом письмо, адресованное Майку.

Не успел я дочитать его до конца, как в комнату вошли Майк и Гэнлон. Глаза Бреннона вспыхнули, но прежде, чем он успел что-либо сказать, я сам набросился на него с оскорблениями, которые, в общем-то, мне не свойственны.

— Идиот! — заорал я. — Болван! Вот, значит, из-за чего ты уродуешь себя!

— Какого черта ты копаешься в моих личных письмах? — задыхаясь от гнева, прохрипел Майк.

— Я не собираюсь вести с тобой дискуссии по этикету, — не унимался я. — Можешь потом дух из меня вышибить, но сначала я скажу все, что думаю! Ты, значит, содержишь какую-то девчонку в одной из самых дорогих школ страны? Это частный университет! Что же это за женщина, которая позволяет тебе проходить через мясорубку? Хотел бы я, чтоб она посмотрела на твою изуродованную рожу. Пока она там прохлаждается в самой дорогой из всех известных школ, ты подставляешь башку и тело под камнедробильные молоты, харкаешь кровью!.. И все из-за какой-то…

— Заткнись! — проревел Бреннон, бледный, трясущийся от ярости.

Он наклонился над столом, оперся о него кулаками. Костяшки пальцев побелели, а ножки стола, казалось, вот-вот не выдержат напряжения и сломаются одна за другой.

Теперь Бреннон заговорил более спокойно:

— Знай же, Стив: да, это она. Она, та, что заставляет меня вновь и вновь выходить на ринг, вставать после ударов и снова бросаться в бой. Она — единственная девушка, которую я любил в своей жизни, которую люблю и буду любить всегда. Выслушай меня. Знаешь ли ты, как одинок ребенок, у которого в целом мире нет ни одного человека, кого он бы полюбил? В приюте, где я жил, работали добрые, сердечные люди, но нас было слишком много. Основы начального образования они мне дали, и это все. Выйдя из приюта, я оказался в еще худшем мире. Мне пришлось вкалывать до седьмого пота, голодать, драться, учиться обманывать. Все, что у меня есть, я отвоевал у жизни, зубами вырвал. Ты говоришь, что я лучше образован, чем большинство боксеров. Возможно. Но и это мне пришлось выбивать из жизни. Несмотря на все сложности, я одолел среднюю школу, плюс к этому я прочел все книги, которые мне удалось выпросить, украсть или взять в библиотеке. Не раз я отказывал себе в куске хлеба, чтобы купить книгу. На ринг меня выбросило после того, как я потерпел поражение во всех других начинаниях. Зато в пьяных драках равных мне не было. В тот вечер, когда ты пришел ко мне с предложением, я твердо решил уйти из бокса. С тех пор меня несло по течению жизни. И вот в одном из небольших городков в Аризоне я встретил ее — Маргарет Вэлшир.

Ты говоришь — бедность. Кто-кто, а она тоже знала о нищете не понаслышке, работала до потери сознания, до кровавых мозолей на руках — она была посудомойкой в придорожном кафе. Но что-то отличало ее от большинства людей, влачащих такое существование, как, наверно, и меня. Может быть, что-то было вложено в нас от рождения, вот только судьба распорядилась иначе. А Маргарет — она уж точно была рождена для шелков и бархата, а не для жирной посуды, едкого порошка и грязных столов. Я полюбил ее, она — меня. Как-то она поведала мне свои сокровенные, несбыточные — как она считала — мечты. Впрочем, какая девушка не мечтает о хорошем гардеробе, приятном обществе? У Маргарет к этому набору добавлялась мечта получить хорошее образование.

Что я, по-вашему, должен был делать? Забрать ее из кафе, чтобы обречь на никчемную жизнь жены работяги-неудачника, у которого нет ни профессии, ни связей? Вот я и решил вернуться в бокс. Как только это стало возможно, я отдал ее в хорошую школу. Посылал ей достаточно денег, чтобы она жила не хуже других девушек в том обществе. Помимо этого, я скопил кое-что на тот день, когда она закончит учебу, я уйду с ринга, мы поженимся, начнем свое дело — заживем жизнью, в которой не будет грязной работы и нищеты. Бедность — вот причина большинства преступлений, жестокости и страданий. Из-за бедности у меня не было своего дома, семьи, братьев и сестер, как у нормальных людей. Сам знаешь, как бывает в трущобных кварталах: люди рожают больше детей, чем могут прокормить и воспитать. Мои родители оставили меня на ступеньках приюта с запиской: «Мальчик рожден в законном браке. Мы любим его, но не сможем прокормить. Назовите его Майклом Бренноном».

В маленьком городке бедность ничуть не менее жестока, чем в большом городе. В той дыре, где жила Маргарет, не было даже приюта. И что? Она выросла, но все, что ей светило в жизни, — это грязная посуда да похабные шутки проезжих клиентов. Именно воспоминания о ней, о моей Маргарет, о ее тонких, изящных, но покрытых мозолями руках помогали мне выстоять, когда мир превращался в кровавую пелену, рассекаемую лишь белыми вспышками чудовищных ударов, крушащих мое тело и сотрясающих мозг. Только мысль о ней заставляла меня подниматься с пола, чтобы вновь и вновь идти в атаку, к победе, бить и бить человека, которого я подчас уже даже не видел. И пока она ждет меня, мой свет в конце туннеля, моя Маргарет, — до тех пор нет на земле человека, способного нокаутировать меня!