Читать книгу "Перстень без камня - Анна Китаева"

Дядюшка Зайн и матушка Зайн жили в ветхом и скособоченном сарайчике, к которому вела одна из множества тропок, и считались обитателями верхнего Бедельти. Но, само собой, никто приезжий у них никогда не останавливался. Так что они очень удивились, когда кто-то постучал в дверь, выходившую прямо на улицу, — если это, конечно, можно было назвать улицей, — потому что ограда вокруг сарая, которая прежде обозначала двор, недавно рухнула, а дядюшка Зайн ее так и не починил.

— Не открывай, — проворчал дядюшка. — Постучат и уйдут.

Но матушка Зайн с кряхтением поднялась, взяла со стола лампу-коптилку и подошла к двери.

— Здравствуйте, — сказала девушка. — Я погощу немного у вас, можно?

В темноте только и видно было, что она молода, но ни черт лица, ни одежды девушки разглядеть было нельзя.

— Хорошо, — растерянно ответила матушка Зайн и впустила гостью. — Только у нас и гостить-то негде. Это же сарай, а не дом. Вы, видать, ошиблись, сударыня. Вы только не пугайтесь, мы люди бедные, но честные, и ничего плохого вам не сделаем. Вот, муж мой сейчас встанет с лежанки и проводит вас, куда надо.

— Не волнуйтесь, — улыбнулась девушка. — Я у вас только переночую сегодня. Этого будет достаточно. Вы дальше сами справитесь, я знаю.

Матушка Зайн растерялась окончательно. Во-первых, она совершенно не понимала, о чем толкует гостья. Во-вторых… во-вторых, она вдруг поняла, что ей вовсе не хочется, чтобы девушка уходила.

— Хорошо, — сказала она снова. — У нас есть еще одна лежанка. На ней спала наша дочь Кати. Да вот только потерялась она год назад, как раз на весенний карнавал. Мы сперва надеялись, что она осенью объявится, а теперь уж совсем надежду потеряли. Так что вы ночуйте, нам урона не будет. Ой, простите, что это я бормочу? Не слушайте меня, дуру старую!

Матушка Зайн чуть не расплакалась, но девушка улыбнулась ей, протянула руку и легонько погладила старую женщину по голове.

— Все будет хорошо, матушка Зайн, — убежденно сказала она. — И дочка ваша вернется.

Обернулась и повторила те же слова:

— Все будет хорошо, дядюшка Зайн.

Дядюшка вдруг почувствовал что-то необычное. Что-то, чего не чувствовал очень давно, так что даже забыл, как это называется. От смущения он откашлялся и спросил неловко:

— А вас… а вас как зовут, сударыня?

— Я в семье третья, — улыбнулась гостья. — Зовите меня Трина.

Глава вторая Лодка с упряжкой тюляк

В свое первое утро на архипелаге Тильдинна Брайзен-Фаулен проснулась перед рассветом, хотя легли они заполночь. Ее супруг мирно посапывал на ложе, выставив из-под одеяла пятки. Тильдинну разбудила вполне житейская причина — за ужином они пили белое игристое вино, и теперь молодой женщине понадобилось на горшок.

Ночная ваза обнаружилась под кроватью. Увы, снятая молодоженами за большие деньги комната была слишком маленькой, уединиться в ней было негде. Недовольно надув губки, Тиль некоторое время топталась с неудобосказуемым предметом в руке посреди апартаментов, затем представила себя со стороны — и рассмеялась. Хихикая, она уселась на горшок прямо там, где стояла. Плиссированная юбка ночного платья расстелилась вокруг женщины, словно венчик цветка, и скрыла под собой все. Только радостное журчание выдавало Тильдинну. Но Вальерд спал сном здорового человека с чистой совестью, а больше в комнате никого не было.

