Читать книгу "Ничего не говори - Брэд Паркс"

– Что-нибудь случилось? – спросила мисс Сюзан.

– Вечером у них поднялась температура, – ответила Элисон, – с ними сегодня побудет моя мать.

– Ну что же, надеюсь, им скоро станет лучше, – сказала Сюзан.

– Да. Спасибо вам. А теперь нам пора.

Спасаясь бегством, мы быстро вышли на парковку. Все это время Элисон старательно подавляла рвущиеся наружу рыдания. Я подошел к ней и обнял за плечи. Она бросила на меня косой взгляд.

– Иди спокойно, – произнесла она сквозь зубы, – и не устраивай сцен.

Все это время она шла спиной ко входу. Даже если мисс Сюзан и наблюдала за нами в окно, то все равно ничего бы не увидела.

Я не был уверен, что это еще имело какое-то значение. Устроить такое представление было под силу только тем, кто окончательно потерял всякий разум.

Глава 8

Как только мы сели каждый в свой автомобиль и отъехали от парковки, мне позвонила Элисон.

– Это была не я, – сказала она, – я не забирала вчера детей.

– Да, я знаю.

– Не могу поверить, что они просто так запрыгнули в машину к совершенно незнакомому человеку. Они что, в самом деле ничего не заметили?

– Это был обычный день, в том, что их забирают из школы, не было ничего особенного, – попытался возразить я, – у них не было повода быть настороже.

– Но ведь это… дикость какая-то. Я… – в этот момент у Элисон перехватило дыхание, она умолкла, а потом резко выдохнула. – Я не знаю, смогу ли это выдержать.

Я подумал, что, возможно, тоже не смогу. Но момент для того, чтобы это признать, был неподходящий. Мне всегда казалось, что одно из неписаных правил поведения родителей гласит, что отец и мать не должны одновременно паниковать – только по очереди.

– Представляешь, что они там подумали – что мы окончательно выжили из ума. «Эй, не знаете, случайно, кто вчера забрал наших детей? Мы такие плохие родители, никак не можем выяснить». – «Вы же и забрали. Совсем чокнулись»

– Это да. Они точно решили, что мы спятили, – сказал я, – но, честно говоря, у нас сейчас заботы и поважнее.

– Я знаю, – тихо сказала жена, – знаю.

Я повернул налево и направился на юг по трассе 17, четырехполосному шоссе, по обеим сторонам которого мелькали нескончаемой вереницей рестораны фастфуда и сетевые отели, торговые центры и банки, автомастерские и заправки – безвкусные декорации великой американской коммерции.

– Ладно, поезжай на работу, – сказала она. – Сразу сообщи, когда дети будут с тобой, договорились?

– Ну конечно. Не волнуйся, ничего не предпринимай. Скоро все закончится.

Мы попрощались. Когда я проехал по мосту Коулмен Бридж через реку Йорк и въехал на федеральную трассу 64, телефон зазвонил вновь. Я подумал, что это опять Элисон, но вместо этого увидел на экране фамилию Франклина.

Сенатор Блейк Франклин пятнадцать лет был моим начальником. Хотя нет, не просто начальником. Он был для меня наставником, сторонником, вдохновителем, мучителем и маниакальным пристрастием. Он принадлежал к тому редкому типу людей, которые повторяют, что ты замечательный, но каждый раз добавляют, что ты можешь стать еще лучше. Что бы он мне ни сказал, я верил всему. Занимаемые мной при нем должности становились все внушительнее, вместе с ними росла и мера ответственности, а выполнение обязанностей отнимало все больше времени. Обычно я приезжал в офис к шести утра и редко уезжал домой раньше восьми вечера, и при этом убеждал себя, что мне это только в радость. Мне отчаянно хотелось ему нравиться.

А потом, пять лет назад, наступил тот самый день, более известный, как Инцидент. У Блейка была назначена пресс-конференция, на которой он должен был объявить решение по поводу нашумевшего законопроекта, регулирующего ношение оружия, – между собой мы называли его Актом о правах и ответственности.

Законопроект, как нам казалось, был составлен очень логично и отвечал интересам обеих сторон. Он прямо признавал, что Вторая поправка гарантирует право на владение личным оружием, закрепляя недавнее постановление Верховного суда по данному вопросу, которое было огромной уступкой оружейному лобби. Он подспудно объявлял вне закона попытки ограничить количество оружия, которым может владеть один человек, – еще один поклон в сторону законопослушных граждан, которые просто хотели, чтобы противостояние тирании правительства не было голословным. С другой стороны, он предписывал гораздо более пристальную проверку данных о покупателях и предлагал другие разумные меры, призванные пресечь доступ к оружию преступникам и людям, склонным к психическим расстройствам и домашнему насилию.

Я работал над этим документом как одержимый, устраняя малейшие несовершенства, доводя до блеска. Сразу несколько вариантов этого билля были переданы на Капитолийский холм, и он, похоже, пользовался в обеих палатах поддержкой, вполне достаточной для его одобрения. Я гордился тем, что стоял за спиной у Блейка, когда он его представлял.

А потом какой-то псих – как раз из тех, кому законопроект ограничивал доступ к оружию, – открыл огонь.

Перед тем как его скрутил подоспевший офицер полиции, он сделал восемь выстрелов. Блейк каким-то чудом не пострадал. Семь пуль ударились в ступеньки здания Сената США имени Дирксона, не причинив никому вреда. Восьмая попала мне в грудь с правой стороны.

Позже врач сказал, что мне страшно повезло: пуля вошла под углом, срикошетила от ребер, свернула влево и вышла под мышкой. Стоило ей пройти навылет, у меня были бы большие проблемы, свернуть направо – и я наверняка был бы мертв.

Как бы там ни было, она вырвала приличный кусок моей плоти, захватив иллюзии по поводу человеческой неуязвимости. Говорят, что человек, столкнувшись со смертью, пересматривает свои жизненные приоритеты. Это, конечно, избитая истина, но недаром ее повторяют все – так и есть. Впечатление от этого выстрела было гораздо глубже оставленного им шрама.

И конечно, она только подтвердила то, что однажды сказал мне покойный отец: ни один человек, лежа на смертном одре, еще не пожалел, что так мало времени посвящал работе. Близнецы тогда только отпраздновали свой первый день рождения, и в ярком свете послеоперационной палаты я вдруг отчетливо увидел, что, работая по четырнадцать часов в сутки, потерял целый год. Безусловно, если бы пуля взяла другое направление, отца близнецы потеряли бы навсегда. Но я лишил их присутствия второго родителя задолго до того выстрела.

Я понял, что если продолжу работать с сенатором Франклином, в моей жизни ничего не изменится. Когда я сообщил Элисон, что хочу уйти – к тому времени я даже еще не отошел от наркоза после операции, – она заплакала от радости.

Два дня спустя, прямо на больничной койке, я написал от руки заявление об отставке и передал его Блейку. Он отнесся к моему решению с удивительным пониманием. Значительную роль в этом, несомненно, сыграло чувство вины, ведь он прекрасно знал, что пули предназначались ему. Вероятно, помогло и то, что он был крестным отцом Эммы, да и наверху ему тоже сказали, что для меня и моей семьи так будет лучше.