Читать книгу "Убивая Еву: это случится не завтра - Люк Дженнингс"

– За нами наблюдают? Нас слушают? Записывают?

– Уверена, что нет.

– Полагаю, речь пойдет… Господи, этому печенью уже, наверное, год.

– Главное правило, – говорит Ева. – Если соврете, станете увиливать или динамить, сделка отменяется.

– Справедливо. – Он наливает воду в чайник. – Молоко и один сахар?

– Вы слышали, что я только что сказала?

– Миссис Поластри. Ева. Я уже десять с лишним лет провожу тактические допросы. Мне известны правила.

– Прекрасно. Тогда начнем с самого начала. Как они вышли на вас?

Крэйдл зевает, неторопливо прикрывая рот рукой.

– Мы были в отпуске, года три назад. Теннисный лагерь под Малагой. Там жила еще одна пара, из Голландии, и мы с Пенни стали регулярно с ними играть. Они сказали, что их зовут Рем и Гайте Баккер и что приехали они из Делфта, где он занимается консалтингом в области ИТ, а она – рентгенолог. Сейчас я сомневаюсь, что это правда, но в то время у меня не было оснований им не верить, и мы стали квазидрузьями, как это бывает в отпуске. Вместе ходили обедать и все такое. Как-то раз вечером Гайте, Пенни и еще несколько жен устроили девичник – фламенко, сангрия и вот это вот всё, а мы с Ремом отправились в город посидеть в баре. Немного поболтали о спорте – Рем был большим фаном Федерера[13], а потом заговорили о политике.

– Кем вы назвались по профессии?

– Я выдал ему стандартную, без конкретики байку о Хоум-офисе. Ну и, конечно же, после этого мы некоторое время обсуждали иммиграционные проблемы[14]. Впрочем, с разговорами о политике он не особо давил. Кажется, вечер закончился беседой о винах, а в этом он оказался просто экспертом. В общем, это был один из тех приятных жизнеутверждающих вечеров, которые порой случаются на отдыхе.

– А потом?

– А потом – через месяц после нашего возвращения – Рем прислал мне имейл. Он приехал на пару дней в Лондон и хотел познакомить меня со своим другом. Идея состояла в том, что мы втроем встретимся в одном винном клубе на Пэлл-Мэлле, где состоит его друг, и продегустируем редкие коллекционные вина. Помнится, он упомянул «Ришбур» и «Эшезо», от которых я со своим жалованьем в Темз-хаусе (хоть я и замначальника секции) обычно держусь на солидном расстоянии. Так что вы сказали добавить – молоко и сахар?

– Просто чай. И как же вы отнеслись к тому, что он вновь хочет общаться, да еще в подобном формате?

– Помню, я еще подумал, что для англичанина это несколько выходит за границы приличий. Одно дело – выпить в баре на отдыхе и совсем другое – искать продолжения знакомства, пусть мы и дежурно обменялись электронными адресами. В то же время, надо сознаться, мне пришло в голову, что я рискую упустить шанс хоть раз в жизни попробовать настоящее классическое бургундское, и я ответил, что приду.

– Другими словами, они вами безупречно сманипулировали.

– Типа того, – ответил Крэйдл, протягивая Еве кружку. – Но должен сказать, я не пожалел, что пошел.

– Что там оказался за друг?

– Русский, Сергей. Молодой парень, около тридцати, невероятно элегантный. Костюм от «Бриони», безупречный английский, превосходное французское произношение в разговоре с сомелье, само обаяние. А на столе – я не поверил глазам – три бокала и бутылка «ДРК».

– А если человеческим языком?

– «Домен Романе Конти». Самое тонкое, редкое и, несомненно, самое дорогое в мире из красных бургундских вин. Та бутылка была урожая 1988 года, в розницу стоит двенадцать штук. Я чуть в обморок не упал.

– Значит, это ваша цена? Шанс угоститься дорогим вином?

– Не судите столь категорично, Ева, вам не идет. Нет, это не моя цена. Это просто дружеский жест. И пусть вино и было хорошим (а если я говорю «хорошим», это значит реально высокий класс), я не чувствовал себя скомпрометированным ни на йоту. При обычном раскладе я бы сердечно поблагодарил Рема и Сергея, пожал бы им руки, и мы бы больше не встретились.

– Стало быть, расклад оказался необычным. Чем же?

– Нашей беседой. Ту глубину, с которой Сергей – если это, конечно, его настоящее имя – владел вопросами международной стратегии, редко встретишь за пределами лучших аналитических центров и высших правительственных кругов. Когда перед тобой раскладывают по полочкам сложнейшие проблемы, ты поневоле слушаешь.

– Похоже, он прекрасно знал, кто вы такой.

– Мне это стало очевидно уже через пару минут после начала разговора. Я не сомневался, что они с Ремом – крупные фигуры в мире разведки. Все шло очень гладко, и мне было любопытно, что именно они предложат.

– Вы знали, что последует предложение?

– То или иное. Но они не акцентировались на деньгах, и… в общем, хотите верьте, хотите нет, дело вообще было не в этом. То есть не в деньгах. Дело было в идее.

– В идее, как же, – отрезала Ева. – Вы хотите сказать, что апартаменты на юге Франции или яхты с загорающими двадцатилетними сербскими инструкторшами по фитнесу – все это не имеет отношения к деньгам? Что речь идет об убеждениях?

– Как я уже сказал – хотите верьте, хотите нет.

– А кто такой Тони Кент?

– Понятия не имею.

– Закулисный посредник. В сущности, он вам и платил, хотя следы заметал весьма старательно.

– Вам виднее.

– Вы уверены? Подумайте еще раз. Тони Кент.

– Абсолютно уверен. Меня не посвящали ни в какие детали. Не называли никаких имен, даю вам слово.

– И вы хотите сказать, что поверили в это самое их дело? Серьезно?

– Ева, выслушайте меня, прошу. И вы знаете, и я знаю, что мир катится к чертям. Европа рушится, Штатами руководит имбецил, а исламский юг в поясе шахида движется на север. Центр не справляется. На сегодняшний день мы облажались.

– Это вы так видите.

– Это то, как обстоят дела, точка. Мне можно возразить: мол, проигрыш Запада – выигрыш Востока, мол, пока мы тут горим, они греют руки. Но в долгосрочной перспективе все иначе. Наши проблемы рано или поздно становятся их проблемами. Единственный способ добиться хоть какой-то стабильности, единственный способ выжить – сотрудничество главных держав. Речь не просто о торговых соглашениях или политических альянсах, а о том, чтобы все они дружно и энергично взялись за утверждение и защиту наших ценностей.

– А если конкретнее, что это за ценности?

Он подается вперед. Твердо глядит ей в глаза.

– Ева, послушайте. Мы здесь одни. Никто за нами не следит, никто не подслушивает, всем по фиг, о чем мы тут беседуем. Поэтому я прошу: одумайтесь. Вы можете встать на сторону будущего, а можете зациклиться на сгоревших обломках прошлого.