Вернув ночную вазу на место, Тиль обнаружила, что спать ей расхотелось. Поиски горшка, затем места, куда с ним приткнуться, затем волнение, как бы не разбудить мужа, — все это перебило сон. К тому же ночь закончилась, и серые предрассветные сумерки стремительно светлели. За окном проснулась и запела какая-то птаха — сперва неуверенно спросонья, затем все громче.

Тильдинна Брайзен-Фаулен, богатая горожанка, привыкла спать долго. Раз уж она поднялась до рассвета — так пусть это будет приключение. Тиль встряхнула Вальерда за плечо. Муж, не просыпаясь, заулыбался и заплямкал губами, возмутив Тиль до глубины души.

— Как ты можешь спать, Валь! — воскликнула она с негодованием. — Мы на архипелаге Трех ветров, здесь все не такое, как у нас — а ты спишь?!

— Сейчас я встану, сударь наставник, — пробормотал Вальерд. — Сию минуточку. Уже встаю… А?! Что?! Где…

Он вскочил с постели с колотящимся сердцем. Произошло что-то ужасное, непоправимое.

— Ты принял меня за мужчину, — горько сообщила ему молодая жена. — Как ты мог, Валь? Ты совсем, совсем меня не любишь.

В уголках ее прекрасных глаз набухли слезинки. Не так представлял себе это утро сударь Брайзен-Фаулен, в высшей степени не так. Но, может быть, милость супруги еще можно вернуть?

— Ах, Тиль, — сказал он как можно более проникновенно, — ну что за глупости! Я люблю тебя всей душой. Иди ко мне, дорогая, я докажу тебе свою любовь.

Увы и еще раз увы. Тильдинна не только не пожелала рассмотреть его доказательства, но обрушила на склоненную голову Вальерда новые обвинения — в эгоизме, бессердечности, низменности натуры и ограниченности чувств. Короче говоря, когда они выходили из дому, Вальерд был виноват на неделю вперед и прощен лишь условно. Условием было немедленное и беспрекословное подчинение всем желаниям супруги.

— И чего ты желаешь, Тиль? — покорно спросил Вальерд, кутаясь в плащ и дрожа на ветру. — Еще не работают ни магазины, ни лавки, ни рестораны, ни закусочные. Никакие увеселительные заведения. Слишком рано для… для всего.

Он подавил судорожный зевок.

Тильдинна огляделась. Вчера вечером она была взбудоражена самим фактом прибытия на острова, и от волнения воспринимала окружающее какими-то цветными пятнами. Здесь все было чрезмерно красочным, как в театре. Золотистые вершины гор, подсвеченные уходящим солнцем. Голубая вода внутренней бухты, ставшая лиловой в сумерках. Даже ночь оказалась слишком черной, а среди черноты преувеличенно ярко сверкала россыпь огней на склонах — городок Бедельти. Шум ветра, запах моря, крики чаек — все, буквально все было непохоже на сдержанный и неяркий родной континент и сбивало женщину с толку.

Сегодня утром остров оказался проще и понятнее. Светлые, бледные краски предрассветного мира манили чистотой. Силуэт горы был словно начерчен мелками на туманно-матовом стекле небес. Вдали и внизу море переливалось мягкими акварельными полутонами. Через пяток домов от того, где молодожены сняли жилье на время праздника, улица оборачивалась тропинкой — а та ускользала вниз, разматываясь, словно клубок бечевы.

— Нам туда, — решительно сказала Тильдинна и, не дожидаясь Вальерда, направилась по дорожке.

* * *

В отличие от супругов Брайзен-Фаулен, дядюшка Зайн привык всегда вставать рано. А в этот день он поднялся даже раньше обычного. Вчерашняя гостья еще спала. В предутреннем свете дядюшка едва различил ее фигуру под покрывалом, и странным образом у него потеплело на сердце. Глядишь, и впрямь возвратится пропавшая год назад Кати. Рассудок говорил, что это вряд ли — но вопреки рассудку к Зайну вернулась надежда и грела его душу.