Читать книгу "Излом зла - Василий Головачев"

– Вы с ума сошли, Соболев! Откуда у вас эти сведения? За неделю такого объема данных собрать невозможно!

Матвей кивнул, вполне понимая Бориса Ивановича, но даже ему он не мог сказать всей правды. Или хотя бы части правды. Полковник был сугубо военным человеком, опиравшимся на здравый смысл, и слыхом не слыхивал о каких-то там Монархах Тьмы и вообще о существовании Внутреннего Круга. Вряд ли он правильно воспринял бы и откровения подчиненного насчет происхождения человечества от рода Блаттоптера сапиенс – тараканов разумных.

– Как я это преподнесу генералу? – продолжал Ивакин, не дождавшись ответа Соболева. – Он же меня сразу отправит к психиатру.

– Авось не отправит, – сказал Матвей философски. – Часть сведений у вас и так лежит в компьютере, кое о чем вы догадываетесь, а остальное – логическое завершение расследования. Что касается сроков, то мне помогали.

– Кто, если не секрет?

– Сами подозреваемые.

Матвей выдержал пронзительно-недоверчивый взгляд Бориса Ивановича, усмехнулся.

– Не пугайтесь, полковник. Когда-нибудь вы все узнаете, а пока примите все как есть. И очень вас прошу – поберегитесь. В скором времени вас попробуют убрать, причем с помощью тех самых «болевиков», что были похищены из «Арсенала». Будьте начеку.

– Откуда вы знаете?

– Знаю. – И в голосе Матвея прозвучала такая твердая, непрошибаемая уверенность, что Ивакин проглотил все иронические замечания и вопросы.

– Вы предлагаете…

– Действовать, – закончил Матвей. – Время не ждет. Понадоблюсь – звоните по сотовому, домой на квартиру звоните только в крайнем случае, не нравится мне та линия.

Он заглянул в дверной «глазок», представлявший собой окуляр перископной системы, никого в коридоре и на лестничной площадке не обнаружил и вышел, оставив растерянного, ошеломленного масштабом предполагаемых событий полковника военной контрразведки.

Глава 4ЗНАКОМСТВО «ВОЛКОДАВОВ»

Для концентрации сознания Василий Балуев не часто пользовался всеми девятью уровнями медитации, не было особых оснований, хотя в жизни перехватчика-«волкодава», подчиненного дерганому ритму жизни Управления специальных операций ФСБ, опасностей хватало. Но сегодня его почему-то потянуло пройтись по всем ступеням сюгэндо, в результате чего, достигнув «будущего» и увидев себя в «прошлом», то есть настоящем для медитирующего, Василий оценил свои нынешние решения как неправильные, что его ошеломило, и пришел к выводу, что ему стоит ждать каких-то необычных встреч.

Выйдя из состояния самадхи, Василий некоторое время размышлял над своими ощущениями, однако, будучи человеком действия, а не мысли, предоставил судьбе играть с ним по ее правилам и занялся тренингом, чему каждый день уделял не менее полутора часов для поддержания необходимой физической и психической формы.

Рукопашным боем Вася занимался уже почти четверть века, начав Путь воина в додзё карате и закончив школу Куки-Синдэн-рю-Хаппо Хи-Кэн (тайное искусство владения оружием). В семнадцать-восемнадцать лет он обратился к айкидо, а став слушателем Высшей школы КГБ, впоследствии ФСК и ФСБ, увлекся русбоем, проповедующим стиль реального боя в условиях, максимально приближенных к жизни. Но все же основную закалку дала Балуеву школа ниндзюцу, которую он одолел на Дальнем Востоке, под Приморском, где с трехлетнего возраста прожил одиннадцать лет (отец был офицером-ракетчиком и служил в зенитно-ракетных войсках), под руководством японского мастера Хатсуми, владевшего стилем тогакурэ-рю («спрятанное за дверью»). Василий и впоследствии, уже работая в бригаде спецопераций под руководством опытнейшего «волкодава» Люцканова, а потом Первухина, продолжал заниматься постоянно изменяющимися приемами борьбы тогакурэ-рю-ниндзюцу, с помощью которых без особого напряжения можно было справиться с каждым новшеством в технике атак. В основе этих приемов лежало понимание поведения человека в тех или иных ситуациях, знание человеческого тела и его возможности вне зависимости от времени. Это давало возможность намного расширить узкие границы ориентированных на конкретные времена технических приемов борьбы, потому что методы ниндзюцу учитывали все естественные физические и эмоциональные особенности человека.

Искусство ниндзюцу вообще развивалось не как самоцель, средство для получения спортивного титула или символического поощрения в виде цветного пояса. Оно представляет скорее систему эффективных способов для достижения тех или иных целей личности с минимумом опасности, что заложено даже в названии борьбы – ниндзюцу. Иероглиф «нин» имеет два ряда значений: выносливость, упорство, терпение, стойкость, и второй ряд – тайный, незаметный скрытный, а иероглиф «дзя» переводится как личность, индивидуум. Таким образом, ниндзюцу – это искусство тайных действий с учетом вышеназванных категорий, подразделяемое на два уровня: бу-дзюцу – искусство воина (низший уровень) и хей-хо – стратегия боя (высший уровень). Василию удалось овладеть обоими и стать мастером ниндзюцу – мэйдзином, для которого не существовало тайн ни в одном виде рукопашного боя.

Конечно, он не стал «японцем» – по ощущению мира, но воспитан был все-таки в традициях ниндзюцу и не только довел до совершенства искусство воина, но и по большому счету достиг гармонического отражения окружающей действительности, в основе которого лежало интуитивное ощущение опасности на уровне рефлексов, тонких движений полей и излучений.

Сущность каждодневных тренировок для Балуева состояла не столько в освоении или повторении присущих ниндзюцу приемов боя, сколько в становлении и развитии в сознании тех ощущений, которые вызывает их применение. Как известно, в естественных условиях – улица, двор, метро, магазин, коридор, комната и тому подобное – ближний бой подразумевает применение любых подручных средств: палки, камня, гвоздя, булавки, осколка стекла, доски, веревки, пуговицы, скрепки, даже ассигнации, – и тренировка владения этими предметами скорее вырабатывает ощущение всеобъемлющей системы защиты. Поэтому большую часть времени тренинга Василия занимала именно эта специфичная система владения «полезными деталями».

Начав тренировку в шесть утра, он закончил ее в половине восьмого эффектным прыжком через кресло и броском остро заточенного карандаша в глаз идола для тренировок, стоящего в углу комнаты. Попал. Бесшумно приземлился с перекатом и пошел в душ. Уже вытираясь махровым полотенцем, услышал телефонный звонок, взял трубку аппарата и услышал голос Первухина (генерал лично курировал сборы группы перехвата, отправляемой в Чечню, в которую входил и Балуев):

– В десять быть на базе. Без опозданий.

– Слушаюсь, – ответил Василий, не испытывая ни особой озабоченности, ни особых переживаний по поводу того, что ему предстояло выполнить.

И в это время он почувствовал некий внутренний холодок, словно кто-то заглянул в него, как птица в открытую форточку, и в комнату влетел свежий ветерок. А через секунду тихо звякнул входной колокольчик.

Хмыкнув про себя с недоумением: гостей Василий не ждал, квартира принадлежала ФСБ, и прийти к нему мог разве что сам Первухин или в крайнем случае командир подразделения полковник Смирнов, – он открыл дверь и вздрогнул, встретив взгляд голубых глаз позвонившего. У него даже заныло под ложечкой и защипало в глазах. Взгляд молодого человека (лет двадцать семь – двадцать восемь, ровесник, надо полагать) был необычайно глубоким, серьезным, хотя и не без иронии, спокойным и понимающим, таящим недюжинную скрытую силу. Незнакомец знал и видел так много, что Василий невольно поежился. Такого лица, дышащего внутренним, просветленным покоем, бесконечно уверенного, воспринимающего и отражающего действительность как зеркало, Балуев еще ни у кого не видел. И понял, что перед ним мастер, достигший совершенства в воинских искусствах, воплотивший в жизнь формулу Гуань-Инь-цзы[3]: будь текуч, как вода, покоен, как зеркало, отзывчив, как эхо, и невозмутим, как тишина. А еще Василию показалось, что он уже где-то видел это лицо, может быть, в снах, может, наяву.